Бесплатно

С нами Бог!

16+

01:26

Среда, 17 апр. 2024

Легитимист - Монархический взгляд на события. Сайт ведёт историю с 2005 года

Император Николай Павлович в исторических анекдотах

05.07.2016 23:02

Сегодня, к 220–ой годовщине со дня рождения Императора Николая Павловича Незабвенного, мы публикуем необычный материал о Государе – исторические анекдоты, ярко, зачастую с доброй улыбкой иллюстрирующие всё богатство и благородство его личности, и как властителя, и как человека, а также образы его современников.

Исторический анекдот – это короткая поучительная история из жизни. История обязательно происходящая с реальными людьми, в реально существующих местах, и базирующаяся на реальной жизни. Исторический анекдот не является разновидностью классического анекдота. Исторический анекдот не обязательно является смешным и, в любом случае, юмор не является самоцелью. Именно этот жанр имел в виду Пушкин, говоря об Онегине:

И дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней
Хранил он в памяти своей.

Представляя собой небольшой рассказ о поступках знаменитых людей, исторический анекдот выделяется соотнесённостью с историческим, линейным временем. Установка на достоверность, истинность исторического анекдота отражается в относящихся к нему русских жанровых определениях: «быль», «бывальщина» и т.п. Вместе с тем исторический анекдот роднит с обычным анекдотом ориентация на «посвящённого» адресата, знакомого с контекстом.

***

Сенатор Александр Александрович Арсеньев (1756–1844) был членом комиссии по восстановлению Москвы после пожара и заведовал постройкой Большого театра (1821–1825). Так как он опасался, что к ожидаемому приезду Императора Александра I работы не будут окончены, то "велел привязать подрядчика к трубе на крыше театра и объявил ему, что не отпустит его с крыши до тех пор, пока отделка театра не будет окончена к приезду Государя...". Александр I не приехал на открытие Большого театра в январе 1825 года, но в 1826 году в Москву на коронацию прибыл Николай I. Илья Александрович Арсеньев (1822–1887), сын сенатора, пишет, что "Государь Николай I, узнав об оригинальном способе, употреблённом А.А. Арсеньевым относительно исполнения подрядчиком принятых им на себя обязанностей, как будто бы рассердился, но потом смеялся до упаду и неоднократно вспоминал об этом при свидании с ним, присовокупляя: "Ты, Александр Александрович, истый татарин, для тебя законы не писаны!"

***

В 1836 году Государь Николай Павлович проводил часть лета в Петергофе со всем своим семейством. В часы досуга он любил ходить пешком на охоту, вдвоем с кн. П.М. Волконским, министром Его Двора. Князь был настоящий барин, честный, правдивый и благородный. К тому он искренно и непритворно любил Государя и его семейство и берег царские деньги, может быть, еще несравненно более, чем свои собственные. За то князя все называли скупым, и часто даже сам Император подсмеивался над его расчетливостью, повторяя, что она вошла у него в привычку, хотя со своей стороны искренно любил и уважал князя. Как–то в прекрасный летний день, рано утром, Государь с князем, оба в сюртуках без эполет и в фуражках, с ружьями, шли по уединенной дорожке за деревню Бабий–гон, когда наткнулись на широкую и длинную лужу, которую пешком перейти

