Тема преемственности реформ Петра Аркадьевича Столыпина для наших дней, для нашей современности актуальна. Я хотел бы обратить внимание вот на какой момент: господин Зурабов [чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации на Украине – прим. «Легитимиста»] говорил о том, что здесь нам нужно сформулировать темы. Мне представляется, что первой такой темой может быть тема под условным названием «Реформы Столыпина: сквозь века преодоление непреодолимого».
Когда я присутствовал в этой аудитории и слушал, у меня создалось впечатление, что если мы говорим о Столыпине, у нас пропадают реформы наших дней, если мы говорим о реформах наших дней, мы перестаём говорить о Петре Аркадьевиче Столыпине и о его реформах. Этому есть очень логичное объяснение. Вспомните фразу Премьер-министра о том, что «им нужны великие потрясения, а нам нужна Великая Россия». К сожалению, победили великие потрясения. Нравится это кому или нет, это уже субъективный вопрос, но гору взяли великие потрясения. Если сказать более прямо, по тем или иным причинам, Великая Россия, по-столыпински, по-самодержавному, по Династии Романовых не состоялась. Следовательно, даже уже в этой фразе Пётр Аркадьевич Столыпин нам говорит о том что февраль – октябрь 1917 г. проложил ту непреодолимую черту, которая разделяет старую самодержавную Россию с Россией демократической, коммунистической и дальше. И вот эту корреляцию мы: и историки, и политологи, и футурологи, и социальные экономисты обязательно должны всегда учитывать. Даже, повторяю, если эта корреляция не в нашу пользу, не в пользу наших дней.
Что имею ввиду. У нас: и в Москве, Российской Федерации и в Киеве, - присутствуют некие штампы, которые мы можем заметить.
Была проиграна восточная война, Россия показала свою слабость, нужно было отменять крепостное право. Были ещё неудачные события, страна показала свою слабость, были необходимы реформы Столыпина. Мне представляется, что это схема вчерашнего дня. Потому что страна, которую Столыпин реформировал, на самом деле, не была так слаба, как мы себе это представляем. Здесь уже звучали отдельные положения на этот счёт. Я позволю себе, не то что повториться, а напомнить, что бы мы знали какую страну реформировал Пётр Аркадьевич Столыпин и что нужно будет делать современным реформаторам, которые реформируют страны гораздо менее развитые, чем Российская Империя того времени. Вот данные 1914 г., данные, которые архивисты подтвердят, они есть в советской прессе, и говорят примерно следующее: шесть миллионов самых бедных крестьян Юго-Западного края, Мало- и Новороссии владели 36-ю млн десятин земли. Покажите мне сейчас такого собственника из бедных и беднейших крестьян, которому либо в России, либо на Украине принадлежало бы 7 га земли.
Из чего ещё состояли реформы Столыпина. Реформа сельского хозяйства. Но разве сельское хозяйство Российской Империи было подобно сельскому хозяйству Союза Советских Социалистических Республик или современной Российской Федерации? Это абсолютно разные сельские хозяйства. Это абсолютно разные подходы, системы и поэтому абсолютно разные реформы.
Реформа местного самоуправления. Тут тоже есть вопросы. При всём положительном: и том, что мы можем использовать, мы должны учитывать, что местное самоуправление до февраля 1917 г. и местное самоуправление советской и даже нынешней Российской Федерации и Украины – это суть разные вещи.
Есть ещё один пункт в реформах Столыпина: реформирование крестьянской жизни и улучшение жизни малоимущих. Всё дело в том, что понятие малоимущие тогда и понятие малоимущие сейчас – это два разных понятия, и следовательно – это две разные реформы. Тут часто звучит тезис о крепостном крестьянстве. Да, действительно, крепостное крестьянство у нас используется как жупел, но, тем не менее, были уже в Российской Империи законы, которые говорили о том как даже дворовые люди должны наследовать наследство, получаемое от их родственников. Следовательно, крестьянский мир в такую отсталую эпоху, как крепостничество – это несколько другое, чем то, что мы себе представляем. И когда произошла реформа крепостного права – это была не реформа исключительно голодных и босых людей. Это ошибка. То же самое о реформе Петра Аркадьевича Столыпина – это так же не была реформа безынициативных, придавленных общиной, задавленных людей. И здесь мне представляется не совсем уместным сравнение общины, которое звучит иногда в некоторых наших книгах, с колхозами, с коллективными хозяйствами советского типа, но, к сожалению, такие штампы есть.
Это те моменты, которые нужно учитывать безусловно, если политологи и историки говорят о преемственности, об используемости реформ Столыпина в наше время.
Ещё один тезис, который я заметил. Мне кажется, Пётр Аркадьевич был бы очень удивлен, если бы он вдруг узнал, что он не является «придворной камарильей». В любом значении этого слова, он был бы очень удивлён. А во многих наших трудах и статьях проводится противопоставление Премьер-министра Российской Империи и «придворной камарильи». Я не говорю о том что «камарилья» здесь имеет значение негативное, я просто употребляю это слово. Вот эту корреляцию, мне кажется как историку, если мы хотим говорить о реформах Столыпина в применении к нашим дням, надо тоже использовать.
Но и ещё одно. Как обычный чиновник в реалиях того времени был бесконечно далёк, или очень далёк, от Премьер-министра, так же и Премьер-министр был бесконечно далёк от Помазанника Божия Государя Императора – это реалии того времени, закреплённые в Полном собрании законов Российской Империи. И поэтому действовать вне этих законов Пётр Аркадьевич не мог. И проводить реформы без учёта реалий этих законов он так же не мог. У нас, к сожалению, очень часто тоже уходят от этого контекста и представляют эти реформы несколько облегчённо. Был себе Премьер-министр, который что-то там проводил исключительно от своего собственного имени, а Царь, дескать, был там несколько в тени. Это тоже не совсем соответствует реалиям.
По поводу «столыпинских галстуков» здесь говорили, я останавливаться не буду. По поводу репрессированных тоже говорили. И ещё мне кажется последнее, что является козырем в руках противников реформ слева. Дело в том, что политические реалии изменились, как это ни парадоксально звучит. Хотя, здесь говорили о терроризме тогда и сейчас, но они изменились под влиянием коммунистической эпохи. И преступники пятого-седьмого года, здесь называлась цифра 2800 человек, но есть цифра 3200 человек, наказанных за революционную деятельность высшей мерой наказания, их восприятие в советскую эпоху было почти как героев, а Столыпин и его сотрудники, которые пресекали революционную смуту, воспринимались как преступники. Вот от этого мы тоже должны отойти, абсолютно отбросив революционность в таких взглядах на реформы Петра Аркадьевича Столыпина.
Как историку, мне представляется, что без этих поправок мы можем исключительно говорить только об элементах реформ, мы можем исключительно говорить о том, что нам в реформах Столыпина нравится, то ли лично, то ли для определенного региона или области. А для того чтобы более-менее продуктивно использовать реформы Петра Аркадьевича Столыпина в целом, мне кажется, мы должны более тесно увязывать их с тем реальным историческим контекстом, который был на начало 20-го столетия. Без позднейших коммунистических и демократических мифов и наслоений.
Версия для печати