Минуло 20 лет со дня кончины главы Российского императорского дома Великого князя Владимира Кирилловича. Судьба этого замечательного человека, родившегося на революционном изломе, проведшего всю жизнь в изгнании и увидевшего на закате своих дней первые шаги по возвращению его Родины на традиционный путь развития, неотделима от трагической истории России ХХ века.
Его отцом был внук Александра II Освободителя, двоюродный брат Николая II Великий князь Кирилл Владимирович. Блестящий морской офицер, герой Русско-японской войны, чуть было не разделивший судьбу вице-адмирала С.О. Макарова, рядом с которым он стоял на капитанском мостике броненосца «Петропавловск» в момент рокового взрыва 31 марта 1904 г., командир Гвардейского экипажа контр-адмирал Великий князь Кирилл на момент революции был третьим в порядке престолонаследия после цесаревича Алексея и родного брата Николая II Великого князя Михаила. Вместе с дядей Великим князем Павлом Александровичем Кирилл Владимирович в февральско-мартовские дни 1917 года пытался спасти монархию и сохранить на престоле своего кузена. Но 2 марта император отрекся от престола, а уже 8 марта был арестован вместе со всей своей семьей по вероломному распоряжению Временного правительства. В тот же день Кирилл Владимирович подал в отставку, а в июне 1917 г. вместе с дочерями Марией и Кирой и беременной женой Викторией Феодоровной переехал в Великое княжество Финляндское, бывшее тогда еще частью Российской империи. Там в г. Борго 17 августа по старому стилю 1917 г. и родился Владимир Кириллович.
Его крестили в купели императорского дома, специально привезенной из Петрограда духовником царской семьи протопресвитером Александром Дерновым. Тогда, несмотря на все трудности, это было еще возможно. После октябрьского переворота положение дел резко осложнилось. Финляндия не избежала Гражданской войны. И хотя, в отличие от остальной части империи, красные в конечном итоге потерпели там поражение, все члены династии Романовых в 1918 г. находились под Дамокловым мечом. Великий князь Георгий Михайлович, живший в Гельсингфорсе (совр. Хельсинки), был схвачен, доставлен в Петроград и там расстрелян в порядке красного террора. Имение генерала Эттера в Хайкко, где жила семья Кирилла Владимировича, тоже подверглось нападению и обыску. Жизнь обитателей дома висела на волоске, но их спас один из членов большевицкого отряда – матрос, когда-то служивший под командованием Кирилла Владимировича на крейсере «Олег». Несмотря на свои революционные убеждения, он сохранил уважение и симпатию к Великому князю и заступился за него. «Человеческий фактор» сыграл свою роль и во время посещения имения Эттеров красными финнами. В Гражданской войне, безуспешно желая предотвратить которую сложил власть Николай II, императорская семья стояла вне схватки. Это не имело значения для вождей большевизма, ставивших задачу полной физической ликвидации династии, но, может быть, было понятно простым людям, даже если они и увлеклись революционным порывом.
Вскоре совместные усилия немецкого генерала Р. фон дер Гольца и белого генерала К. Маннергейма сломили сопротивление красных в Финляндии. Прожив некоторое время в Борго, семья Кирилла Владимировича выехала в Западную Европу. Швейцария, Лазурный Берег Франции, германский Кобург – таков первоначальный маршрут августейших скитальцев.
В 1922 г., еще не будучи уверенным в гибели своих предшественников в очереди престолонаследия, но сознавая собственную ответственность за судьбу династии, Великий князь Кирилл Владимирович, как старший в родословном смысле член императорского дома, возложил на себя звание «блюстителя государева престола». А в 1924 г., когда стало ясно, что никакой надежды на спасение обоих сыновей и внука Александра III не осталось, Кирилл Владимирович в соответствии с Основными государственными законами Российской империи принял титул императора всероссийского. Тем самым он конституировал положение Российского императорского дома в изгнании и обеспечил его сохранение в качестве историко-юридической институции, существующей независимо от изменений политического режима. Семилетний Владимир Кириллович стал отныне наследником цесаревичем.
