Бесплатно

С нами Бог!

16+

17:42

Четверг, 26 дек. 2024

Легитимист - Монархический взгляд на события. Сайт ведёт историю с 2005 года

Вечная память! К 120-летию гибели эскадренного броненосца «Петропавловск»

10.04.2024 10:11

12 апреля 2024 г. в московском храме Вознесения Господня за Серпуховскими Воротами будут отслужены лития и молебен в связи со 120-летием гибели эскадренного броненосца «Петропавловск» 31 марта/13 апреля 1904 г.

31 марта/13 апреля 2024 года, в день памяти Священномученика Ипатия  Епископа Гангрского, исполнится 120 лет со дня гибели флагмана Тихоокеанской эскадры эскадренного броненосца «Петропавловск», подорвавшегося на японской мине и затонувшего с большей частью команды во время Русско-японской войны (1904).

Канцелярия Главы Российского Императорского Дома извещает, что в связи с этим В ПЯТНИЦУ, 12 АПРЕЛЯ 2024 ГОДА, в московском храме Вознесения Господня за Серпуховскими воротами по окончании парастаса будет совершена заупокойная лития по командующему Тихоокеанской эскадрой вице-адмиралу Степану Осиповичу Макарову, судовому священнику иеромонаху Алексию (в миру Александру Васильевичу Раевскому), художнику Василию Васильевичу Верещагину и всем офицерам и матросам, павшим за Россию во время катастрофы «Петропавловска», а также по чудесно спасшимся Великому Князю Кириллу Владимировичу (будущему Императору в изгнании), командиру «Петропавловска» капитану I ранга Николаю Матвеевичу Яковлеву (будущему адмиралу, казнённому большевиками в числе заложников в Орле в конце сентября 1919 г.) и другим офицерам и матросам эскадренного броненосца «Петропавловск», выжившим 31 марта/13 апреля 1904 г. и почившим или убиенным позже.

По окончании литии будет отслужен молебен одному из главных небесных покровителей Российского Императорского Дома Романовых Священномученику Ипатию Гангрскому.

Богослужение возглавит настоятель храма протоиерей Константин Татаринцев, первый заместитель Председателя Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами.

Начало Утрени и парастаса – в 17-00.

Начало литии и молебна в 19-30.

Адрес храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами: Москва, Большая Серпуховская ул., дом 24/21А стр. 1. Вход в калитку с Люсиновской улицы или через ворота с Серпуховского переулка.

Проезд: ст. метро «Серпуховская», выход 3 (наиболее удобно) или ст. метро «Добрынинская».

***

Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, рабом Твоим Благочестивейшему Благоверному Государю Императору Кириллу Владимировичу, воеводе Стефану, воеводе Николаю, иеромонаху Алексию,  Василию и всем вождем и воином, за Веру, Царя и Отечество живот свой положившим, убиенным и умученным и в мире скончавшимся, и сотвори им вечную память.

***

ИЗ ВОСПОМНАНИЙ ГОСУДАРЯ КИРИЛЛА ВЛАДИМИРОВИЧА

«Я стоял на мостике флагмана, по правому борту, разговаривая с известным художником и военным корреспондентом Верещагиным, который делал наброски японских кораблей. Со мной был лейтенант Кубе.

Адмирал Макаров, контр-адмирал Моллас и два сигнальщика стояли по левому борту мостика, показывая нашим кораблям, выходившим из гавани, какие места в строю им занять.

Когда мы маневрировали, чтобы занять позицию во главе флота, Верещагин неожиданно повернулся ко мне и сказал: „Я видел много сражений и побывал в разных переделках, но всегда выходил сухим из воды". Очевидно, он с нетерпением ждал начала боя. „Поживем - увидим", - подумал я про себя, а он снова принялся за свои эскизы.

Около десяти часов лейтенант Кубе сказал мне: „Пока мы ждем остальную эскадру, я спущусь вниз выпить чашку кофе". - „Нет, - возразил я, - вам лучше остаться здесь". Но он все-таки решил пойти, потому что пропустил завтрак и хотел перекусить.

На адмиральской стороне мостика продолжали сигналить, как вдруг раздался ужасный грохот. Страшная взрывная волна, будто извергнутая грудью тысячи великанов и по своей силе сравнимая с тайфуном, обрушилась на нас. За взрывом последовал глухой толчок, от которого огромный корабль задрожал всем корпусом, как от вулкана, и ревущая стена пламени встала прямо передо мной.

Я потерял всякую опору и, подхваченный какой-то жуткой силой, повис в воздухе. У меня было сильно обожжено лицо и все тело в ушибах. Контр-адмирал Моллас лежал на мостике с пробитой головой рядом с сигнальщиками, убитыми или тяжело ранеными.

