23 февраля (по старому стилю - 10 февраля) - годовщина издания большевистского декрета об изъятии церковных ценностей. Казалось бы, какую актуальность может иметь данное событие в наши дни, в XXI веке. Сегодня, когда на башнях русской национальной святыни, московского Кремля, мы по-прежнему видим рубиновые пентаграммы, когда недалеко от памятника действительным героям России – Минину и Пожарскому – до сих пор бережно сохраняется мумия величайшего, если к нему применимо это определение, из преступников, мы не вправе говорить, что ужас большевизма есть только достояние истории, он ещё жив в сердцах многих из нас. Поэтому мы и девять десятилетий спустя должны знать правду о погроме, который был организован и беспощадно проведен коммунистами под видом подавления сопротивления помощи голодающим.
Кровь десятков тысяч истинно русских людей, твердо и до конца стоявших за истину и принявших мученическую смерть от рук извергов рода человеческого, взывает к нашей памяти.
Как известно, причиной изъятия церковных ценностей, причем ценностей именно Русской Православной Церкви, была названа необходимость помощи голодающим. Однако, был ли в действительности в то время в России голод, был ли он вызван исключительно объективными причинами и было ли изъятие церковных ценностей единственным и необходимым способом борьбы с голодом?
Для того чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим, прежде всего, принципиальное отношение большевистской власти к голоду, как таковому. Бессмысленный, казалось бы, вопрос. Как же еще можно относиться к голоду, как ни к величайшему бедствию. Но, самое поразительное, что именно голод являлся одной из главных, необходимых, сознательных и, следовательно, положительных с токи зрения большевиков, составляющих коммунистической политики.
Еще до октябрьского переворота в статье «Сумеют ли большевики удержать власть» Ленин писал: «Хлебная монополия… является самым могучим средством учета и контроля… Это средство… принуждения к труду посильнее законов конвента и его гильотины. Гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление (принуждению к труду, надо полагать – А.С.), нам этого мало. Нам надо сломать и пассивное, несомненно, еще более опасное и вредное сопротивление». Схема такой политики была ясна. Коммунистическая идея сама по себе отрицала возможность какого-либо рынка, в том числе и хлебного. Большевистская бюрократия должна была сосредоточить в своих руках все продукты («учет»), а затем распределять эти продукты («контроль») так, чтобы за хлебную карточку человек, оголодавший и униженный голодом, превратился в бессловесного раба. В противном случае, когда голода можно было бы избежать без содействия власти, нельзя было бы рассчитывать на полную лояльность населения. Поэтому только, возможность усмирить недовольных властью организацией голода являлась одной из целей и условий существования антинародной власти. «Распределяя его (хлеб – А.С.), мы будем господствовать над всеми областями труда» [В.И. Ленин. Полн. Собр. Соч., 5-е изд. С. 449].
Заметим себе, «над всеми». В связи с этим, совершенно неправильным является представление, что большевики стремились к изъятию у крестьян только излишков продовольствия и оставляли крестьянину то, что было необходимо для личного потребления и натурального хозяйства. Оставляя что-либо крестьянину в объеме личного потребления, коммунисты не приобретали над крестьянином полного господства, что, недопустимо для диктатуры над буржуазией, а сотни миллионов трудовых крестьян относилось именно к мелкой буржуазии, желающей, конечно же, в дальнейшем стать средней и крупной. Экономически самостоятельный крестьянин, впрочем, как ремесленник, и даже рабочий, был естественным противником большевистской власти. Именно, поэтому все трудовое крестьянство, составлявшее огромное большинство русского народа, в принципе, зачислялось во враги этого народа (или речь идет о другом народе?) и в «кулаки». Так, Ленин писал: «…Если вы будете называть трудовым крестьянином того, кто сотни пудов хлеба собрал своим трудом и даже без всякого наемного труда, а теперь видит, что может быть, что если он будет держать эти сотни пудов, то он может продать их не по шесть рублей, а дороже, такой крестьянин превращается в эксплуататора, хуже разбойника». Вот такая позиция. Все крестьяне, вырастившие своим трудом хлеб и желающие его продавать, а не отдавать бесплатно, - все они разбойники. Не те разбойники, оказывается, кто с оружием в руках отнимает хлеб, а те, кто не хочет бесплатно его отдать.