Его детство прошло в немецком Кобурге и в Сен-Бриаке на северо-западе Франции, в провинции Бретань, куда императорская семья окончательно переселилась в 1928 г. Цесаревич получил домашнее образование и воспитание, основанное на православной вере и лучших патриотических традициях династии Романовых. Он слушал различные курсы, в том числе курс Академии Генерального штаба под руководством генерала Н. Головина, свободно владел английским, французским, испанским и немецким языками. Из юношеских увлечений Владимира Кирилловича стоит отметить большую любовь к технике. Он собирал действующие модели самолетов и кораблей, изучал устройство автомобиля. Огромную радость доставил ему первый мотоцикл, подаренный в 1933 г. на династическое совершеннолетие Великим князем Дмитрием Павловичем – тоже страстным любителем технических устройств и заядлым спортсменом.
Владимир Кириллович рано осиротел. В 1936 году, поехав в Аморбах навестить старшую дочь Марию принцессу Лейнингенскую, в возрасте 59 лет от последствий инфлюэнцы неожиданно умерла его мать императрица Виктория Феодоровна. А 12 октября 1938 г. в госпитале Нейи под Парижем скончался от гангрены 62-летний отец государь Кирилл Владимирович, много лет страдавший артериосклерозом вследствие длительного нахождения в ледяной воде после катастрофы «Петропавловска» в 1904 г. Так в возрасте 21 года Владимир Кириллович стал главой Российского императорского дома – преемником русских царей и всероссийских императоров. Он принял решение не пользоваться императорским титулом, полагая, что акт его отца уже достаточен для определения юридического статуса династии в изгнании.
Свое понимание унаследованной миссии Владимир Кириллович сформулировал в искренних и возвышенных словах: «У меня одна цель, одно стремление - отдать себя на служение России, ради счастья и благоденствия русского народа, который только под сенью императорского престола обретет право и свободу».
Со смертью императора Кирилла ушли в прошлое многие противоречия в среде эмиграции, противоречия часто надуманные и ложные, но непреодолимые и прочно связанные с именем покойного. Для крайне правых эмигрантских организаций, которые хотели бы объединиться вокруг династии, но не могли этого сделать при жизни Кирилла Владимировича из-за политических комплексов и инерции прежних конфликтов, появился прекрасный повод для примирения с императорской семьей. А для тех, кто, возможно, и не очень хотел подчинения Владимиру Кирилловичу, стало невыгодно стоять в стороне от процесса, охватившего большую часть эмиграции, ибо было чревато изоляцией. Один за другим Российский обще-воинский союз, Высший монархический совет, Союз дворян и другие ведущие эмигрантские организации признают Великого князя Владимира Кирилловича бесспорным центром русского национального единения в качестве законного главы Российского императорского дома. Первоиерарх Русской зарубежной церкви митрополит Анастасий (Грибановский) продолжает традицию, заложенную его предшественником митрополитом Антонием (Храповицким), и безоговорочно поддерживает молодого государя. Архиерейский собор Русской православной церкви заграницей 1939 года приветствует Владимира Кирилловича особой грамотой: «Только в образе царя, помазанника Божия, как верховного главы и водителя Русской Земли, власть отвечает заветным чаяниям русского православного народа». Признание и готовность помогать Великому князю изъявляет и глава константинопольской (парижской) русской церковной юрисдикции митрополит Евлогий (Георгиевский).
Правые органы печати во главе с «Возрождением», раньше не останавливавшиеся перед выпадами против прежнего главы династии, теперь единогласно славят его преемника и пропагандируют идею консолидации всех национальных сил вокруг его особы.
Объединению способствовала частичная корректировка курса императорского дома. Великий князь Владимир Кириллович, несмотря на молодость, по своим общественно-политическим взглядам был консервативнее отца. Он отдалил от себя Младоросскую партию, стоявшую до поры - до времени на монархических позициях, но выступавшую с шокирующим правую эмиграцию лозунгом «Царь и Советы». При этом Владимир Кириллович, следуя примеру и опыту императора Кирилла, не позволил связать свое имя с каким бы то ни было политическим направлением. «Как законный глава Российского императорского дома и нелицеприятный предстатель чаяний народов российских», «как воспреемник прав и обязанностей моих державных предшественников (…) я не могу и не буду выступать в качестве возглавителя какой-либо политической группировки. Господь возложил на меня служение всем народам российским, всему нашему великому государству», - утверждал он.
