Лучший аргумент против демократии — пятиминутная беседа со средним избирателем
Сэр Уинстон Черчилль
Итак, все договорились: «Единая Россия» меняет голоса 30 % имеющих право голоса на больше половины думских мандатов. «Единая Россия» согласилась со своим поражением, которое называет победой. Все должны быть довольны, но все почему-то недовольны, в том числе сами едросы. По данным ЦИрК…
То, что ПЖиВ превратила выборы в голосование нашего дурдома, а ЦИК — в ЦИрК, не пытается оспаривать почти никто, за исключением, вероятно, Грызлова и Чурова. Это не пытаются делать даже сторонники — платные и бесплатные — партии власти в форумах: преобладают камлания «”Единая Россия” победила!» (как будто это вчера случилось), лепет, что «другие не лучше» (что чистая правда) и напоминания про «лихие 90-е», которые нынешние «стабилизаторы» вспоминают как сладкий сон: все они вышли в люди именно в эти самые 90-е — в нулевые они благоразумно закрыли выход в люди для возможных конкурентов. Сурков не пытается, потому что его никто никогда не видел.
Одновременно в воздухе витает мысль, что избиратели в этом балагане совсем не причём. Мысль эта ложна: очень даже причём, в том числе те из них, кто не имеет ни малейшего понятия о своей — весьма деструктивной — роли в настоящей судьбе Отечества. Речь идёт и о тех, кто не ходит на выборы, потому что ему этого не надо никогда, и о тех, кто «хавает что дают», и о тех, кто ходит, потому что «на что-то надеется» (последние надеются на чудо из тех, которых не бывает), и о тех, кто эти выборы бойкотирует. Речь идёт обо всех гражданах России от 18 и старше, не признанных в законном порядке умалишёнными и посему наделёнными — против собственной воли — правом опускать в урну бюллетень. Как сами эти выборы, так и их предыстория, — закономерные последствия такой штуки, как «всеобщее избирательное право», наделяющего каждого, дожившего с Божьей помощью до 18 годов, участием в разделе государственной власти. Власти, о которой — рискну написать — большинство взрослых обитателей России не просто не имеет понятия (это полбеды), а имеет понятия ложные.
Я не случайно определил голосование на выборах как «раздел государственной власти». Выборы, по сути своея, — это продажа парламентской (президентской) власти политическим партиям (кандидатам) в обмен на их программы. Не будет секретом, что партии (кандидаты) — это никакие не представители народа; избиратели не делегируют их из собственных рядов. В большинстве случаев избиратели с трудом представляют себе, что это за люди. Политические партии (кандидаты) — это корпорации профессиональных политиков (их представители), пытающиеся купить голоса в обмен на свои обещания. Голоса сейчас, а исполнение обещаний — после выборов. Долевое домостроительство государственности, так сказать, товарищество на вере. Голоса — это ваучеры реальной власти.
Точно так же избиратели в большинстве своём имеют весьма смутные представления, что на самом деле делают их избранники после продажи им власти в обмен на обещания, какие законодательные инициативы предпринимают, какие поддерживают, а какие — заваливают, чьи (ещё) интересы отстаивают и каких взглядов в свободное от партии время придерживаются. Работа Думы и её депутатов проходит в тени, не в последнюю очередь, потому, что выведение её на свет Божий требует от наделённых «всеобщим и равным» усилий, знаний и времени. До избирателей чаще всего доходят факты популярные, в основном негативные.
Однако, пагубность всеобщего и равного избирательного права не обуславливается особенностями демократии: особенности эти, в конце концов, суть объективные реалии такой штуки, как власть, обезображенные либеральным лицемерием. Всё это присутствует в любом государстве, с парламентом или без, в монархии или в республике: власть — дело сложное и в огромной своей части непубличное. «Широкие слои обчества» имеют, конечно, представление, с проблемами какого масштаба и какой степени риска приходится иметь дело государственным мужам (и жен?м), но имеют в общих чертах. Конкретику некоторых этих проблем среднему избирателю объяснить невозможно: это заняло бы несколько лет учёбы в университете и много лет практической работы, не говоря уже о рождении и воспитании в соответствующей семье. Всеобщее избирательное делает манипуляции с демократическим процессом необходимыми потому, как и кому избиратели продают свои голоса.
В далёком 1996 году после президентских выборов в организации, где я трудился, шёл корпоративный экзит-полл, и одна уважаемая дама произнесла: «А вот я проголосовала за Лебедя! Потому что это такой мужчи-ина…». Говорят, женщины голосуют сердцем; случай 1996 года заставляет слегка усомниться, что именно сердцем. Впрочем, не все же женщины таковы. Да, только избирательное право имеют все.