оказалось очень неудобным. Собака, сопровождавшая охотников, бегала по луже более, чем по колено в воде. Что было делать? Возвращаться домой Государю не хотелось, тем более, что хорошее место для охоты было уже очень недалеко. Издали показался пеший мужик. Они мужика окликнули, он тотчас же поворотил на их зов и стал к ним подходить. Увидя военных, он их принял только за офицеров, и Государя не узнал. – Перенесешь ты нас через лужу? – спросил его Государь. – Нам не хочется мочить ног. – Почему не перенести, – отвечал мужик в раздумье, – перенести можно... – А что ты с нас за это возьмешь? – спросил князь. – Да что взять? Ваша милость не должны быть очень грузны... – отвечал мужик князю, – ну, а вот это барин... – говорил он с расстановками, указывая на Императора, и покачивал головой... Всем известно, что Государь отличался необыкновенным ростом, был широкоплеч и чрезвычайно статен. – Ну, я не поскуплюсь, – сказал он, – да сколько же ты хочешь?... – Положите красненькую [1], – отвечал мужик. – Хоть ваша милость и тяжеленька, но я перенесу... ничего... право перенесу... – Ну, уж заломил ты красненькую, – сказал князь, с обыкновенным своим негодованием при всяком расходе, – с тебя и синенькой будет довольно. А я тебе за себя два с полтиной дам... вот и выйдет, что ты получишь семь с полтиной... разве это мало? Государь улыбался, видя, что князь никак не может не торговаться; мужик, не отвечая, глядел на обоих охотников пристально, как будто соображаясь со своими силами. – Ну, неси меня, – сказал Государь. – Я тебе десять рублей дам. Мужик поднял Государя, который припал к нему на спину и обнял его за шею обеими руками. Крестьянин был гораздо меньше ростом, чем Император, но сильный и здоровый; он нес его легко и переходил лужу без малейшего замедления ровным и тихим шагом. Лишь только вышел он на сухое место, Государь поспешил вынуть свой бумажник, достал десятирублевую ассигнацию и, отдавая ее, поспешил сказать: – Ну, теперь иди за этим барином и неси его сюда. Мужик поблагодарил за деньги и отправился по луже за князем. С князем опять начался торг, мужик просил пятирублевую ассигнацию, а князь давал два с полтиной, три, и, наконец, за три с полтиной мужик взял и его на плечи. Когда он дошел со своей ношей до середины лужи – Государь крикнул своим громким и сильным голосом: – Стой! Мужик остановился. – Сбрось его в лужу, – кричал Государь, – я тебе дам еще красненькую... а не то пусть он набавит, чтобы вперед не торговался... Мужик сейчас смекнул, в чем дело, и не двигался с места. – Сбрось, сбрось, – приказывал Государь. Мужик сделал движение, как будто хочет спустить ноги князя в лужу, в которой по щиколотку стоял сам. – Ну, ну, – сказал князь, – держи, держи крепче, пожалуй, и я тебе дам десятирублевую. – А я дам двадцать пять, – кричал Император. – Слышишь... двадцать пять, только спусти его в воду. – Уж так и быть, – сказал князь, – я дам тридцать. – А я пятьдесят... Мужик, в совершенном недоумении, не верил своим ушам, что на него сыплется такая благодать. Князь дал 55 руб. Тогда их торг приостановился, мужик вынес князя на сухое место и спустил его с плеч. Государь, обращаясь к мужику, сказал веселым голосом: – Требуй же, чтобы он сейчас тебе эти деньги отдал...

– Да я не знаю, будет ли у меня столько в бумажнике? – отвечал князь. – Показывай, показывай, – повторял Государь, смеясь от души, что ввел его в такой расход; князь открыл бумажник, отсчитал 55 руб. и, отдавая их, сказал крестьянину вполголоса: – Знаешь ли ты, кого перенес? Ведь это Царь... Мужик остолбенел... – Как Царь? – спросил он. – Да ты только на него погляди, неужели ты его не узнал? – Батюшка, – закричал мужик и, бросившись на колена, начал креститься... – Привел же Господь Царя на плечах снести. Потом, вынув из–за пазухи полученные первые десять рублей, он повторял: – Батюшка, возьми эти деньги назад, не надо мне их... не надо... я Царя на плечах нес... Примечание М.Ф. Ростовской: [1] – Красная стоила тогда 10 руб. ассигнациями, а синяя 5 руб.

***

Осенью 1843 года афиши, расклеенные в Петербурге, известили горожан, что вскоре, в среду, в “Севильском цирюльнике” перед жителями столицы впервые предстанет знаменитая певица Полина Гарсиа. Краевский тогда редактировал литературное приложение к “Русскому инвалиду”. Он был уверен, что спектакль непременно состоится в среду, и решил опередить конкурентов с рецензией на спектакль. Он заказал статью некоему журналисту Сорокину, в которой бойкий щелкопёр превознёс до небес пение и игру знаменитой актрисы Гарсии: публика была в восторге, на сцену летели цветы и актрисе преподнесли два венка. Статья оказалась в руках Краевского в среду, и он тотчас же отправил её в набор. Между тем, спектакль в среду не состоялся, так как приболел тенор Рубини. С утра четверга в Петербурге не смолкал смех среди читателей “Инвалида”, к которым вскоре присоединилась и остальная публика. Всех развеселили неумеренные похвалы несостоявшемуся спектаклю и его исполнителям, а особенно мадам Гарсии. Не смеялся только Николай Павлович, который приказал незадачливого журналиста Сорокина на месяц посадить на гауптвахту, а “Русскому инвалиду” впредь запретил писать статьи о театре.

***

Император Николай Павлович советовал Пушкину бросить карточную игру, говоря; – Она тебя портит! – Напротив, Ваше Величество, – отвечал поэт, – карты меня спасают от хандры. – Но что ж после этого твоя поэзия? – Она служит мне средством к уплате моих карточных долгов. Ваше Величество.

***

Прогуливаясь по Невскому проспекту, Император Николай Павлович встретил студента, одетого не по форме, возвращавшегося, как впоследствии оказалось, домой с приятельской попойки: шинель накинута была у него на плечи, шляпа ухарски надвинута на затылок, и неряшливость была заметна во всём. Государь, остановив его, спросил: – И на кого ты похож? Увидев Императора, студент растерялся и робко произнёс в ответ: – На маменьку!