Что же до оплаты хлеба при сдаче его государству, следует помнить следующие изречения «вождя»: «Деньги – это свидетельство на получение общественного богатства, и многомиллионный слой мелких собственников крепко держит это свидетельство, прячет его от государства… Мелкий буржуа, хранящий тысчонки… желает реализовать их непременно для себя». Какая «темнота и несознательность»! Вместе того, чтобы отдать денежки государству, т.е. Ленину, Троцкому и Ко, их, тысчонки, прячут и норовят израсходовать на себя. При таком отношении власти к трудовым накоплениям, ждать какой-либо оплаты хлеба, безусловно, не приходилось. Для того чтобы миллионы людей оказались в материальной, хлебной зависимости, необходимо их сначала лишить тех некоторых запасов, которые они, может быть, накопили и которые дадут им возможность чувствовать себя независимыми от пайка, хлебной карточки, зарплаты (не правда ли, знакомо).
Эти принципы большевики и стали реализовывать на практике с самого своего прихода к власти. Еще в 1918 году было сделано так, что два главных города, Петроград и Москву посадили на голодный паек. Сто граммов хлеба в день! Дикие очереди за этими ста граммами. Но, именно в это время Лариса Рейснер, скажем, жила, занимая особняк с прислугой, принимая ванны из шампанского и устраивая званные вечера. Именно в эти годы Зиновьев, приехавший в дни революции из-за границы тощим, как пес, разжирел и отъелся так, что его стали звать за глаза «ромовой бабой». Да и как могли голодать два города, не будучи блокированными неприятелем, когда во всей остальной стране полно хлеба. Разреши, как белогвардейцы, и тотчас же на всех базарах появятся горы хлеба и разных других продуктов. Однако, как же тогда господствовать. Таким образом, голод, ради борьбы с которым большевики были, якобы, вынуждены грабить церкви и монастыри, убивать священников и прихожан, мог быть только организованным. Ленин, в самый разгар голода в городах, когда миллионы пудов продовольствия отправлялись за границу, писал: «недалеко от Москвы, в губерниях, лежащих рядом: в Курской, Орловский, Тамбовской, мы имеем по расчетам осторожных специалистов еще теперь до 10 млн. пудов избытка хлеба».
Вот этого наличествующего, но еще не отнятого у крестьянина хлеба больше всего и опасались большевики. Поэтому, заставив рабочих и прочее население городов изрядно наголодаться, большевики объявили «крестовый» (как язык только у них повернулся) поход за хлебом. Однако хлеб в действительности был нужен власти не для того, чтобы накормить рабочих, а для того, чтобы установить хлебную монополию, откровенно названную ими продовольственной диктатурой.
Вот некоторые указания Ленина по этому поводу:
«Необходим военный (здесь и далее – курсив наш, – А.С.) поход против деревенской буржуазии,.. срывающей монополию»; «вести и провести беспощадную, террористическую борьбу и войну против крестьянской… буржуазии… Точно определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не вывозящие их на станции и в места сбора и ссыпки, объявляются врагами народа и подвергаются заключению в тюрьму на срок не ниже десяти лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из общины»; «мобилизовать армию, выделив ее здоровые (читай, некрестьянские и, лучше, инородческие – А.С.) части, и призвать девятнадцатилетних для систематических военных действий по завоеванию, сбору и свозу хлеба. Ввести расстрел за недисциплину (на какое заключение в тюрьму могли тогда рассчитывать крестьяне? – А.С.) Успех отрядов измерять успехами по добыче хлеба»; задачей борьбы с голодом является не только выкачивание хлеба из хлебородных местностей, но ссыпка и сбор в государственные запасы всех до конца (это как определить? – А.С.) излишков хлеба, а равно и всяких продовольственных продуктов вообще. Не добившись этого, нельзя обеспечить решительно никаких социалистических преобразований (цена которым, как мы знаем, – десятки миллионов русских людей – А.С.)».
Боясь как бы хлеб стихийно не хлынул в голодные города и не было бы сорвано безвозмездное насильственное отобрание хлеба, на железных дорогах были учреждены заградительные отряды, в основном из чекистов – китайцев и латышей, которые следили, чтобы ни один мешок хлеба не проник в город. К «спекулянтам» применялись, конечно же, соответствующие, чекистские методы.