Вариация голосования по Фрейду чрезвычайно распространена в широких массах рядового электората. Формула его — «мне нравится» такая-то партия или такой-то кандидат. Это «голосование сердцем» в его неискажённом виде. Кому-то нравится эстетика предвыборных материалов — и мысли вон, что это заслуга креативщиков, а не партии. Другим по вкусу отлаженная риторика — депутату вряд ли придётся ворочать мешки, но всё же его работа потребует навыков не меньших, чем труд грузчика. В «лихие 90-е» романтичные свободомыслящие граждане — вполне образованные в большинстве своём — мучительно делали выбор между СПС и «Яблоком», недоумевая, почему «демократы» не договорятся между собой. Они не задавались глупым вопросом, почему не договорятся между собой демократы и республиканцы в США, потому что слышали где-то и как-то, — они же культурные граждане! — что это две принципиально разные партии, а того, что «Яблоко» и СПС — две точно такие же принципиально разные партии, как-то не узрели. Потому что не знали, куда надо зреть, а выбирали между несовместимым (программы этих партий оставались неизменными наборами общих мест), потому что так нравилось их либерально-демократическим сердцам.
Немалая часть русского электората голосует памятью, мечтой о великой стране, которую они то ли потеряли, то ли пытаются где-то приобрести. Имперско-советский молотов-коктейль стал, как кажется, подобием национальной идеи нашего времени. Его эксплуатируют практически все политические силы, по крайней мере, представленные в Думе, а также много-много тех, кто эту Думу видел в гробу. Революционно-консервативный конёк прекрасен тем, что всем доступен и делать с ним можно что угодно: никакой внятной формы он не имеет, и что ни скажи, всё будешь прав. Никакого подлинного реакционного консерватизма или консерватизма «новых правых» в России как политического явления нет — это достояние горстки избранных. Российский «консерватизм» в большинстве случаев имеет садо-мазохистическую природу, добросовестно развившуюся у миллионов людей за три поколения коммунистических измывательств над всеми и каждым, просто по законам природы: человек стремится к радости и находит способ извлекать её в том числе из страданий.
Материалы «Русской народной линии», дугинские ресурсы или «Национальный манифест» доказывают нам без всякого пристрастья необходимость самовластья (их авторов) и прелести кнута; первое не весьма убедительно, зато второе — отчётливо. Автор одного из названных документов в своём блоге честно и точно выразил суть и цель такого рода политики: «нам ВСЯ власть нужна». Лузеры мечтают о мести, войне, крови и смерти, а лузеров среди «понимаешь, россиян» много, и каждый из них имеет всеобщее избирательное. Лузеры не хотят блага — это пожиратели смерти. Они не хотят, чтобы им стало хорошо; они хотят, чтобы успешным и счастливым стало плохо. Лузеры от «православного» коммуно-имперо-национал-патриотизма могут так или иначе составить более половины от голососпособного населения страны. Они способны привести к власти некую гипотетическую политическую силу, которая предложит им в одном флаконе св. Сергия Радонежского, Сталина, Каддафи, Муссолини и Государя Императора впридачу. И «Смерть Америке!» как наступление светлого царства православного советского русского соборного и прочего господства на всей планете. Всё как в сказке для детей: вот отрубим голову змей-горынычу, и будет у нас жизнь-мечта.
Это не гипотеза: Жириновский выиграл думские выборы 1993 года, потому что сказал про мытьё сапог в Индийском океане — тогда перепуганные нормальные избиратели ещё не знали, что такое фрик-технология. В 2000-м Путин, никому не известный дотоле директор ФСБ, с триумфом въехал в Кремль, потому что пообещал «замочить в сортире» — и это была не фрик-технология, он действительно собирался править долго и счастливо. История знает примеры и похуже.
И Народный фронт Испании, и Национал-социалистическая немецкая рабочая партия выиграли выборы в партийной борьбе: они купили голоса лузеров, коих на тот момент в Испании и Германии было много. Особенно интересен пример последней: партия Гитлера не возникла вдруг, не выскочила из ниоткуда, как ЛДПР, а шла к успеху постепенно, от выборов к выборам увеличивая своё представительство, пока, наконец, его не оказалось достаточно, чтобы покончить со всякими выборами. НСДАП никогда не набирала решающего большинства в рейхстаге, но набрала достаточно, чтобы отодвинуть в сторону всех прочих, политических импотентов, не способных ни на какие подлинные решения. Нацизм возник благодаря демократии и победил благодаря демократии; Гитлера привели к власти прусские голосователи сердцем — он был пародией на кайзера. Головорезы в Испании пришли к власти также благодаря демократии: не набери они шаткое большинство в кортесах, они не смогли бы придать своей сатрапии видимость законности.