***

Государь Николай Павлович любил гулять в восемь часов после обеда. Как–то ранней весной он идет по Невскому проспекту, когда уже смеркалось, и видит, что фонарщик с лестницей в одной руке и с бутылью с маслом в другой идет за ним следом. Сперва он подумал, что, вероятно, он идет сам по себе к следующему фонарю, но фонарщик прошел и другой, и третий, и пятый фонарь, не отставая от Императора. – Ты разве меня не узнал? – спросил Государь. – Как не узнать, Ваше Величество? – отвечал тот. – Зачем же ты идешь за мной? – Затем, Ваше Величество, что хочу я у вас спросить, сколько лет фонарщик должен служить? Государь, рассказывая это происшествие своим приближенным, сознавался, что вопрос фонарщика его крайне затруднил и что он, не зная, что ему отвечать, сказал: – Да хорошо ли ты служишь? – Ваше Величество, мои фонари всегда так же отлично горели, как и теперь, вы сами их изволите видеть, и я служу слишком 28 лет. Государь послал его тотчас же к обер–полицеймейстеру Кокошкину сказать, что он его требует к себе к девяти часам. Когда Кокошкин приехал во дворец и введен был в кабинет, то Государь у него спросил: – А сколько лет должен служить фонарщик? Кокошкин в замешательстве не знал, что отвечать. – Поезжай домой, узнай и доложи мне, – продолжал Государь. На поверку оказалось, что фонарщик служил лишних целых три года. Государь приказал выдать ему в виде награды двойное жалованье за четыре года и двойную пенсию по смерть.

***

Государь Николай Павлович имел привычку на масленицу, во время качелей, выезжать на Марсово поле и объезжать шагом весь квадрат; однажды, среди общего ликования подгулявшего народа, толпа крестьянских детей подбежала к его саням и, не зная Государя, запищала: – Дедушка, покатай нас, дедушка! Стоявшие подле булочники кинулись было разгонять детей, но Государь грозно на них прикрикнул и, рассадив сколько уместилось детей в санях, обвёз их вокруг Марсова поля.

***

Февраль месяц был очень теплый; великим постом, в самую распутицу, Император Николай I Павлович ехал в санях в одиночку по Невскому проспекту. Он ехал тихо, потому что снегу было мало, а воды и, особенно, грязи пропасть, – она стояла целыми лужами, несмотря на то, что множество народу с метлами и лопатами расчищало улицу.

Государь заметил, что все, кто шел ему навстречу, снимая шляпы, улыбались. «Не забрызгало ли меня грязью?» – спросил он у своего кучера. Кучер обернулся и видит, что за царскими санями прицепилась девочка лет десяти, в изношенном стареньком платье, мокрая и грязная. Кучер со смехом сказал Государю, в чем было дело. Когда Государь сам повернулся к девочке, она, не робея, сказала: «Дядюшка, не сердись... Видишь, какая мокрота, а я и то вся измокла». Император приказал остановиться, посадил ее рядом с собою и отвечал: «Если я тебе дядюшка, так следует тебе и тетушку показать. В Зимний дворец», – продолжил он, обратившись к кучеру. Во дворце он ее сам привел к Государыне Александре Федоровне и сказал: «Вот тебе еще новая дочка». Императрица с несравненною ее добротою обласкала бедную девочку и, узнав, что она круглая сирота, поместила ее в дом Трудолюбия и положила на ее имя в Опекунский совет 600 руб. асс. на приданое.

***

Генерал Александр Фёдорович Ланжерон (1763–1831) хоть и состоял на русской службе с 1799 года, так и не удосужился как следует выучить русский язык, наше дворянство уже прекрасно говорило на языке его родины. Чтобы правильно отдавать команды, у него в карманах был целый ворох табличек с латинской транскрипцией командных выражений. В этих же карманах генерал хранил листочки с записями названий русских песен, которые ему очень нравились, особенно в исполнении солдатских хоров. Однажды на смотре в присутствии Императора Николая Павловича, Ланжерон вынул из кармана листок и перед фронтом зычным голосом скомандовал: "Ты пойди, моя коровушка, домой!" Император только улыбнулся на этот промах заслуженного генерала.

***

Знаменитый трагик Василий Андреевич Каратыгин (1802–1853), несмотря на свою говорящую фамилию, был человеком очень большого роста. Император Николай Павлович сам отличался высоким ростом и любил высоких людей. Встретившись лицом к лицу с выдающимся актёром, Император оглядел его могучую фигуру и заметил: "Однако, ты выше меня, Каратыгин!" Каратыгин склонился в почтительном поклоне: "Длиннее, Ваше Величество".