Вот такая забота о «гегемоне пролетарской революции», о рабочем. Что же было ждать крестьянству, особенно после поражения Белой гвардии?
О последовательной политике правительства, фарисейски именовавшегося рабоче-крестьянским, объявившего о переходе земли крестьянам и отбиравшего у них продукты земледелия, свидетельствуют и восстание солдат и матросов Кронштадта, и повсеместные выступления крестьян по всей России. Знаменательно восстание тамбовских крестьян, против которых в широчайших масштабах были применены уже не продотряды, а регулярные воинские части. По приказу будущего красного маршала Тухачевского, «страдальца», столь дорогого сердцу доморощенных демократов, против почти безоружных крестьян использовались артиллерия и отравляющие газы. Таким образом, не вызывает никаких сомнений, что большевиками велась настоящая война против русского народа и одним из способов этой войны был голод, который был организован и использован не только для усмирения и порабощения, но и, как повод, для уничтожения цвета русского народа – православного духовенства, Русской Церкви. Не борьба с голодом, а продолжение физического и духовного геноцида, именно, эта задача преследовалась провокационным декретом об изъятии церковных ценностей и последовавшим затем всплеском антихристианского террора.
Действительные цели изъятия ценностей с циничной откровенностью изложены в письме Ленина «тов. Молотову для членов Политбюро». Примечательно, что на этом письме с грифом «Совершенно секретно» имеется такая резолюция Ленина: «Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои пометки на самом документе».
В этом поразительном по остервенелой прагматичности письме в качестве руководства для всех большевистских властей, Ленин писал:
«… Для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля (т.е. Русскую Православную Церковь – А.С.) наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной (какое точное определение – А.С.) и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления…
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе (не о голоде, как видим речь – А.С.) в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне.
Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществить их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. Это соображение в особенности еще подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного (а какое же духовенство этот изверг считал прогрессивным? – А.С.) духовенства будут политически нерациональны, может быть, даже чересчур опасны. Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена полностью. Кроме того, главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов, т.е. эсерам и милюковцам, борьба против нас будет затруднена, если мы именно в данный момент, именно в связи с голодом проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства.
Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобыони не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Самую кампанию проведения этого плана я представляю следующим образом:
Официально выступать с какими бы то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, – никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий (понятно, синагог ведь не громили, это было контрреволюционным антисемитизмом – А.С.)...
В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти (лучше одного, чем нескольких), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков, представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченными на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротойи закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров…
На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок.Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу (вот, именно, поводу – А.С.) расстрелять, тем лучше.
...Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение ей всей операции было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах.
Ленин.
Прошу т. Молотова постараться разослать это письмо членам Политбюро вкруговую сегодня же вечером (не снимая копий) и просить их вернуть Секретарю тотчас по прочтении с краткой заметкой относительно того, согласен ли с основою каждый член Политбюро или письмо возбуждает какие-нибудь разногласия».
Вот она, правда о настоящих целях большевиков. Не в голоде дело. Голод только повод. После принятия ВЦИК декрета св. Патриарх Тихон издал исключительное по силе мысли и чувства послание о помощи голодающим, обращенное ко всем русским людям и народам вселенной и благословил добровольное пожертвование церковных ценностей, рекомендовав контроль верующих над их использованием. Но не это было нужно богоборческой власти. Им было нужно сопротивление, народное возмущение, на которое можно было ответить беспощадным террором. Поэтому большевики отвергли какую-либо возможность сотрудничества с Церковью. На патриаршее предложение они ответили насилием и открытым ограблением храмов и обителей. По всей России было проведено до двух тысяч процессов и расстреляно либо иным образом казнено до десяти тысяч человек. Только в 1922 году было уничтожено более 8100 духовных лиц. Зверства, творившиеся изуверами, вызывают сомнения в том, были ли они, эти изуверы, людьми.
Приведем несколько примеров, охватывая, впрочем, и предшествующие декрету годы.
Архиепископ Тобольский Гермоген (Довгенев) утоплен в реке.
