2-го декабря 2019 года отошёл ко Господу монархист, старейший клирик Зарубежной Церкви, митрофорный протоиерей Константин Фёдоров.
«Един от Древних...», – наверное, такой эпитет можно было бы приложить к приснопамятному старцу, митрофорному протоиерею Константину Александровичу Фёдорову. Потомок русских дворян первой волны эмиграции, он посвятил свою жизнь служению Богу, Царю и людям.
В 1950-е гг. о. Константин начал своё Церковное служение в качестве иподьякона, а затем и старшего иподьякона у владыки Иоанна (Максимовича). Сохранилась фотография, где Костя, самый высокий среди других мальчиков, стоит рядом с Сан-Францисским владыкой.
С детства о. Константин хорошо рисовал. Ещё в колледже он написал портрет Государыни Императрицы, занявший первое место среди других работ русских эмигрантов. Свой талант впоследствии старец передал и своему сыну.
Начав с живописи, как и следовало ожидать, он впоследствии переключился на иконопись. Батюшка мог очень долго и с любовью рассказывать о своих работах. Как дороги сейчас все эти рассказы. Как не ценили мы их при первой встрече…
«А эту иконочку Царевича Алексия я написал за несколько часов, пока мы летели в самолете». «Это владыка Иоанн – когда я увидел, какую икону написали после его канонизации, то она мне не очень понравилась, и я чуть-чуть поправил лик. Сейчас владыка улыбается – это более верно передаёт его суть».
«А эта икона мне больше всех нравится. На ней изображён владыка Филарет (Вознесенский). Владыка был святым человеком. Я был близок к нему. Мне выпала великая честь принимать последнюю исповедь владыки и потом причастить его. Это было поздно вечером. А наутро мне сообщили, что владыки не стало».
Отец Константин водил нас по домовому храму, по трапезной, показывая свои работы и что-то рассказывая. Потом, утомившись, пошёл в келью, взяв нас с собой:
«Эта икона Казанской Божией Матери была написана мной вот по какому случаю: в Храме-памятнике Св. Владимира в Нью-Джерси, где я служил, мы строили большой двухэтажный храм. Работы ещё не были окончены, и леса частично не были сняты. Окончив всенощное бдение, я услышал крики и плач своих прихожан: мой малолетний сын выбрался на леса, пролез на колокольню, и упал вниз. А следом за ним полетела трёхметровая металлическая балка. "Ну всё, – подумал я, сбегая вниз, – Господь прибрал нашего любимого сыночка. Если он и не разбился в падении – балка довершила свое дело". И вы представляете? Я прибегаю туда, а сын сидит на земле без единой царапины: балка повисла над ним в воздухе, в полуметре, зацепившись за кровлю. Архангел Михаил и Матерь Божия спасли его, после этого я написал эту Казанскую икону Божией Матери».
Рассказывал он и о своей горячо любимой матушке, которая скончалась не так давно. После её кончины батюшка, по воспоминаниям его духовных чад, заметно сдал. Несколько юродствовал. Потом по немощи служил литургию только со вторым священником, а когда не было другого батюшки, служил только обедницу и исповедовал своих духовных чад.
А чада были у него по всему миру. Служа за границей, он всегда жил идеалами Святой Руси. И когда появилась такая возможность, он, оставив спокойную и сытую жизнь в Америке, вернулся в Россию – в неизвестность. На горячо любимую им родину. Где не понятый и не принятый многими – он продолжал нести свою миссию пастыря, миссионера и духовника.
Батюшка был очень открытым человеком. Оставшись честным с самим собой и решив пребывать в своей правде до конца, он не признал соединения Зарубежной Церкви с Московской Патриархией. Оставаясь под омофором Митрополита Виталия, он продолжал служить в юрисдикции вл. Владимира (Целищев). Отец Константин оставался открытым для всех. В первую очередь он окормлял множество малых оставшихся ещё и исчезающих катакомбников и их общин. Кто-то признавал батюшку, кто-то нет – но все относились к нему с глубоким уважением. К нему приезжали миряне и священники Православной Церкви Московского Патриархата, «расколотые» люди из разных частей Зарубежной Церкви. Приходили к нему все страждущие русские – и находили в этом добром пастыре ободрение и утешение. Он был единым от древних – был носителем той дореволюционной России, о которой мы имеем теперь самое смутное представление.