***

Император Николай Павлович высоко ценил талант актёра Павла Степановича Мочалова (1800–1848) и закрывал глаза на его пьянство. Однажды Император решил командировать Мочалова во Францию, для повышения квалификации у известного французского актёра Фредерика Леметра (Антуан Луи Проспер Леметр, 1800–1876). Для поездки в Париж Мочалову выдали довольно значительную сумму денег, и провожать актёра до первой станции отправились несколько друзей. Выпили на дорожку, выпили по дороге, выпили на первой станции, да там и застряли, продолжая пьянствовать. Пили долго, целых три недели, пока Мочалов не обнаружил, что денег у него осталось только чтобы доехать до Парижа, а на что там жить и как возвращаться домой неизвестно. С горя пропили и остальные деньги, после чего Мочалов отправил своему театральному начальству записочку: "Сижу без копейки. Если нужен, пришлите за мною". Николай Павлович только хохотал, слушая рассказ о том, как Мочалов в Париж съездил, и своего расположения к актёру не изменил. Москвичи же, когда вновь увидели Мочалова на сцене, начали шутить: "С тех пор, как он видел Леметра, он стал играть ещё лучше".

***

Однажды на разводе к Николаю Павловичу приблизился ординарец, солдат со знаком ордена св. Георгия. Император поинтересовался: "Где ты получил Георгия?" Солдат ответил: "При взятии Ахвы". Сначала Император не обратил внимания на слова солдата, но потом вспомнил, что бои были возле аула Ахты, и подозвал ординарца к себе: "Как же это ты, братец, проврался и не знаешь, как называют крепость, где ты отличился?" Солдат уверенно оправдался: "Никак нет, Ваше Императорское Величество! Только я не посмел в лицо Царю сказать “Ах–ты!”

***

В Петергофе при парке служил смотрителем отставной флотский унтер–офицер Иванов. За представительную внешность его прозвали Нептуном, и он откликался на это прозвище. Однажды корова забралась на цветочную клумбу перед царским дворцом. Николай заметил это и крикнул служителю, оказавшемуся поблизости: – Нептун, корова мои цветы топчет. Смотри, под арест посажу! Ответ последовал незамедлительно: – Корова, это не по моей части! – Жена не доглядела! Царь. – Ну, так ее посажу! Нептун. – Давно пора! Чем кончился этот диалог – неизвестно.

*** Встретив пьяного офицера, Николай I отчитал его за появление на людях в недостойном виде, а выговор свой закончил вопросом: – Ну а как бы ты поступил, встретив подчиненного в таком состоянии? На это последовал ответ: – Я бы с этой свиньей и разговаривать не стал! Император расхохотался и резюмировал: "Бери извозчика, отправляйся домой и проспись!"

***

В Париже решили поставить пьесу из жизни Екатерины II, где русская императрица была представлена в несколько легкомысленном свете. Узнав об этом, Николай I через нашего посла выразил свое неудовольствие французскому правительству. На что последовал ответ в том духе, что, дескать, во Франции свобода слова и отменять спектакль никто не собирается. На это Николай I просил передать, что в таком случае на премьеру он пришлет 300 тысяч зрителей в серых шинелях. Едва царский ответ дошел до столицы Франции, как там без лишних проволочек отменили скандальный спектакль.

***

В XIX веке один далекий от светской жизни российский помещик хотел определить сына в какое–нибудь учебное заведение, но не знал, как правильно составить прошение. И, главное, как титуловать Государя. После долгих раздумий он вспомнил, что как–то держал в руках газету и Государя в ней называли "августейшим". На дворе стоял сентябрь и простак написал "сентябрейший Государь". Прочитав, Николай I рассмеялся и приказал принять сына и учить, чтоб не был таким дураком, как его отец.

***

В царствование Императора Николая I на одной из петербургских гауптвахт содержались под арестом два офицера – гвардеец и моряк. По вступлении караула, которым начальствовал друг гвардейца, последний был отпущен на несколько часов домой. Позавидовавший этому моряк сделал об этом донос. Обоих гвардейцев предали военному суду, который приговорил их к разжалованию в солдаты. Но Николай I наложил следующую резолюцию:

«Гвардейских офицеров перевести в армию, а моряка в награду за донос возвести в следующий чин, с прописанием в формуляре, за что именно он сей чин получил».

***

Во время царствования Николая I в Орловской губернии происходили маневры, в ходе которых пострадал огород местного помещика. Последний подал жалобу на высочайшее имя и в качестве компенсации за потраву пожелал орден. Николай I приказал выковать 5–фунтовую железную медаль с надписью "За капусту" и вручить её честолюбивому подданному.

***

Кто–то из иностранных дипломатов однажды позволил себе спросить у Николая I, зачем Россия умножает число войск. – Затем, – ответил Государь, – чтобы меня об этом не спрашивали.

***

Николай I, отдыхая в одном из загородных дворцов, часто ездил наблюдать за военными учениями. И вот как–то у дороги, по которой следовал Император, штрафованные солдаты рыли канаву. Завидев царский экипаж, солдаты вытянулись в шеренгу, сняли шапки, безмолвно дожидаясь, пока Государь проедет, чтобы снова приняться за работу. С ними как с наказанными Император не мог поздороваться, по принятым тогда правилам, словами: «Здорово, молодцы!» Подобная сцена повторилась и на следующий день. Невозможность приветствовать солдат, пусть и провинившихся, мучила Николая. Император не выдержал и своим неподражаемым по мощи голосом крикнул: – Здорово, шалуны! Нечего и говорить, каким восторженным «здравия желаем, Ваше Императорское Величество» отвечали солдаты на хитрость царя, ловко обошедшего строгое правило.