Епископ Соликамский Феофан (Ильшенский) года утоплен в Каме.
Епископ б. Михайловский, вик. Новгородский Исидор (Колоколов) в Самаре посажен на кол.
Епископ Серапульский, вик. Вятский Амвросий (Гудко) умервщлен, будучи привязан к хвосту лошади.
Архиепископ Астраханский Митрофан (Краснопольский) сброшен с высокой стены и разбился насмерть.
Архиепископ Воронежский Тихон повешен на царских вратах.
Архиепископ нижегородский Иоаким (Левицкий) повешен вниз головой в соборе г. Севастополя.
Епископ Белгородский Никодим (Кононов) заживо засыпан негашенной известью.
Епископу Петропавловскому Мефодию в штыковую рану в груди убийцы воткнули крест.
Священника о. Дмитрия в Харькове вывели на кладбище, раздели донага, когда же он стал себя осенять крестным знамением, то палач отрубил ему правую руку. Тело его не дали хоронить и дали на съедение собакам.
Священника Гавриила Моковского изрубили, а когда его жена обратилась с просьбой похоронить тело казненного мужа, большевики перерубили ей сначала руки и ноги, изранили грудь, а затем уже зарубили до смерти.
При казни арестованного матросом Дыбенко архимандрита Родиона красноармеец сперва срезал с головы мученика кожу с волосами, а потом нагнул голову и стал рубить шею.
В Изюмском уезде сельскому священнику Лонгину отрезали нос и, убивши, бросили в реку.
Ессентукский священник о. Иоанн Рябухин был зарублен шашками.
Архимандриту Вениамину, которому палачи ударами по рукам умышленно мешали креститься, большевики отрубили голову, после чего разделили между собой одежду казненного.
В Бахмутском уезде священнику перед смертью выкололи глаза и вырвали бороду.
В селе Рождественском, Александровского уезда, местному священнику отрубили руки и ноги по туловище и в таком виде повесили за волосы, а затем расстреляли и три дня не позволяли снимать тело с дерева.
Священнику села Соломенского Ставропольской губернии Григорию Дмитриевскому большевики отрубили сначала уши и нос, а потом голову.
В селе Безопасном были живыми закопаны священник Леонид Соловьев, диакон Владимир Остриков и псаломщик Александр Флегинский.
Священнику о. Георгию Бойко вырвали горло.
Священника Котурова, предварительно сорвав с него одежды, до тех пор поливали на морозе водой, пока он не превратился в ледяную гору.
Архимандрита Вениамина, настоятеля Соловецкого монастыря сожгли заживо в избе, забив окна и двери.
Священник Петр Дьяконов был по голову закопан в землю, после чего в нее расстрелян.
Священник Иоаким Фролов сожжен в стогу сена, на пепелище остался один крест.
Убийства зачастую носили массовый характер. Так, Игумен Евгений, настоятель Александро-Свирского монастыря был расстрелян с 5-ю монахами. В одно короткое время в кубанской области было убито 43 священника, а в небольшой части Ставропольской епархии было убито 52 священника, 4 диакона, 3 псаломщика и 1 ктитор.
Только в 1922 году в связи с изъятием церковных ценностей было расстреляно и замучено духовных лиц разного звания:
В Архангельской губернии – 49 человек; в Астраханской – 85 человека; в Петроградской - 36 человек; в Вологодской – 27 человек; в Пермской – 34 человека; в Вятской – 41 человек; в Екатеринбургской – 29 человек; в Новгородской – 68 человек; в Псковской – 31 человек; во Владимирской – 81 человек; в Иваново-Вознесенской – 54 человека; в Костромской – 72 человек; в Тверской – 94 человека; в Московской – 36 человек; в Тульской – 61 человек; в Нижегородской – 68 человек; в Симбирской – 47 человек; в Казанской – 24 человека; в Уфимской – 28 человек; в Самарский – 61 человек; в Челябинской – 20 человек; в Семипалатинской – 12 человек; в Омской – 19 человек; в Барнаульской – 41 человек; в Уральской – 49 человек; в Саратовской – 52 человека; в Тамбовской – 41 человек; в Орловской губернии – 78 человек; в Курской – 68 человек; в Харьковской – 98 человек; в Полтавской – 124 человека; в Екатеринославской – 92 человека; в Донской области – 97 человек; в Таганрогский губернии – 36 человек; в Крымской – 44 человека; в Черниговской – 78 человек; в Одесско-Херсонской – 191 человек; в Могилевской – 61 человек; в Минской – 49 человек; в Бобруйской – 29 человек; в Смоленской – 62 человека; в Екатеринодарской – 69 человек; в Черноморской – 37 человек; в Ставропольской – 139 человек; во Владикавказской – 72 человека.
