Статья французского учителя истории Жана-Филиппа Шовена согрела моё сердце до боли знакомым. Мошенничества с выпускным экзаменом, вечно Единым и нераздельно Государственным, — удел не одной лишь России. Во Франции всё то же самое. Рискну предположить, что большинство выпускников ЕГЭ-2011 также «трудилось честно, отнеслось к делу серьёзно и стремилось сделать его на совесть». Молодые русские вряд ли сильно отличаются от своих французских сверстников.
«Снижение уровня», на которое сетует г-н Шовен, — бич образования Запада. От знакомых мне приходилось слышать, что в Германии «родители вынуждены отдавать детей в частные школы» (вот ужас для немцев, привыкших, что всё бесплатно!). Вынуждены, потому что «уровень» государственных уже демократизирован настолько, что назвать их школами можно с некоторым трудом. Сказать проще, там уже не учат. Во Франции дело обстоит немного лучше, но её министерство образования явно стремится «догнать и перегнать» немецких товарищей.
Причина этого, как представляется, кроется не только в социалистических потугах всех министерств образования на свете: уровень учащихся объективно падает. Массовая жажда знаний и научных свершений 1930 – 1960-х гг. осталась в прошлом. Точнее сказать, стала относительной редкостью и перестала быть массовой. Можно говорить, что это плохо или вовсе ужасно, но это данность, которую не удастся переломить скоро. Эта тенденция более или менее одинакова во всех западных странах — Россия не исключение.
В связи с этой объективной реальностью вызывает некоторую тревогу тренд, взятый в 2007 г. Министерством образования и науки России. Тогда мы услышали слово «модернизация», загадочная приставка «нано-» вошла в народный обиход, а государство в лице Медведева, Путина и Фурсенко взялось за усиленное производство «высококвалифицированных специалистов». Из речей указанных лиц можно было понять, что высокая концентрация мозгов каким-то волшебным образом сделает Россию богатой и успешной. Слова были подкреплены деньгами, и в стране появились федеральные университеты, что само по себе неплохо. Плохо другое. Очень похоже, что, затевая свою модернизацию, руководители страны не сделали никаких выводов из результатов всех предыдущих: от ГОЭЛРО до горбачёвского «ускорения». Инициатива Путина до удивления напоминает инициативу Сталина — индустриализацию 1930-х гг. Чем она закончилась, мы помним прекрасно: миллионами погубленных жизней, огромными затраченными ресурсами, перевёрнутым с ног на голову сельским хозяйством, фактическим перерождением всего общества, совсем не в лучшую сторону. В итоге к 1941 г. советская экономика была не в состоянии произвести военный грузовик: она предлагала только ГАЗ-АА — «газель» своего времени, и ЗИС-5 — «бычок» своего времени. Кстати сказать, накормить воюющую армию она тоже не смогла.
Объяснений такому результату можно найти множество, но все они сводятся к одному: техническое превосходство — не причина, а следствие богатства и успеха, и создавать его искусственно бесполезно. В СССР не потому не было военного грузовика, что для него не нашлось ресурсов; ресурсов не нашлось, потому что грузовик никому не показался нужным. Точно также и сегодня в России не потому нет супертехнологий, что нет суперспециалистов, а потому нет суперспециалистов, что нет технологий. Их не делают в России, и высококвалифицированным спецам здесь также делать нечего. Их опережающее производство «по государственному плану» с большой вероятностью приведёт к одному их двух результатов — люди либо используют своё образование далеко от России, либо будут заниматься совсем не тем, о чём мечтают Путин и Фурсенко.
Вспоминаются сердитые замечания Елены Чудиновой о выпускниках филфака МГУ, массово идущих работать в рекламный бизнес. «А может быть, не надо столько гуманитариев?», — задавалась она вопросом. Не может быть, а так оно и есть. Всё происходит в точности, как учили классики австрийской экономической школы — Мизес, Хайек, Уэрта де Сото. Мы видим закрытие нежизнеспособных инвестиций (филфаковское образование), запланированных государством. Это оно создало слишком много бюджетных мест, и оно не могло не создать их слишком много, потому что нужного их числа оно не знает и знать не может, а любой бюджетный вуз материально заинтересован в увеличении этого числа. Если источник доходов вуза не рыночен, он будет готовить ненужных специалистов. Описанное явление называется словом «рецессия»; в нашем «гуманитарном» случае она мала и неубийственна. Накачанная государством модернизация спровоцирует то же самое в значительно больших масштабах. СССР жил в состоянии перманентной рецессии — до самого краха; он производил прекрасные атомные подводные лодки в огромном количестве, но туалетная бумага была редкостью и роскошью. Когда всё кончилось, подводные лодки оказались печальным памятником эпохи, офицерам, произведённым в переизбытке (со всем миром воевать собирались!), пришлось устраиваться кто как умеет, но туалетная бумага стала доступна всем и каждому. И ещё многое стало доступно, например, «Легитимист».