***

Император Николай I однажды на придворном балу спросил маркиза Астольфа де Кюстина, спасавшегося в России от французской революции: – Маркиз, как вы думаете, много ли русских в этом зале? – Все, кроме меня и иностранных послов, ваше величество! – Вы ошибаетесь. Вот этот мой приближённый – поляк, вот немец. Вон стоят два генерала – они грузины. Этот придворный – татарин, вот финн, а там крещёный еврей. – Тогда где же русские? – спросил Кюстин. – А вот все вместе они и есть русские.

***

Один офицер Измайловского полка просил Николая Павловича быть крестным отцом его первенца. Император согласился. С такой же просьбой этот офицер стал обращаться к Императору, когда у него родились второй, третий и четвертый ребенок. Но когда Николай Павлович получил просьбу того же офицера быть крестным отцом пятого его ребенка, то Император передал через одного из своих приближенных: "Готов крестить до двенадцати, а после предоставлю право Наследнику Престола".

***

Император Николай Павлович очень долго не производил Аркадия Африкановича Болдырева в генералы из–за его пристрастия к карточной игре. А он был очень удачливым игроком, составил себе игрой целое состояние и стал потом известным коннозаводчиком.

Однажды Государь проходил в дворцовую церковь и сказал Болдыреву: "Болдырев, поздравляю тебя". Тот решил, что дело идет о производстве в генералы, очень обрадовался, а все тут же стали его поздравлять. На обратном пути из церкви Государь опять прошел мимо Болдырева и сказал: "Поздравляю тебя, ты, говорят, вчерась много выиграл". Болдырев был в отчаянии.

***

И.А. Крылов служил библиотекарем в императорской публичной библиотеке и жил в том же здании. Как–то на лето императорская семья поселилась в Аничковом дворце. Однажды на Невском проспекте Император Николай Павлович встретил Крылова: "А, Иван Андреевич! Каково поживаешь? Давненько не видались мы с тобой". Баснописец ответил: "Давненько, Ваше Величество! А, ведь, кажись, соседи?"

***

Один богатый саратовский помещик поехал в Петербург только для того, чтоб увидеть Императора Николая I. Приехав в столицу, помещик стал подолгу гулять у Зимнего дворца. Однажды он увидел высокого офицера с властным взглядом и горделивой осанкой. Помещик решил, что скорее всего это какая–то важная птица и, поклонившись, спросил: – Извините меня, милостивый государь, что не будучи вам представлен, хочу просить вас об одолжении. – Извольте, – проговорил Николай. – Видите ли, я сорок лет живу на свете, но ни разу не видел Государя. А вы, наверное, видите его чуть ли не каждый день. – Да это так, – ответил Николай. – Тем более что я и есть Государь Император. – Ну, если вы Император российский, то я император китайский, – рассмеялся помещик. – Я пошутил, – сказал Николай. – Я флигель–адъютант Государя и постараюсь вам помочь. После этого Николай спросил, где помещик остановился, и обещал, что попросит своего товарища – другого флигель–адъютанта навестить его и привезти во дворец. На следующее утро у гостиницы, где жил помещик, остановилась коляска, и новый флигель–адъютант повез его к Зимнему дворцу. Когда коляска остановилась у одного из подъездов, помещик удивился, что солдаты взяли "на караул", а барабанщики ударили дробь. Флигель–адъютант провел его в комнаты царя, но помещик, увидев Николая, все еще считал, что перед ним не Император, а офицер. И только когда царь пригласил его с собою позавтракать и вышедший придворный назвал его "Ваше Императорское Величество", наивный провинциал понял, кто на самом деле его знакомый.

***

Популярнейшим актером 19 века в России был артист Императорского театра В. Каратыгин. Он вел дружбу со многими богатыми вельможами, и даже Император Николай Павлович бывало заходил после особенно удачного спектакля в его гримерку. Но на самом деле актеру разве что перепадало с барского стола, а был он гол как сокол. А выпить актер любил, но не обычную водку – однажды ему достался бокал французского шампанского, с той поры он и пребывал в думах, где бы ему раздобыть хоть бутылочку того «неземного» напитка. Между тем трагик пребывал на короткой ноге с одним из адъютантов Императора. И как–то Каратыгин говорит своему приятелю: пусть тот предложит шефу, чтобы я его изобразил в какой–нибудь приватной обстановке – вроде как смеху ради. Идея Императору пришлась по душе. Зашел он как–то вместе с тем адъютантом в гримерку Каратыгина и говорит, ну, мол,

сыграй меня как можешь. Трагик тут же выгнул грудь колесом и бросил адъютанту начальственным баском: «А вели–ка прислать актеришке Каратыгину за его занятную игру корзину лучшего французского шампанского». Все трое посмеялись от души, но на том дело и кончилось. Однако на утро в квартиру актера Коротыгина спецкурьером была доставлена корзина с несколькими бутылками «Вдовы Клико». И была приложена записка: «Браво! Император Николай».