Всего 2 692 человек белого духовенства, 1 962 человека монашествующих, 3 447 монахинь и послушниц.
Массовые репрессии в отношении православного духовенства продолжались и в последующие, уже урожайные годы, причем с не меньшим зверством.
В1923 г. в д. Дедино Себежского уезда священник был убит чекистами прямо во время богослужения.
В пограничном селе Слоли чекисты раздели местного священника донага и повесили на дереве.
В селе Турк чекисты прибили священника к Царским вратам, а затем расстреляли.
Священники о. Андронник Любович, о. Михаил Новгородцев и о. Емельян Щелчков были расстреляны в январе 1924 года. У о. Андронника волосы были закручены семидюймовыми гвоздями.
Протоиереи Дмитрий Пыжов и Карп Шубов были вместе со 120 представителями черного и белого духовенства расстреляны в 1932 году в Ростовской тюрьме.
Было уничтожено более 250 епископов. К 1949 году, ошибочно воспринимаемому некоторыми, как время ослабления богоборческих гонений, на свободе находились только пять епископов, включая патриарха.
Десятки тысяч храмов, сотни монастырей были разрушены и осквернены, превращены в клубы, картофелехранилища и, даже, колонии для уголовных преступников. В некоторых церквах, использовавшихся, как промышленные цеха, в алтарях устраивались отхожие места. Драгоценные, на народные копейки изготовленные священные сосуды, ризы, оклады икон и пр., которые изымались в ходе исполнения декрета, вывозились грузовиками.
Изъятие церковных ценностей началось еще с самых первых дней советской власти. Знаменитый ленинский декрет от 23 января1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» решительно провозглашал принцип полного лишения религиозных организаций любой собственности: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют». В том же месяце произошел вооруженный захват Александро-Невской и Почаевской лавр. Переезд правительства в Москву дал повод для осуществления мер, направленных против функционирования кремлевских монастырей и соборов, — якобы под предлогом безопасности правительства. Затем эта практика стала распространяться на другие столичные храмы и обители. Экспроприации, сопровождаемые расстрелами духовенства и мирян, быстро вышли за пределы столиц.
Однако сразу же экспроприировать имущество более 50 тысяч приходских храмов, 1 120 монастырей, лавр, пустынь, скитов новая власть не решалась, да и пока не имела для этого достаточной силы. С тем большим озлоблением была проведена экспроприация после издания декрета от 23 февраля1923 г.
Вот официальные и, далеко, не полные данные о результатах всероссийского грабежа. Только к 1 ноября1922 г. было изъято:
золота - 33 п. 32 ф., т.е.541 кг.;
серебра - 23.997 п. 23 ф., или 383 т.961 кг.;
бриллиантов - 35 тысяч 670 штук;
прочих драгоценных камней - 71 тысяча 762 шт.;
жемчуга - 14 п. 32 ф., т.е.237 кг.;
золотой монеты - 3 тысячи 115 руб.;
серебряной монеты - 19 тысяч 155 руб.;
антикварных вещей - 964 предметов;
различных драгоценных вещей - 52 п. 30 ф.
Всего было изъято (без антиквариата) по приблизительному подсчету на сумму 4.650.810 р. 67 к. (в золотых рублях). Общая же стоимость награбленного составляла, как и предполагали большевики, сотни миллионов. Из них на помощь голодающим было потрачено лишь немногим более одного миллиона. Куда же тратились остальные.
Огромная часть изъятых ценностей была направлена за границу. Секретные комиссии по реализации ценностей за границу, а если бы реализация осуществлялась для помощи голодающим не было никакой необходимости делать из этого тайну, были созданы еще до принятия декрета ВЦИК, в январе 1922 года. Руководство этими комиссиями осуществлял Троцкий, имевший «деловые» связи с финансовыми кругами Западной Европы и Америки с дореволюционных времен.