В 1939 году с целью лучше узнать жизнь рабочих, Владимир Кириллович инкогнито выехал в Великобританию и поступил там на завод дизельных моторов под именем Петра Михайлова, подобно своему предку Петру I Великому. Глава дома Романовых получает рабочее жалованье, снимает комнату, и мало кому известно, что рядом с ним в поте лица трудится царственная особа. А кто и догадывается, с английской вежливостью не обнаруживает этого.
Работа на заводе, равно как и намерения завершить в Англии высшее образование, были прерваны начавшейся 1 сентября 1939 г. II Мировой войной. Германская оккупация Франции застала Великого князя в Сен-Бриаке. Используя знакомство с германскими кадровыми офицерами из аристократической среды (командующим военным округом г. Сен-Мало генералом фон Аулоком и др.), многие из которых, кстати, были настроены антинацистски, Владимир Кириллович сумел существенно облегчить участь советских военнопленных, содержавшихся в концентрационных лагерях в г. Сен-Мало и на острове Джерсей. Великий князь оставил об этом воспоминания: «В самый разгар войны я вдруг узнал, что русские пленные содержатся частью на материке, а частью на прибрежных английских островах, оккупированных немцами, и что положение их довольно трудное. Другие военнопленные получали через Красный Крест помощь от своих правительств, посылки и письма из дома, а русским помощи было ждать неоткуда. Известно, какое отношение было к ним в России, всех их априори считали предателями, перебежавшими на сторону врага, так что можно себе представить, в каком бедственном положении оказались эти несчастные люди. Поскольку у меня был контакт с несколькими офицерами, мне с их помощью удалось немного помочь им. Когда я поднял этот вопрос, они проверили, и, насколько мне известно, положение наших пленных немного облегчилось. Они работали, главным образом, на строительстве укреплений. Тех, которые были на островах, я никогда не видел, а с некоторыми из работавших на материке потом несколько раз встречался, и мы разговаривали, они рассказывали мне про свою жизнь. Очень большой помощи, конечно, оказать им было невозможно, но даже то немногое, что удалось сделать, было для них светлым моментом в их печальном положении, когда они узнали, что хотя бы кто-то заинтересовался ими. Что с ними произошло потом, я не знаю. Когда после начала перестройки открылась возможность переписки, и я стал получать невероятное количество писем из России, я всегда надеялся, что кто-нибудь из них уцелел и напишет мне, но боюсь, что нет, потому что все, кто был возвращен, попадали в лагеря и очень многие погибали». Помощь Великого князя заключалась в посылке в концлагеря продуктов питания, игрушек и сладостей для детей, в устроении Богослужений, для чего из Парижа приглашался священник о. Иоанн Григор-Клочко.
Как бы ни менялась ситуация, все обращения и высказывания Великого князя периода II Мировой войны подчинены одной идее. Они никогда не носят и не приобретают ни профранцузского (в начале войны), ни прогерманского (во время жизни под германской оккупацией), ни просоветского (во время разгрома Германии) звучания. В них всегда остается четкое различение России и коммунистического режима, сохраняется вера в российские национальные силы и надежда на освобождение от коммунизма. В той трагической, противоречивой ситуации глава императорского дома не мог желать поражения своей Родине, но не мог и связывать надежду на победу с марксистской диктатурой. Великий князь был убежден, что российский народ найдет в себе силы разгромить и внутренних, и внешних поработителей. Владимир Кириллович прошел через всю войну с достоинством, не запятнав себя ни коллаборационизмом, ни соглашательством с коммунизмом.
В 1944 году, в связи с начавшимся германским отступлением под натиском союзников, нацистские власти заставили Великого князя переехать в Париж, а потом и в Германию. Там он избрал местом временного пребывания Аморбах, где жила его сестра Мария Лейнингенская. Это был, пожалуй, самый опасный период его жизни, ибо с одной стороны было неизвестно, что придет в голову нацистам, а с другой, существовала опасность выдачи в СССР, в случае чего государь, несомненно, стал бы жертвой репрессивных органов. Господь сохранил жизнь наследника русских царей. После окончания войны Владимир Кириллович с помощью офицеров французского Иностранного легиона избежал ареста советскими оккупационными властями в Австрии и через Швейцарию выехал в Испанию, где жила его тетя инфанта Беатриса.