***

Во время Крымской войны стали открываться факты жутких хищений при снабжении армии боеприпасами, обмундированием и продовольствием. Возмущенный Император Николай I как–то в разговоре с Наследником Престола (будущим царём Александром II) заметил: «Сашка! Мне кажется, что во всей России не воруем только ты да я».

***

Когда Николай I подъезжал к родному для Белинского и Лермонтова уездному городишке Пензенской губернии Чембару, кучер вывалил его из экипажа, Николай сломал при этом ключицу и левую руку, должен был идти пешком семнадцать верст до Чембара и пролежать там на попечении местных эскулапов целых шесть недель, пока не срослись кости. Когда стал поправляться, захотел увидеть чембарских уездных чиновников, и пензенский губернатор Панчулидзев собрал их в доме уездного предводителя дворянства, в котором жил Император. Они оделись в новую, залежавшуюся в их сундуках и пропахшую махоркой – от моли! – форму, очень стеснительную для них, кургузых, оплывших, привыкших к домашним халатам, и выстроились по старшинству в чинах в шеренгу, при шпагах, а треугольные шляпы с позументом деревянно держали в неестественно вытянутых по швам руках. Трепещущие, наполовину умершие от страха, смотрели они на огромного царя, когда губернатор услужливо отворил перед ним дверь его спальни. Николай осмотрел внимательно всю шеренгу и сказал по–французски губернатору, милостиво улыбаясь: – Но послушайте, ведь я их всех не только видел, а даже отлично знаю! Губернатору была известна огромная память царя Николая на лица и фамилии, но он знал также и то, что до этого Николай никогда не был в Чембаре, и он спросил его недоуменно: – Когда же вы изволили лицезреть их, ваше величество? И Николай ответил, продолжая милостиво улыбаться: – Я видел их в Петербурге, в театре, в очень смешной комедии под названием "Ревизор".

***

По Исаакиевской площади, со стороны Гороховской улицы, две похоронные клячи влачили траурные дроги с бедным гробом; на гробу чиновничья шпага и статская треуголка, а за гробом следовала одна только бедно одетая старушка, нечто вроде кухарки, а, может быть, и спутница жизни усопшего. Дроги приближались уже к Медному всаднику. В это время навстречу, со стороны Сената, показался экипаж Императора Николая Павловича. Государь остановился, вышел из экипажа и, повернув назад, пешком последовал за гробом чиновника, по направлению к Благовещенскому мосту. Пока гроб въехал на мост, провожающих набралось много всякого звания, преимущественно из высшего сословия. Государь оглянулся и сказал провожавшим: – Господа, мне некогда, я должен уехать. Надеюсь, что вы проводите до могилы. Повернулся – и уехал. Сановники же проводили гроб до самого Смоленского кладбища.

***

В санях Император Николай Павлович ездил быстро, всегда в одноконку, на превосходном коне. Случилось, что во время такого проезда по Невскому проспекту

перебегал дорогу какой–то человек и, несмотря на предостерегающий оклик кучера, чуть–чуть не был ушиблен. Государь схватил кучера за плечи и едва предупредил удар... Пробегавший оглянулся. Государь погрозил ему, подзывая в то же время рукой к себе. Но пробегавший отрицательно махнув рукой, направился дальше. Встретив у своего подъезда обер–полицмейстера Кокошкина, Государь спросил: – Ты уж, конечно, знаешь? – Знаю, Ваше Величество? – Кто он? – Не говорит: объясню–де только самому Государю. Немедленно дерзкого доставили во дворец Государь спросил: – Это ты так неосторожно сунулся под лошадь мою? Ты знаешь меня? – Знаю. – Видел, что я тебя звал рукою. – Видел, Ваше Императорское Величество. – Как же ты осмелился не послушаться своего Государя? – Виноват, Ваше Императорское Величество… некогда было, у меня жена в трудных родах мучилась, и я бежал к бабке–повитухе. – А!.. Это причина уважительная. Прав. Ступай за мной! И Государь повел его во внутренние покои Аничкова дворца к Императрице. – Рекомендую тебе примерного мужа, – сказал Государь, – который для оказания скорейшей медицинской помощи своей жене в её трудном положении, ослушался призыва своего Государя.