Когда агитаторы от ПЖиВ пугают народ, что если не будет их манипуляций с допусками партий к выборам, то случится страшное, они имеют объективные резоны так говорить: это ясно из обильной антирасистской и антифашистской риторики из уст Медведева. В России действительно есть предпосылки для прихода к власти эклектиков-радикалов, которые могут купить «всю власть», сыграв на мечте о великой «русско-православной» империи советско-фашистского пошива. Но предпосылки эти есть лишь потому, что люди, склонные голосовать за иррациональных эклектиков, имеют право это делать.
То, что «Единая Россия» — навязанная партия для избирателей-эклектиков, подтверждается её собственным эклектизмом. Либералы называют Путина «ымперцем», «ымперцы» — либералом, а он, вместе со своей партией, вынужден быть всем одновременно, и советским, и антисоветским. Каждый демократический политик должен, если он хочет насладиться властью, уметь понравиться своим избирателям, но в ситуации, отличной от российской, у каждой партии есть некая более-менее внятная адресная аудитория, и степень эклектизма имеет свои рамки дозволенного. В России ни каких рамках речи идти не может, потому что каков электорат, таковы у него и партии. «Единой России» нужно нравиться всем одновременно, и красным, и белым, а это невозможно долго: фальшивку обнаружат обе стороны. Для ПЖиВ этот момент давно наступил, и она вынуждена узурпировать выборный процесс: в случае появления на арене мстителей-эклектиков нынешним элитам светит, в лучшем случае, билет до Лондона в один конец. Любой потенциальный покоритель Кремля отнимет и поделит всё и вся, не из любви к справедливости, а из любви к деньгам. Кроме того, ему придётся сохранять лицо «борца с кремлёвскими олигархами».
Опасность реставрации социалистической чумы — в коммунистической или иной форме — будет сохраняться и впредь, ещё довольно долго; излечение от комплекса утраченного могущества — дело поколений. Предотвращение угрозы требует покончить со всеобщим избирательным, причём не на время, а навсегда. Право что-то решать в стране не может оставаться в руках у всех и у каждого: избиратель должен обладать какими-то заслугами в этой жизни, а не просто счастьем не умереть в детстве. Выбирать кандидатов на властные должности должны достойные и успешные — те, у кого хватит ума голосовать этим самым умом, а не сердцем. Эта истина была общим местом для всех республик и демократий, от древних Афин и Рима, через средневековые Швейцарию и Новгород вплоть до США и Великобритании XIX века. Нигде и никогда не голосовали все — чаще всего только свободные мужчины, способные воевать. В Новое Время — мужчины, обладавшие титулом или собственностью. Одним словом, люди, составлявшие мощь и конкурентоспособность государства.
Избирательным правом должны обладать все священнослужители с апостольским преемством и все офицеры — как достойные по определению.
Избирательным правом должны обладать собственники — как достойные по статусу. Раздел власти никогда и ни в каком случае не должен попадать в руки к голодранцу или иждивенцу. По этой самой причине получение гражданином какого-либо социального пособия, за исключением пенсии, должно быть препятствием для права голоса.
Избирательным правом должны обладать мужчины и женщины, совершившие или добившиеся в жизни чего-то такого, что бы выделяло их из «широких слоёв масс» — как достойные в силу заслуг.
И всё. Больше никто не должен.
Избирательным правом не должны обладать недостойные. Одна судимость должна навсегда закрывать человеку доступ к избирательной урне. Таком же препятствием должен быть официальный развод.
Избирательным правом не должны обладать молодые и зелёные. В среднестатистическом случае 18 лет — слишком ранний возраст, чтобы что-то понимать в политике. Сто лет назад на 16-летнего смотрели как на мужчину, но сейчас это уже не так: человек юридически считается ребёнком до 18 лет, до самого права выбирать. Избиратель должен быть взрослым в социальном отношении, не учащимся. 25 лет представляются более вероятным возрастным цензом. Право быть избранным куда бы то ни было не должно, как нам кажется, наступать раньше 30.
Ликвидация всеобщего избирательного «права» — порождения Революции с её Равенством и Братством — должна произойти по необходимости. Она должна произойти, если Россия вновь обретёт счастье стать законной монархией, потому что этого требует нравственность законной монархии. И она должна произойти так или иначе, потому что институты, противоречащие природе вещей, не могут существовать вечно: рано или поздно природа вещей берёт своё и очень больно бьёт по лицу. Сохранение всеобщего избирательного противоестественно. Оно разрушает нормальный порядок участия индивида в жизни сообщества, форсируя тем самым процесс дезинтеграции этого сообщества и его децивилизации. Кончиться это может лишь тем, что обломки этого сообщества, вместе со всеобщим избирательным, обрушатся на головы его ничего не подозревающих всеобщих избирателей, и событие это переживут далеко не все.
Во втором случае уничтожение зла может не обернуться никаким благом.