5 декабря 1946 года, по запросу Испанского королевского дома, Великий князь издал акт, восстанавливающий историческую справедливость в отношении грузинского царского дома Багратионов, признав и подтвердив его равнородное династическое достоинство. Это событие явилось промыслительным. Вскоре Владимир Кириллович познакомился с дочерью главы дома Багратионов князя Георгия Александровича Багратион-Мухранского-Грузинского Леонидой. Они полюбили друг друга и 13 августа 1948 года заключили равнородный брак. Благодаря этому Российский императорский дом породнился с древнейшей в Европе царской династией Багратидов, по преданию происходящей от библейского святого царя Давида Псалмопевца и состоящей, таким образом, по человечеству в родстве с Господом Иисусом Христом. Владимир Кириллович и Леонида Георгиевна прожили вместе долгую и счастливую жизнь. По словам вдовы Великого князя, они не написали друг другу ни одного письма, потому что никогда не разлучались.
Великая княгиня Леонида Георгиевна в значительной мере помогла мужу восстановить деятельность династии после военных потрясений, разрушивших прежнюю систему русских учреждений и организаций в эмиграции. Вновь заработала канцелярия, начались поездки по миру, восстановились связи с родственниками из других европейских династий, с монархами и президентами, с представителями общественности, науки и культуры, развивалась благотворительная деятельность, возродилась жизнь на вилле «Кер Аргонид» в Сен-Бриаке… Во всем этом была большая доля участия Леониды Георгиевны.
В 1953 году в Мадриде у августейшей четы родилась единственная дочь Великая княжна Мария. Тем самым было обеспечено продолжение династии Романовых. Дело в том, что все остальные члены императорского дома мужского пола в эмиграции вступили в морганатические (неравнородные) браки, и поэтому не оставили потомства, имеющего права престолонаследия. В случае, если бы у Владимира Кирилловича и Леониды Георгиевны не было детей, в силу закона о престолонаследии главенство в доме Романовых перешло бы по женской линии в иностранные династии. Формально это соответствовало бы нормам династического права. Но в условиях изгнания передача наследия дома Романовых европейскому принцу, воспитанному в совершенно иных традициях и духе и не имеющему возможность приехать в Россию и попытаться сродниться с ней, была бы чревата самыми печальными для царской идеи последствиями.
Всю жизнь Великий князь Владимир Кириллович ждал и верил, что Россия избавится от тоталитаризма и агрессивного государственного атеизма и вернется к своим историческим устоям. Естественно, он приветствовал падение коммунистического режима в августе 1991 года. Радуясь избавлению своей страны от богоборческой власти, Владимир Кириллович в тоже время с болью переживал последовавшее за этим расчленение великой державы, горе, страдания и разорение миллионов соотечественников. «Распад не принесет блага отдельным частям империи, которые сейчас стремятся отделиться, - пророчески говорил он еще до того, как были подписаны Беловежские соглашения. – Выгоднее для всех было бы некое федеративное государство, ибо территория России обширна и богата настолько, что ресурсов хватило бы на всех». Под «территорией России», конечно, Владимир Кириллович подразумевал всю территорию еще формально существовавшего СССР. «Самостоятельная жизнь неизбежно заставит новые суверенные государства просить западной помощи, а помощь эта бескорыстной быть не может. Тяжело начинать самостоятельную жизнь с долгов». Для него были дороги все народы Российской империи, и он никогда не отказался от надежды на восстановление утраченного единства. «Наша Родина достаточно велика, - говорил Владимир Кириллович сразу после подавления августовского путча 1991 г., - и если она действительно станет на ноги, придет в нормальное состояние, все те республики, которые сейчас стремятся отделиться, будут в итоге обращаться к ней, потому что они веками жили на одной земле. Потому что выгоднее, целесообразнее иметь экономические, торговые, культурные связи с Россией, чем с заморскими странами». При том он был убежден: «Никакого насилия допускать нельзя. Ни в коем случае. Крови и так уже немало пролито. Пора остановиться».