***

На Монетном дворе в Петербурге при вырезках из полосового золота кругляков, из которых чеканились империалы и полуимпериалы, оставались урезки. Они, известные министру финансов, не записывались однако ж ни в какие отчетные книги. Из них накопилось столько, что из них было вычеканено 15 000 полуимпериалов. Граф Канкрин вздумал сделать Государю Николаю Павловичу нечаянный подарок и поднести его Ему на Пасху 1837 года. Для этого было сделано из ольхового дерева огромное яйцо, в которое и были вложены 15 000 золотых. В первый день Пасхи чиновники министерства финансов привезли яйцо во дворец. – Это что? – спросил Император. – Позвольте, Ваше величество, – сказал министр, – раньше похристосоваться. Государь расцеловался с ним. – Теперь, Ваше Величество, осмеливаюсь предоставить Вам красное яичко от наших же богатств и просить Вас дотронуться до этой пружины. Государь это сделал, яйцо раскрылось и показался желток – полуимпериалы. – Что это, сколько тут? – спросил удивленный Николай Павлович. Канкрин указал число и объяснил, что монеты начеканены из урезков, нигде не показанных по отчетам. Государь не смог скрыть своего удовлетворения, и сказал: "Урезки? экономия? – ну, так пополам". Канкрин отказался от этого дара.

***

Однажды, когда Николай Первый вышел к полку, одна пуговица на его обшлаге оказалась незастегнутой. Адъютант деликатно доложил Императору о недосмотре. На это Император произнес голосом, который был слышен всему полку: – Я одет по форме. Это полк одет не по форме. И тотчас полк расстегнул одну пуговицу на обшлаге.

***

Как–то первый камер–паж Великой Княгини Александры Федоровны (супруги Великого Князя Николая Павловича) Дараган встретил их в переходах Зимнего дворца. Они остановились, и паж начал церемонно говорить им вперед приготовленную французскую фразу о спокойной ночи и т.п. Причем, желая блеснуть своим французским выговором, начал отчаянно грассировать. При первых же словах "Votre Altesse Imperiale" Великий Князь, смотря на него и придав своему лицу комически серьезное выражение, начал повторять за ним каждое слово, грассируя ещё больше, чем он. Великая Княгиня расхохоталась, а бедный паж, краснея и конфузясь, поспешил закончить фразу. Тогда Николай Павлович подошел к нему, обнял и сказал: – Зачем ты картавишь? За француза тебя никто не примет. Благодари Бога за то, что ты русский. "Этот урок" – пишет в свих воспоминаниях Дараган, – "остался мне памятен на всю жизнь".

***

Как–то, находясь в Дрездене, Император Николай I инкогнито посетил знаменитую галерею. Находившийся неотлучно около Сикстинской Мадонны Рафаэля сторож, не подозревая, кто перед ним, обратился к Императору со словами: «В 1813–м году русские хотели Мадонну стибрить, но мы её так хорошо спрятали, что казаки не смогли её найти».Показать полностью.. Николай Павлович, не удостоив сторожа ответа, обратился к сопровождавшему его профессору Генелю со словами: «Скажите, пожалуйста, этому служителю, чтобы он заученную им наизусть глупейшую выдумку не подносил посетителям в качестве исторической правды; если бы русские хотели бы взять в 1813 году этот бессмертный шедевр, то они это могли сделать открыто на основании права победителя, как, например, французы брали произведения искусства из покоренных ими областей; следовательно, никакая хитрость или уловка не могли бы спасти от казаков Сикстинскую Мадонну, если бы Император Александр I пожелал бы взять её в качестве военной добычи». А надо отметить, что Саксония в 1813 году дольше всех европейских держав хранила верность союзу с Наполеоном. «И кому какая выгода из подобных пошлых выдумок», – промолвил, выходя из галереи, расстроенный выходкой глупого сторожа Государь.

***

В 1851 году прославленный адмирал Михаил Петрович Лазарев, командующий Черноморским флотом, прибыл с докладом в Петербург. Император Николай I принял адмирала милостиво и остался докладом очень доволен. Под руководством Лазарева Черноморский флот становился одним из сильнейших в мире. В знак благодарности Царь обнял старого адмирала и растроганно произнес: "Старик, останься у меня обедать!". "Не могу, Государь, – отвечал Михаил Петрович. – Я дал слово обедать сегодня у моего старинного друга, " – и Лазарев назвал имя человека, бывшего в опале. Потом взглянул на часы и откланялся. Николай I онемел от удивления. Зашедший в кабинет к Императору шеф жандармов князь Орлов, застал его в состоянии крайнего замешательства. "Представь себе", – сказал Николай Павлович Орлову, – в России есть человек, который не захотел со мною отобедать!".

***

Однажды во время прогулки по Петербургу, Николай Павлович повстречал солдата, спешившего куда–то с узелком. Император остановил служивого и спросил, куда он торопится. Оказалось, солдат смастерил несколько табакерок и шел их продавать. Государь велел показать ему табакерки, и увидев на них портрет Наполеона, удивился,

почему это солдат вместо своего Царя изобразил на табакерке иностранного Императора, да еще и побежденного. Служивый не замедлил с ответом: "Когда хотят открыть табакерку и понюхать табачку, хлопают по крышке табакерки, стало быть, по носу французу! А как понюхали – чихают, вроде как здоровья желают. Мол, здравия желаю Ваше Императорское Величество – вот, извольте видеть, на внутренней стороне Вашего Императорского Величества портрет!". Николаю Павловичу такое объяснение понравилось, и он купил у солдата все табакерки.