Нынешние власти России сходить с кривой советской дорожки, как кажется, не стремятся. Вместо ракетно-ядерных игрушек им теперь дороги «нано», но они пребывают в плену у социалистической петаиллюзии, что процветание может быть создано по державному рескрипту, а не является результатом свободной человеческой деятельности подданных. Деятельность эта очень даже может пойти совсем не так, как мечтается из кремлёвского кабинета, но никогда не может пойти хуже, чем при планировании из этого кабинета: люди сами себе не враги. Может быть, они и не станут возиться с какой-нибудь престижной нанотехнологией, но они непременно сделают что-то нужное и желанное, за что другие захотят заплатить деньги, т.е. создадут богатство. Будет это нано-что-то или же нечто более близкое уму и сердцу простых смертных, не суть важно.
Есть и вторая иллюзия, которой следуют и руководство страны, и многие её жители: чем больше высококвалифицированных спецов, тем лучше. Иллюзия эта уходит корнями в 1950 – 1960-е гг., когда учёные прогнозировали, что в «обществе будущего» низкоквалифицированный труд востребован практически не будет, а люди с дипломами и степенями будут нужны массово. Однако всё получилось с точностью до наоборот: в настоящее время наблюдается снижение спроса на квалификацию. То, что раньше делал токарь-виртуоз, теперь делает робот; техника сегодня бывает достаточно там, где раньше нужен был инженер. Техник имеет больше шансов ещё и потому, что его ожидаемое жалование, как правило, ниже. Одновременно растёт спрос на работников без квалификации — всевозможных комплектовщиков, уборщиков, продавцов в супермаркетах и пр. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на цифры миграции из бедных стран — это едет низкоквалифицированная рабочая сила. Чтобы собирать на складе заказы в коробки, достаточно классов этак шести.
Итак: средний уровень учащихся снижается; рыночное требование квалификации также снижается; правительство упёрлось в подготовку высококвалифицированных специалистов. Если эта гонка продолжится, вузам придётся «снижать уровень»; это придётся сделать в том числе и потому, что студенты нацелены на рыночные требования, на снижение, а государство будет заставлять вузы готовить «высококвал» вопреки желаниям и вузов, и студентов. В результате с образованием в России может произойти примерно то же, что произошло с сельским хозяйством в СССР, — оно надорвётся, не выдержав нагрузки и издевательств. По «сигналам с мест» это уже происходит.
Вместо этого государству имеет смысл совершенно отказаться от принудительных модернизаций, оставив это частной инициативе своих граждан. Судя по тому, как русские спешат приобрести всё только самой последней модели, частная модернизация страны просто обречена на успех. Одновременно следует прекратить всякое планирование бюджетных мест и покончить с бесплатным высшим образованием: такое образование не может быть рыночным и обречено готовить ненужных специалистов, обречено производить рецессию. Вместо этого наиболее талантливым студентам возможно выделять специальные кредиты для оплаты учёбы — им, а не вузам! А вообще говоря, образование — товар, и за него надо платить. В этой области недопустимо никакое «равенство» — университетский диплом не является «правом человека». И никто не отменял такой вещи, как благотворительность.
Также не следует забывать об образовании «невысшем» — колледжах и технических училищах. У их выпускников большое будущее: сейчас, чтобы зарабатывать очень неплохо, университетский диплом совершенно не обязателен, и это не аномалия, а знак времени. Точнее сказать, достижение.
Не стоит бояться, что рыночный характер образования убьёт фундаментальную науку и превратит Россию в «страну тупых менагеров»: наибольший расцвет фундаментальной науки имел и сейчас имеет место в самой рыночной в мире стране — в США. По «странному» совпадению в этой же стране были произведены первый холодильник и первый пылесос, первый народный автомобиль, доступный не только богачам, и первый автомобильный радиоприёмник, первый пассажирский лайнер, первый антибиотик и первый персональный компьютер. И ещё тот военный «студебеккер», который не смогла произвести советская промышленность, без которого русские никогда не побывали бы в Берлине и модернизацией которого были и остаются все военные ЗИЛы и «Уралы». Техническое превосходство — следствие, а не причина благополучия. Там, где есть благополучие, создаваемое рыночным способом, будет спрос и на науку.
Версия для печати