Демократия, в которой мы живём, очень любит всякий внечеловеческий прогресс: цифровизацию, компьютеризацию, телекоммуникацию и т. д. В руководстве обществом наша республика стремится делать ставку на некий «свободный рынок», «права человека», «общемировые ценности», безудержно развивает законотворчество, всевозможные уставы, рекомендации, инструкции и прочие отвлечённые от человека абстракции.
Единственное, с чем ни демократия, ни республика не знают, что делать, — это с самим человеком и порождаемыми им семьями, социальными слоями, национальностями, убеждениями, мировоззрениями, идеологиями, верованиями. Всякий раз, когда демократическая республика сталкивается с личностью и её духовным и интеллектуальным содержанием, она пасует и полагается на свои абстракции.
А. С. Пушкин как-то сказал: «Закон — дерево, не может угодить правде, и поэтому нужно, чтобы один человек был выше всего, выше закона». Человек должен быть выше закона не только потому, что люди являются творцами самих законов, но в значительно большей степени это нужно, потому что те же люди и применяют эти законы в межчеловеческих взаимоотношениях.
Если не обращать внимания на развитие человека, его нравственного мира, то отношения в обществе, несмотря на культ законов, останутся на уровне некоторых народных пословиц: «Законы святы, да исполнители супостаты» или «Что мне законы, когда судьи знакомы?».
Нравственные людские пороки в демократических обществах поражают все его социальные поры, и у республики нет никакого влияния на эти негативные процессы, кроме репрессивных.
Личность и нравственность идеологически изгнаны из демократического пантеона общественных ценностей. Вместо них торжествует мнение большинства, массы или более сильного, или более хитрого.
Демократия и республика не доверяют человеку не только власть в своём обществе, власть единоличную, но и в целом не доверяют самой человеческой личности, стараясь обставить её со всех сторон ограничениями, регламентацией, инструкцией. Демократия видит перед собой только массу и существенный момент общения с людьми видит только в политических выборах.
Единственное средство поставить правду высшей нормой общественной жизни, — утверждал Лев Тихомиров, — состоит в том, чтобы искать её в личности, и внизу, и вверху, ибо закон хорош только по тому, как он применяется, а применение зависит от того, находится ли личность под властью высшей правды.
(Монархическая государственность)
Фикция Верховенства государства
Современные теории права за неимением полноценных самодержавных Государей уже давно перенесли центр тяжести Верховной власти на государство или закон. Так называемая теория верховенства государства (или государственного суверенитета) была очень распространена в начале XX столетия и далее. Эта теория, по сути, есть лишь модернизация идеи народного суверенитета, появившаяся из римского права и развитая в дальнейшем в европейском праве. В римском праве император был лишь уполномоченным народа, был одним из органов республики и только через это получал определённую власть.
В качестве типичного мнения, отстаивающего теорию верховенства государства, можно привести мнение либерального профессора Н. И. Палиенко (1869-1937). Он пишет:
Субъектом и единственным носителем суверенной государственной власти может быть лишь само государство как целое, как юридическая личность, а не тот или другой орган государства, или лицо, или совокупность лиц в государстве. Монарх или народ властвует лишь от имени и во имя государства, в силу законов самого государства…, а не в силу какого-либо личного, собственного права.
(Суверенитет)
Подобного рода цитат из русского или из европейского права можно привести тысячи, и все они будут говорить об отвлечённой юридической конструкции, а не о реальности; не о тех, кто реально владеет Верховной властью в государстве, а о юридических фикциях, прописанных в бумажных законах и теоретических учебниках по праву.
«Так называемая воля государства, — писал профессор и декан юридического факультета Императорского Одесского университета П. Е. Казанский (1866-1947), — есть, обыкновенно, чистейшая фикция. Начать с того, что иметь волю могут действительно только физические личности, что же касается так называемых искусственных или коллективных, к числу которых относятся и государства, то так называемая их воля, обыкновенно, не есть общая воля всех членов, а только воля физических лиц, которые фактически или юридически представляют целое» (Власть Всероссийского Императора).
В государствах, где декларируется воля государства или народная воля, всегда есть политический класс или партийные политиканы, которые и есть та воля, творящая деятельность государства или подменяющая мнение общенародное. По сути, это государства олигархические: либо финансово-олигархические, либо партийно-олигархические.
Единства народной воли почти никогда не существует, — писал Л. А. Тихомиров, — а потому верховная власть в демократическом государстве, как правило, имеет те недостатки (шаткость, переменчивость, неосведомлённость, капризы, слабость), которые в монархии являются как исключение. Единство воли в отдельной личности столь же нормально, как редко и исключительно в массе народа.