Прожив всю жизнь на Западе и лично зная многих «сильных мира сего», глава династии Романовых как никто другой понимал: «Западной помощью следует пользоваться очень осторожно». «Великий князь не хотел бы, - отметила российская журналистка, - чтобы наша страна попала в экономическую зависимость от иностранных держав».
Еще во время «перестройки» в СССР послышались первые разговоры о возможном приезде главы династии Романовых на Родину. После августовских событий 1991 г. идея стала близка к осуществлению. Правда, у нее нашлись не только сторонники, но и противники, как слева, так и справа. Архиерейский синод Русской православной церкви заграницей направил в Париж целую делегацию во главе с архиепископом Лос-Анжелосским Антонием, которая должна была отговорить Великого князя от поездки. Причиной этого странного поведения явилось нежелание зарубежного духовенства допустить встречу государя с Патриархом Алексием II. Но Владимир Кириллович и его августейшая супруга проявили твердость. Условие со стороны Великого князя было одно: он принципиально не будет получать визу для прибытия в свое Отечество. К чести российских властей, они пошли навстречу законному требованию главы императорского дома. Но за кулисами по поводу визита Великого князя шла нешуточная борьба. Записка Г.Х. Шахназарова президенту СССР М.С. Горбачеву доносит до нас раздражение угасающего режима самим фактом появления Владимира Кирилловича в России, суетливое волнение, как бы не потерять политические очки, если состоится встреча Великого князя с руководством России, желание уйти от решения вопроса, если глава династии «попросит дать ему гражданство». «Великому князю сообщить, - советует, в числе прочего, Шахназаров Горбачеву, - что, к сожалению, встретиться с ним в настоящее время не представляется возможным. Если он захочет приехать в Москву как частное лицо – закрыть глаза». Как мелочно выглядят все эти опасения и соображения на фоне величия восстановления преемственности эпох. И как много потеряли наши правители, отказываясь от посылаемой им Провидением возможности соприкоснуться с живой историей России.
Несмотря ни на что, 5 ноября 1991 г. начался первый после революции 1917 года визит главы Российского императорского дома на Родину. Владимир Кириллович вместе с супругой Леонидой Георгиевной прибыл в Санкт-Петербург по приглашению мэра А. Собчака на торжества в честь возвращения городу его имени. Государь и государыня почтили память своих царственных предшественников в Петропавловском соборе и жертв Блокады Ленинграда на Пискаревском кладбище, поклонились Санкт-Петербургским святыням и осмотрели многие достопримечательности.
В Иоанновском монастыре на Карповке Владимир Кириллович и Леонида Георгиевна встретились со Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II, с которым ранее Великий князь переписывался. В этой, первой после кончины в 1700 г. Патриарха Адриана, беседе первосвятителя Русской православной церкви и Русского государя шла речь о возвращении под омофор Патриарха Московского и всея Руси отделившихся в свое время зарубежных русских юрисдикций. Владимир Кириллович рассказал Патриарху о своем стремлении помочь в исцелении заграничных расколов и о видении им возможных путей воссоединения. Напомним, тогда руководство Зарубежной русской церкви было настроено по отношению к Московскому Патриархату крайне агрессивно, и казалось, что примирение невозможно. Но вот, скоро мы станем свидетелями подписания акта канонического единства между Русской Православной Церковью и ее зарубежной частью. То, чего так желал Великий князь Владимир Кириллович, происходит спустя 15 лет после его смерти, в год, когда будет отмечаться и его 90-летний юбилей…
Организаторы визита старались свести к минимуму все контакты Великого князя с соотечественниками. Встречи с журналистами, несмотря на колоссальный общественный интерес, были строжайше лимитированы. Большинство людей, пришедших засвидетельствовать государю свою любовь и уважение, охрана не подпустила к нему, и это, конечно, была не его вина. Сам Владимир Кириллович больше всего хотел поговорить именно с простыми людьми. Его потрясло обстоятельство, совершенно обычное для нас, а для него – долгожданное и удивительное: все вокруг говорили по-русски!