«А этот святой крест мне достался от владыки Серафима. Первоначально крест принадлежал Императрице Марии Феодоровне. Она подарила его княжне Татьяне Константиновне, будущей игумене Тамаре Елеонского монастыря в Иерусалиме. А игуменья Тамара передала крест вл. Серафиму». Так встретил нас батюшка, давая целовать старинный напрестольный крест с большой частицей, закрытой стеклом: «В этом кресте находится частица Святого и Животворящего Креста Господня, сейчас я вам её открою, и вы сможете приложится к ней губами». Батюшка принял нас по-отечески, ни разу и не заведя разговор о церковных различиях.
Вспоминается на эту тему такой случай. На Аляске в первые десятилетия ХХ века подвизался один старец-пустынник. И вот одни из законников нашего времени, представители церковной бюрократии, решили добраться до него - чтобы понять, не опасны ли паломничества их прихожан к этому подвижнику. Но ни он, ни они не смогли понять друг друга. Они спрашивали его о каноническом статусе, говорили, что в Америке есть и те, и те, и те: много воюющих и вступающих в союзы друг с другом юрисдикций: одни друг с другом состоят в каноническом общении, а те с ними – нет; а третьи вроде бы признаются нами, но ими считаются раскольниками. А старец никак не мог взять в толк, что же это за слово такое – «юрисдикция», и в конце беседы сказал только: «Я, наверное, Христовой юрисдикции». Так и ушли ни с чем. Но народу ходить не запретили.
Как отец Константин любил Святую Русь… Показывая свою келейку, батюшка остановил внимание на пухленьком (от записок) молитвослове – старенькой книжке издания начала ХХ века, коих в моей научно-архивной жизни было перелистано великое множество. «А этот святой молитвослов я купил в Бостоне, у семьи одного батюшки протоиерея, после его кончины. Он – д о р е в о л ю ц и о н н ы й». И сказано было это с такой любовью – что сразу стало понятно, как ценилось любая вещь, связанная с ушедшей Россией, со святой Русью, среди нашей эмиграции.
В следующую поездку я уже ехал к нему как к Старцу. Как к старцу радости и утешения. Накануне побывав в «чистилище» отца Иоанникия, «уничтоженный» его прозорливостью и обличением (хотя и растворенной благодатью), я всё же решил «приложить благодать возблагодать» и утешиться посещением светлого батюшки. Проехав после тяжёлого рабочего дня из Ярославля в Ивановскую область, в полудрёме простояв ночную службу, после причастия, соборования и беседы со старцем получив обливание холодной водичкой, в великой радости и духовной бодрости я решил сделать на машине небольшой круг в 150 км и возвратиться из Ивановской области в Ярославль через Кострому. Где рядом с Ипатьевским монастырём и проживал в своём затворе светлый старец – отец Константин.
Он уже плохо помнил меня, был уже в крайней немощи. Благословив по обычаю крестом и немного рассказав о домовом храме, он вернулся в свою келью – где, сев на кресло, отвечал на мои вопросы. Зная, что младший брат батюшки, живя в Нью-Йорке, многие годы был руководителем Российского Имперского Союза-Ордена, я хотел получить какие-то наставления о деятельности нашего «Двуглавого Орла»: хотелось через старца получить некую духовную преемственность, молитвенную поддержку в нашей патриотической деятельности.
– Батюшка! У нас на Урале такая сложная ситуация в Русском патриотическом движении... Очень много крайне правых, что порой даже не ясно, что там на первом месте у них – идеология или вера, и, вообще, есть ли там хоть какая-то вера. Как же можно общаться с ними, да и ещё объединять таких? Может быть лучше отойти от всего неадекватного и делать ставку на людей нормальных?
– Да... – мягко сказал старец, – мы общались со всеми, не отбивали никого.
– То есть и мне не бояться вести диалог со всеми людьми?
– Да-да, со всеми, кого Господь приведёт.
Задавал я ему ещё какие-то вопросы, на все из них старец отвечал очень мягко, глубоко, разумно, проницательно и с любовью. На прощанье мы сфотографировались.
Получив благословение Божие, окрыленный и восперенный, парит «Двуглавый Орёл» над Русью Православной, собирая своих птенцов – чад земли Русския.
Единым от сих, кровь от крови и плотью от плоти Святой Руси был наш незабвенный старец, митрофорный протоиерей Константин Феодоров.
Андрей Печерин
Версия для печати