Ценности реализовывались на крайне выгодных для этих кругов условиях. Вот как он обосновывал необходимость крайней спешки при реализации за границей добычи партии и правительства: «...для нас важнее получить в течение 22-23 г. за известную массу ценностей 50 миллионов, чем надеяться в 23-24 гг. получить 75 миллионов». Причину этой спешки Троцкий видит даже не в ужасах голода, а в близости победоносной мировой революции: «Наступление пролетарской революции в Европе, хотя бы в одной из больших стран, совершенно застопорит рынок ценностей: буржуазия начнет вывозить и продавать, рабочие станут конфисковывать и пр. и пр.». Это одно из самых поразительных свидетельств готовности большевистских лидеров идти в разрушении нашей страны до конца ради установления своего мирового господства.
Значительные средства, превышающие израсходованные на помощь голодающим были затрачены на финансирование самого изъятия. Пять процентов от стоимости изъятых ценностей поступало в распоряжение Реввоенсовета, возглавлявшегося все тем же Троцким. 6 апреля 1922 г., (в разгар голода, когда голодали более 11 миллионов человек – общее число умерших превышает 1 млн. человек) Бюро Центральной Комиссии по изъятию церковных ценностей констатировало получение суммы в 10 млрд. р. или 50 тысяч золотых рублей (курс советских дензнаков тогда составлял 200 000 рублей за один золотой) на изъятие ценностей. В тот же день Бюро утвердило смету одной только Московской комиссии на агитационную работу в сумме 6 млрд. рублей. Начальнику Главполитпросвета Яковлеву для агитационной работы была отпущена сумма настолько фантастическая, что даже вызывает сомнения, - 3 триллиона рублей, т.е. 15 млн. золотых рублей. Позднее Бюро ЦКИЦЦ несколько раз санкционировало на проведение изъятия отпуск губернским комиссиям денежных средств, исчисляющихся миллиардами рублей. Тогда же было решено отпускать губернским комиссиям на транспортные расходы по 300 млн. р. на губернию. Не забыли коммунисты и самих себя. Примечательно в этом отношении строго секретное Постановление Политбюро ЦК РКП(б) «Об отпуске средств для ВЦИК'а» №117 от 2 апреля 1922 г., которым было отпущено 24 млрд. руб. на подарок 1-й Конной армии, 15 млрд. руб. для Объединенной Военной Школы имени ВЦИК, 20 млрд. руб. на выплату заработной платы рабочим и служащим ВЦИК за март, 5 млрд. руб. комиссии по изъятию ценностей. Как видим деньгами распоряжаются даже не марионеточные советские органы, а прямо политбюро правящей партии. Многим партийным руководителям бриллианты выдавались из Гохрана без всяких постановлений по простым запискам (даже без печати). Те, кто желает ознакомиться с официальными документами, подтверждающими все эти факты, могут обратиться к книге – Архивы Кремля. В 2-х кн. / Кн. 1. Политбюро и церковь. 1922—1925 г. — М. — Новосибирск, «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), «Сибирский хронограф», 1997. Но дело даже не в ценностях. Была уничтожена огромная часть лучших Русских людей. Тысячи и тысячи священников, монашествующих, церковнослужителей, миллиона и миллионы православных мирян были расстреляны, замучены, погибли в лагерях.
Вот о чем нельзя забывать всем нам. Мы не вправе предать забвению подвиг веры пострадавших от большевистских богоборцев российских мучеников, которые, терпя великие скорби, сохранили в сердце мир Христов, стали светильниками веры, озаряющими и сегодня путь возрождения Русской Православной Церкви и исторической России.
Пусть же каждый день павшим за Христа и Россию, до сего дня назидающих нас примером самоотверженности и жертвенности – во веки вечные – возглашается в сердце каждого русского человека, как в храмах Божиих,
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!
СВЯТЫЕ НОВОМУЧЕНИКИ И ИСПОВЕДНИКИ РОССИЙСКИЕ, МОЛИТЕ БОГА О НАС.
Аминь.
Версия для печати