«Он слушал внимательно, был очень тронут и, кажется, волновался. Улыбался очень мало. Совсем не был похож на сопровождавших его господ с благополучным «западным» выражением лица. Почему-то было его жаль, – писала журналистка И. Степанова. - Нет, он не приехал ликовать с нами. И смотрел на всё глазами человека, впервые приехавшего на Родину, с мыслями о которой жил всю жизнь».
Всем, кому посчастливилось видеть государя и государыню, а где-то и стоять неподалеку от них, эти недолгие мгновения запомнились на всю жизнь. Великий князь производил впечатление человека мудрого, духовного, тонко и глубоко понимающего людей. Вокруг него буквально физически образовывалась атмосфера какого-то необыкновенного благородства. Его образ поведения, слова и жесты были преисполнены простоты. Эта знаменитая романовская царственная простота вызывала уважение и очарование даже у тех, кто считал себя противником Владимира Кирилловича и воплощаемой им идеи.
В ходе визита их императорские высочества посетили величественные соборы, великолепные дворцы, театры и музеи. Но когда Великого князя спросили, какое место на него произвело самое большое впечатление, он назвал подворье Валаамского монастыря. Эта полуразрушенная тогда церковь с временным дощатым полом, в которой только начались восстановительные работы, стала для Владимира Кирилловича своего рода иконой подлинного возрождения его Родины из руин. Когда настоятель о. Андроник (Трубачев) после совершения Божественной литургии попросил государя сказать несколько слов, голос Владимира Кирилловича дрожал от волнения.
Покидая Отечество 11 ноября 1991 г., государь думал о следующем визите, уже в Москву, запланированном на май следующего года. Но сердцем предчувствуя возможность своей кончины, он сказал супруге: «Когда я умру, похорони меня здесь, в родной земле».
В феврале 1992 г. в Париже находился президент РФ Б. Ельцин. В российском посольстве состоялась встреча действующего главы Российского государства с главой Российского императорского дома. После этого все члены императорской семьи, не имевшие никакого иностранного гражданства и всегда жившие по документам русских беженцев, получили паспорта российских граждан. На обложках тех первых паспортов еще красовалось изображение герба СССР – предполагавшегося зачатка «Земшарной республики советов», которая должна была стать продуктом «мировой революции». Но это были уже паспорта новой России, расставшейся с кровавой утопией, стоившей ей десятков миллионов жизней.
Увы, Великому князю Владимиру Кирилловичу больше не суждено было увидеть родную страну. 21 апреля 1992 г., накануне Страстной среды, во время своего визита в США, предпринятого с целью привлечения дружественных деловых кругов запада к возрождению российской экономики, он скоропостижно скончался в г. Майами (шт. Флорида) в ходе пресс-конференции. До сих пор вызывают мучительное чувство воспоминания о первых сообщениях информагентств, о страшной фотографии в «Известиях», запечатлевшей момент начала сердечного приступа…
Гроб с его телом был доставлен в Россию. 29 апреля 1992 г. в Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга прошло отпевание главы Российского императорского дома, которое возглавил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. В трогательном надгробном слове Патриарх подчеркнул, какое сильное впечатление произвели на него «глубокая вера почившего, его любовь к России и ее народу». «Да упокоит Господь душу новопреставленного раба Своего Великого князя Владимира Кирилловича в обителях небесных, - провозгласил в конце проповеди Патриарх, - и дарует ему быть участником вечной радости в невечернем дне Царствия Христова!». «Великолепие обряда в Исаакиевском соборе описать невозможно, - делился своими впечатлениями журналист «Невского времени». - Величественность церемонии потрясла, наверное, всех, кто был в соборе. Так исполнялась воля потомка русских государей, человека, который вынужден был жить на чужбине, но всегда помнил о русских людях, принимал самое активное участие в помощи им. Владимир Кириллович так и не принял никакого гражданства, оставаясь до конца жизни патриотом России».