(Монархическое государство)
В таких государствах складывается положение, когда декларируемое происхождение власти противоречит реальному положению вещей. Отдельные лица или группа лиц, взявшие власть в таком государстве, прикрываются тезисом, что их власть носит характер представительный и общенародный, на самом же деле Верховная власть в государстве никогда не может принадлежать народу (всей совокупности его населения), а принадлежит либо одному лицу, либо совокупности ограниченного круга лиц.
Вся система партийного представительства и идеи народного суверенитета придуманы для того, чтобы получить неких избранников-делегатов (президента, депутатов и т. д.), для того чтобы сформировать административную, законодательную, а часто и судебную управленческую вертикаль. Без выборов власть демократических государствах как будто бы не существует. На самом деле Верховная власть в государстве не может постоянно формироваться через выборную систему. Реальная верховная власть, кроме случаев, когда её оспаривает в обществе другая сила, есть всегда и не зависит от организации «народных выборов». Этими выборами, скорее, реальная власть манипулирует доверчивыми избирателями, конструируя перед ними систему представительств разных уровней и убеждая, что именно они (избиратели) и есть та Верховная власть, которая управляет государством через своих представителей.
При демократическом представительстве, — писал Л. А. Тихомиров, — задача состоит в том, чтобы из народной воли создать государственное управление… Идея представления чужой воли вообще искусственна и фиктивна, за исключением очень редких случаев. Нормальный же результат этого псевдопредставительства народной воли состоит лишь в том, что оно создаёт властвующий над страной правящий класс, прикрывающийся фикцией народной воли.
(Монархическая государственность)
Государство стало рассматриваться как субъект права лишь в международном праве, где есть межгосударственные отношения.
Фикция Верховенства права и закона в государстве
Другой распространённой правовой фикцией является утверждение о том, что государством управляет верховенство права или закона. Здесь также можно приводить тысячи цитат рассуждающих о теории верховенства закона. Так распространено это мнение.
Мы ограничимся одним из самых типичных. Предоставим слово другому либеральному юридическому корифею: «Суверенитет монарха и суверенитет народа, — говорил С. А. Котляревский (1873-1939), — при всей силе их исторических традиций уступают место тому началу, к которому тяготеет современная культура — верховенству права».
Эту теорию критиковал ещё знаменитый Н. М. Карамзин (1766-1826): «В самом деле, можно ли и какими способами ограничить самовластие в России, не ослабив спасительной Царской власти? Умы лёгкие не затрудняются ответом и говорят: "Можно, надобно только поставить закон выше Государя". Но кому дадим право блюсти неприкосновенность этого закона?»
На этот вопрос нам отвечают, что блюсти закон должны судьи. Но разве институт судейства не давал глубоко отрицательных примеров в этом вопросе? И разве закон, даже такой заглавный, как Основные Законы или Конституция, является таким уж неприкосновенным? Тогда почему законы периодически изменяются людьми?
Государство, как и закон, без живого человека не имеет ни воли, ни силы. Воля и сила есть только у одушевлённых существ — людей. Поэтому когда мы говорим о Верховной власти в государстве, то решаем не чисто теоретическую проблему, а глубоко практический вопрос о власти как о государственной мощи, о праве на силу и возможности её применять.
Несмотря на века поисков юридических конструкций, пытающихся заменить личность Государя как носителя Верховной власти, наиболее естественным олицетворением государства и закона остаётся единоличный её носитель, не связанный никакими договорами ни с богатым меньшинством, ни с сильным количественно большинством.
Но, не будучи в договорных отношениях ни с кем в государстве, именно Государь неразрывно, наследственно связан со всеми жизненными интересами своей страны и своего народа. Наиболее глубокие русские юристы всегда понимали и горячо отстаивали это единство в своих размышлениях о русской власти.
Интересы Верховной власти и интересы государства, — писал профессор П. Е. Казанский, — являются тождественными. Монарху нет надобности стремиться к достижению каких-либо личных или семейных, а в том числе и в особенности денежных интересов. Все надобности его как человека и семьянина во всех отношениях и безусловно обеспечены… Напрасно искали бы мы что-либо подобное в государствах, устроенных республикански.
(Власть Всероссийского Императора)
У другого консервативного идеолога, профессора В. Д. Каткова эта мысль выражена следующими словами: «Ничьи интересы не связаны так неразрывно с интересами всего народа, никто так недоступен подкупам, никто не имеет больше средств знать то, что нужно для управления государством, как Государь… Счастье народа — Его счастье, горе страны — Его горе. Его действия и распоряжения при исключительном Его положении никаких других целей, кроме охраны народных интересов, иметь не могут» (О власти русского Императора и ея недругах).
