У Великого Князя

Пребывание Его Императорского Высочества Ве­ликого Князя Владимира Кирилловича и Его Авгу­стейшей Супруги в Париже было праздником для всех искренних русских монархистов. Мне запомни­лись слова Великого Князя, при нашей первой встре­че, о том, что Он больше всего верит в личный кон­такт с людьми. И надо признать, что эта система, ко­торую Великий Князь решительно применяет на практике, дает неизменно лучшие результаты. Из всех людей, которые имели счастье лично разговаривать с Его Высочеством, я ни от кого еще до сих пор не слышал о Нем или о Его Супруге враждеб­ного или хотя бы критического отзыва. Говорят всякие гнусности по большей части те, кто вообще никогда не видел Великого Князя или видел Его так давно, что всякое впечатление успело у него сте­реться.

Великий Князь и Великая Княгиня обезоружи­вают всякого, будь он даже не легитимистом, не мо­нархистом, не русским патриотом, если только он порядочный человек и глаза у него открыты на прав­ду. Вокруг Них всегда и везде сразу создается осо­бая атмосфера, словно Они несут с собой чистый воздух полей и лесов в тот душный погреб, в кото­рый, к несчастью, всё больше замыкается эмигрант­ская общественность. Приближаясь к Ним, сразу чувствуешь, что имеешь дело с хорошей, настоящей русской семьей, с людьми с чутким сердцем и без всяких предубеждений. Чувствуешь, что Они в каж­дом видят прежде всего человека и с интересом го­товы его выслушать и над его словами подумать. Чувствуешь, что тут нет места никакому мелкому са­молюбию, никакому чванству, никакой злобе, ника­ким предрассудкам. Словом, нет и не может быть ме­ста тем явлениям, которые основательно, до самой глубины, проникают и отравляют жизнь наших по­литических организаций.

Лицо Великого Князя еле заметно мрачнеет, если при нем кто-нибудь начинает говорить о другом пло­хое, особенно, если это носит характер личной враж­ды. «Вы видите сами, что Я не придаю никакого значения сплетням» ­– сказал Он мне однажды – и действительно, я мог много раз в этом убедиться. За­то всегда, когда в чем-либо проявляется единодушие, дружная работа на общее дело и забвение о собст­венных интересах ради высшей цели, на лицах Вели­кого Князя и Великой Княгини появляется улыбка, полная доброты и сочувствия, и в эти минуты Они оба совершенно очаровательны. Восхищаешься и их способностью понимания. Иной раз человек, расте­рявшись, несет Бог знает что, неловко и несуразно, а в Их глазах играет та же добродушная улыбка: Они уже разгадали ясно, что ему хочется выразить и что он чувствует в душе. Другой, рядом, говорит очень гладко и как будто дельно, но его слушают без той ласки, хотя и приветливо: значит, Их Высочества уловили в нем какой-то эгоистический мотив, спря­танный под звонкими фразами.

Мне случилось только один раз видеть Его Вы­сочество действительно мрачным, видеть в Его глазах отблеск настоящего гнева. Это было, когда на небольшом приеме у Него дома одна дама стала рассказывать о том, как немцы издевались над рус­скими во время войны, как они бесчеловечно отно­сились к вывезенным в Германию «остовцам», ра­бочим из оккупированных областей России. По мере ее рассказа, живого и интересного, но действительно тяжелого, так как об этом вспоминать обидно для русского национального самолюбия, словно грозо­вое облако спустилось на лоб Великого Князя. Мож­но было почувствовать, как Он искренно и глубоко любит русский народ, и насколько Ему больно слы­шать о страданиях русских людей или сталкиваться с презрением к ним. Когда рассказ был окончен, Ве­ликий Князь сказал всего несколько коротких, но полных горечи слов о тупости тогдашних руково­дителей немецкой политики, о их неспособности понять самые простые вещи – и перевел разговор на другое.

Типично для Великого Князя, что Он не любит воспоминаний и сожалений о прошлом, и когда го­ворит о прежней России, говорит в бодром томе, не без гордости отмечая ее достижения, просто и де­ловито отмечая ее недостатки. Для Него будто вов­се не существует часто столь сильных в нашей среде «табу» — запретных тем, которых нельзя касаться. Может быть потому, что у Него подход, ко всему деловой и полный жизни. Всякий разговор с Вели­ким Князем и Великой Княгиней является обычно обсуждением каких-либо проблем общественного и политического характера – и тогда Они быстро и серьезно предлагают то или иное решение, не жалея времени обсуждают детали, но никогда не допускают повторений, пережевывания уже сказанного, лири­ческих отступлений на не имеющие отношения к воп­росу темы. Или это просто светский прием... но мож­но ли сказать светский? Тогда это настоящая беседа с друзьями. И тут видишь перед собой двух людей, молодых, полных энергии и здоровья, очень веселых и обаятельных, не признающих никаких социальных граней, и которые со всяким, к Ним пришедшим, лю­безны не из приличия, а по искренней симпатии и, кажется, готовы были бы говорить с ним и видеться постоянно, не будь их время занято более важными делами.