Тысячи людей пришли проститься с государем. Огромный Исаакиевский собор не смог вместить всех желающих, и они заполнили площадь и прилегающие улицы. Общее ощущение граждан России, независимо от их отношения к монархии и других политических убеждений, сумел выразить корреспондент газеты «Невский проспект»: «Всё, что можно было сказать, написать и придумать о Великом князе Владимире Кирилловиче, уже сделано. Оспаривалось его право быть главой Русского императорского дома. Ставился под сомнение его титул. И так далее, и тому подобное. Кончина Владимира Кирилловича безжалостно отвергла все сомнения и решила все проблемы. Владимир Кириллович Романов – наш соотечественник, патриот России и христианин. После некоторого замешательства власти России и Санкт-Петербурга дали высочайшее разрешение на похороны в Санкт-Петербурге. Таким образом удовлетворено естественное право человека быть похороненным в избранном им месте рядом с его родственниками. Это место - Великокняжеская усыпальница Петропавловского собора. И погребение там означает признание де-юре всех прав Великого князя. А отпевание его Патриархом всея Руси придает совершившемуся значение, равное помазанию на царство».
29 мая 1992 года глава Российского императорского дома государь Великий князь Владимир Кириллович (де-юре император всероссийский Владимир III) был погребен в родовой усыпальнице династии Романовых в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга.
Величайший подвижник нашего времени св. архиепископ Иоанн Шанхайский ставил Владимира Кирилловича в один ряд с Владимиром I Равноапостольным и Владимиром II Мономахом, указывая на значимость служения православного российского государя вдали от Родины. Ныне его дело продолжает новая глава Российского императорского дома Великая княгиня Мария Владимировна. Ее сын и наследник - цесаревич Георгий Михайлович все более активно принимает участие в общественной деятельности. О своем дедушке он хранит благоговейную и благодарную память: «Деду я обязан очень многим. Именно он заложил основы моей личности. Он открыл нам путь в Россию. Когда он умер, я был еще маленьким и не все понимал, но главное запомнил навсегда. Дедушка был человеком великой веры в Бога, великой любви к Родине и удивительной доброты к людям. Он честно прошел жизненный путь, был достоин предков и дал пример потомкам» .
Владимир Кириллович верил, что монархия в России имеет будущее. При этом Великий князь всегда говорил, что он и его наследники готовы ответить на народный призыв, но служат и будут служить Родине в любом случае, не обязательно на престоле. «Для меня не столь важен трон, как желание быть полезным своей стране», - говорил государь.
В первом опубликованном в СССР интервью Великий князь Владимир Кириллович утверждал: «Монархия – это единственная форма правления, совместимая с любой политической системой, поскольку предназначение монарха – быть высшим арбитром» . Государь был убежден, что монархия – не отживший, а вполне современный строй, имеющий не меньше прав на существование, чем республика. Наверное, он не читал созвучное высказывание одного политического деятеля: «Монархия вообще не единообразное и неизменное, а очень гибкое и способное приспособляться к различным классовым отношениям господства учреждение». Можно было бы и не сопоставлять данные цитаты, если бы не авторство второй из них. Имя политического деятеля, сделавшего весьма неожиданное для него признание – Владимир Ильич Ленин . Тот самый ненавидевший до глубины души российскую монархию потомственный дворянин В.И. Ульянов (Ленин), который пришел к власти, когда Владимиру Кирилловичу было два месяца, и по воле которого были казнены все оставшиеся в России Романовы. В свое время мы, советские люди, плохо изучали ленинское творчество. А ведь многое можно было понять гораздо раньше. Может быть, тогда неминуемое крушение коммунизма произошло бы не так поздно и не столь болезненно.
Жизнь Великого князя Владимира Кирилловича почти полностью совпала во времени с эпохой коммунистического эксперимента в России. Он родился чуть раньше октябрьского переворота, и пережил тоталитарный режим ровно на 8 месяцев. В своей стране он появился на свет и вернулся в нее на склоне лет. Во всем этом есть нечто промыслительное. Связь времен не порвалась. Место вечного упокоения Великого князя Владимира Кирилловича в родовой усыпальнице дома Романовых является символом торжества Божественной Справедливости и уважения ко всем периодам нашей многовековой истории.
Версия для печати