Я инстинктивно бросился вперед, перелез через перила, спрыгнул на защитный кожух 12-дюймовой орудийной башни, затем на башню 6-дюймовки внизу. „Петропавловск" переворачивался на левый борт. На мгновение я остановился, соображая, что делать дальше. Клокочущее пенящееся море стремительно подбиралось к левому борту, закручиваясь в глубокие воронки вокруг быстро опрокидывавшегося корабля.

Я понял, что единственный шанс на спасение - у правого борта, там где вода ближе всего, так как иначе меня засосет вместе с тонущим кораблем. Я прыгнул в бурлящий водоворот. Что-то резко ударило меня в спину Вокруг бушевал ураган. Страшная сила водной стихии захватила меня и штопором потянула в черную пропасть, засасывая все глубже и глубже, пока все вокруг не погрузилось во тьму. Казалось спасения не было. Это конец, подумал я. В голове мелькнула короткая молитва и мысль о женщине, которую любил. Но я продолжал отчаянно сопротивляться стихии, державшей меня своей мертвой хваткой. Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем сопротивление воды ослабло: слабый свет пронзил темноту и стал нарастать. Я боролся как одержимый и внезапно очутился на поверхности.

Я почувствовал удар и из последних сил уцепился за какой-то предмет. Это была крыша нашего парового катера, сброшенного взрывом в воду. Я подтянулся и ухватился за медные поручни.

Мне крайне повезло, что я вынырнул на порядочном расстоянии от флагмана, так как в противном случае меня бы затянуло вместе с тонущим кораблем, без всякой надежды на спасение.

Меня спасла одежда. Я уже упоминал, что было очень холодно и температура воды не превышала нескольких градусов. На мне была теплая шинель, меховой жилет и шерстяной английский свитер, что, по-видимому, придало мне некоторую плавучесть, иначе я бы разделил участь 631 человека, погибшего в этой катастрофе.

Другие корабли нашей эскадры, которые находились недалеко от флагмана, уже окончательно погрузившегося в пучину носом вниз, с высоко поднятой кормой и еще работавшими двигателями, спустили шлюпки и прочесывали море в поисках оставшихся в живых.

Вельбот с одного из эсминцев оказался совсем рядом со мной. Моряки, заметив меня, направились в мою сторону. Насколько я помню, я закричал: „Со мной все в порядке! Спасайте остальных!" Моряки втащили меня с таким усилием, что из-за тяжести моей намокшей одежды чуть не проломили мне грудную клетку о планшир.

Лодка до предела была набита другими спасенными. Меня пересадили на другую шлюпку, которая направилась на эсминец „Бесстрашный", где меня уложили в постель в капитанской каюте. Я узнал капитана, но видел его и остальных как бы сквозь туман, заволакивавший мое сознание. Мне дали немного бренди и водки, и тогда мои нервы окончательно сдали. Я то и дело спрашивал: „Когда мы вернемся в гавань?" Между тем японцы, используя временное замешательство, открыли огонь по кораблям нашей эскадры.

Скоро я пришел в себя. Мы стояли у причала в Порт-Артуре, и прежде, чем я сошел на берег, меня спросили, не хочу ли я увидеть капитана „Петропавловска". Я не имел особого желания никого видеть, тем более что капитан находился в очень тяжелом состоянии и лежал без признаков жизни на столе кают-компании.

Когда я ступил на берег, меня встретил мой брат Борис. Мы обнялись. (…)

„Петропавловск" подорвался на одной из мин, расставленных японскими эсминцами минувшей ночью. Взрыв вызвал детонацию всех наших боеприпасов и торпед, в результате чего была выбита часть днища. Все корабельные трубы, мачты и прочая оснастка с грохотом рухнули на палубу и мостик. Я не знаю, каким чудом мне удалось избежать гибели: из 711 офицеров и матросов всего 80 остались в живых. Адмирал Макаров погиб вместе с остальными, и только его шинель была найдена в море. Вместе с ним погиб и весь его штаб, за исключением меня и нескольких других офицеров, и были утрачены все планы намеченных операций. Смерть адмирала решила судьбу всей нашей эскадры. Дальнейшие попытки прорвать блокаду, а такие попытки имели место, заканчивались провалом. Последующая история эскадры была ничем иным, как затянувшейся агонией загнанного в бутылку флота. Его главы и вдохновителя больше не стало. Уныние воцарилось в Порт-Артуре. Единственный человек, который мог что-то сделать, был мертв».

(Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе России. – СПб.: Белый Орёл, 1996. - 336 с. – С. 197-203) https://imperialhouse.ru/rus/monograph/monograph/kirill-vladimirovich-imperator-moya-zhizn-na-sluzhbe-rossii-spb-liki-rossii-1996-334-s.html

taman

Источник Версия для печати