***

Роман Александра Дюма "Учитель фехтования", рассказывающий о романтической любви декабриста Ивана Анненкова и француженки Полины Гебль, в России не был разрешен цензурой. Императрица Александра Федоровна, пожелавшая прочесть роман, пригласила для этой цели к себе в будуар свою подругу, княгиню Трубецкую. В самый разгар чтения дверь отворилась, и на пороге показался Николай I. Трубецкая, исполнявшая обязанности чтицы, поспешно спрятала книгу под подушку дивана. Показать полностью.. Император подошел к своей супруге и строго спросил ее: – Вы читали, мадам? – Да, Государь, – Императрица была смущена. – Хотите, я вам скажу, что вы читали? Александра Федоровна, потупившись, молчала. – Вы читали роман Дюма "Учитель фехтования". – Откуда вам это известно, Государь? – Нетрудно догадаться, ведь это последняя вещь, которую я запретил!

***

В 1833 году Николай I пожелал иметь новый народный гимн. Состоялся негласный конкурс, в котором победил Алексей Львов, сочинивший "Боже, царя храни" на слова Жуковского. К этому времени Михаилом Ивановичем Глинкой уже был написан торжественный и ликующий хор "Славься" для оперы о народном герое Иване Сусанине, и композитор надеялся, что хор станет официальным гимном России. Увы, музыке Глинки Николай Павлович предпочел более произведение Львова. Как пояснил решение Императора Владимир Соллогуб: "Государь не хотел, чтобы его превозносили, а хотел, чтобы за него молились".

***

В Киеве вплоть до конца 1860–х многие улицы и площади не имели официальных названий, мещане использовали народные – вроде Липки (на Печерске) или «Канава» (Нижний и Верхний вал на Подоле). Киевский статистический комитет, учитывая исторически устоявшуюся топонимику, подготовил список будущих названий. Генерал–губернатор, как и положено, обратился за "высочайшим разрешением". Император очень удивился киевской нерасторопности: он полагал, что все города в его империи уже имеют имена проспектов, площадей и улиц – и уже 31 июля 1869 г. утвердил перечень в полном объеме. Тогда в Киеве царским указом получили названия 21 площадь и 24 улицы, в том числе и Крещатик. Проспекты появились значительно позже.

***

17 декабря 1837 года в Зимнем дворце случился ужасный пожар. Огонь сначала показался из душника печной трубы на хорах Петровской залы. Потолок в зале был деревянный, и огонь, давно уже тлевший, добравшись до сухих балок, стал быстро распространяться. В тот вечер Николай I находился в театре. Узнав о пожаре, он тотчас прибыл во дворец и, пройдя на половину великих князей, приказал отвезти их немедленно в Аничков дворец. Затем вызвал два ближайших полка, Преображенский и Павловский, и поручил

прибывшим солдатам выносить вещи и мебель и складывать их на Дворцовой площади. Все имущество царской фамилии было вынесено. В одной из зал солдаты пытались снять вделанное в стену драгоценное зеркало. Огонь приближался, и, видя опасность, Николай велел солдатам отойти. Но солдаты продолжали снимать зеркало и не расходились. Тогда Император бросил в зеркало свой бинокль и разбил его вдребезги. "Видите, ребята, – произнес он историческую фразу, – что ваша жизнь мне дороже зеркала. Прошу сейчас же расходиться". ...Нужно отметить, что и народ отнесся к беде, постигшей царскую семью, с сочувствием. Пожар не могли потушить три дня, и все три дня драгоценная мебель, картины, столовое серебро, фарфор и бронза горой лежали на снегу вокруг Александровской колонны. Ни одна вещь не пропала.

***

Уже через два года после изобретения фотографии, в ноябре 1841 года, в Петербурге, на Никольской улице появилось первое дагерротипное заведение. Его владельцами были Давиньон и Фоконье. Новый вид искусства сразу же вызвал интерес у петербургской публики, и число подобных заведений стало расти. Появились и первые отечественные профессиональные дагерротиписты, в основном – из числа художников. Один из первых сделанных в России дагерротипных снимков изображал парад. ("В России дышит все военным ремеслом..."). Снимок принесли Николаю I. Реакция монарха на новейшее техническое достижение была неожиданной. Он взял лупу, посмотрел на снимок и в гневе закричал: "Это так меня принимают?! Это парад в моем присутствии?! ...Посмотри в лупу, " – Николай обратился к брату, великому князю Михаилу Павловичу, – "у третьего солдата четвертой шеренги кивер криво надет!"

 

Версия для печати