Великий Князь упомянул как-то раз, что из русских поэтов Он особенно любит А. К. Толстого. Это, пожалуй, довольно характерно, если мы вспом­ним, что тот, наравне с Пушкиным (которого Вели­кий  Князь  тоже  очень высоко ценит)   был представителем, как он сам выражался, «мажорной», т. е. оптимистической, веселой струи в русской литерату­ре, и еще то внутреннее благородство и стремление к великодушию и справедливости, какие разлиты во всех его произведениях. Достаточно, может быть, важна и другая черта: любимый спорт Великого Кня­зя - авиация, и Супруге стоит большого труда Его удерживать от  слишком частых и опасных полетов. Пожелаем Ей, всамом деле, справляться с этой ро­лью; Великий Князь слишком нужен русскому на­роду, чтобы рисковать собою зря. Опасностей во­круг Него, боимся, и так достаточно. Большевики, вероятно, не хуже нас понимают Его значение, как естественного и единственно возможного объедини­теля всех устремлений русских людей и за рубежом, ина родине.

Чуждый шовинизма, одинаково знакомый как с русской культурой, так и с культурой ряда ев­ропейских стран, Великий Князь охотно и с симпа­тией разговаривает с иностранными антикоммуни­стами, постоянно находясь в курсе их дел. Мне запомнилась Его беседа с одним сербским журнали­стом, в которой Он с одобрением отметил присущие сербским антибольшевикам легитимизм и верность своему королю и его роду. С другой стороны, в раз­говоре с французским журналистом Ремогом дез Эс-саром, Он выразил свое сочувствие газете «Изгна­ние и Свобода» («Exil et Liberte») выходящей в Пари­же и ставящей себе задачу сплотить для защиты общих интересов эмиграции из различных стран-сателлитов, русских и всех иностранных антикомму­нистов.

Великий Князь с большой любовью говорит об Испании, душу которой Он хорошо чувствует, с ее преданностью традиции и сохранением вековых на­циональных устоев. Впрочем, Он умеет ценить хо­рошее везде, сочувственно отзываясь и о христиан­ском духе старой королевской Франции и о той вер­ности престолу, которую проявил недавно простой народ в Персии, отстояв трон своему шаху. Не те­ряет Великий Князь надежды и на то, что обществен­ное мнение и правительственные круги Америки со временем лучше поймут русский вопрос, как уже по­нимают его некоторые американцы.

Да и как Великому Князю не интересоваться де­лами других стран, когда с их династиям, царствующими или изгнанными, Его связывают тесные узы крови?   Симеон  Болгарский,   юное   лицо  которого смотрит на посетителей с фотографии на комоде в салоне у Великокняжеской Четы – племянник Вла­димиру Кирилловичу, и племянник, которого Дядя и Тетя очень любят, и о способностях и обаянии ко­торого охотно рассказывают. Луи-Фердинанд Прус­ский, наследник Германской короны, – деверь Вели­кого Князя, женатый на Его Сестре; и целый выводок очаровательных маленьких принцесс и принцев, их потомство, обычно проводит летние каникулы в го­стях у Владимира Кирилловича и Леониды Георгиев­ны. Югославская, Греческая, Британская королевские фамилии – все в той или иной степени родства с Романовыми, и это родство не забыто и не потеряло силы.

Я мог бы в завершение этой заметки привести много восторженных высказываний о Великом Князе и Великой Княгине, сделанных теми, кто имел, сча­стье с Ними встретиться, – самими разными людьми; русскими, французами, сербами, немцами. Но вместо этого я хочу воспроизвести письмо одного друга, нового эмигранта, живущего за границей, никогда не видевшего Великого Князя, но которому я напи­сал сразу после того, как в первый раз был в доме у Его Высочества, под свежим впечатлением, расска­зывая всё, что я там видел и слышал. Это письмо, мне кажется, как нельзя лучше, передаст всё то, что русские люди, здесь и там, за железным занавесом, думают о Главе Династии и Его Семье.

«Прихожу сегодня с работы и вижу Ваше пись­мо. Я, не снимая продуктовой сумки с плеч, жадно читаю, и удивляюсь Вашему великому счастью. Ведь не видеть издалека, а говорить около часа с Его Вы­сочеством и Великой Княгиней и видеть Ихнего Ан­гела! Ведь это великое счастье и счастье. А вот я только мечтаю о такой встрече, а сам смотрю только на портрет, присланный Вами, и думаю, что вот-вот Его Высочество с Великой Княгиней что-нибудь ска­жут мне. Интересное Ваше описание о Великом Кня­зе Владимире и Великой Княгине. Это еще раз под­тверждает мое мнение о Его Высочестве, и, если бы Вы у меня запросили раньше, каким я представляю Великого Князя, я бы Вам описал Его Высочество таким же, как Вы описали мне. Ведь это будущий Русский Царь, а, следовательно, Он таким и должен быть. Письмо это я пишу исключительно ради Ва­шего счастья, а потому и заканчиваю. Я сегодня уста­лый ипрошу извинения, что так мало написал. Зав­тра вечером приходят ко мне трое моих единомыш­ленников и снова будем читать Ваше письмо... Если Бог пошлет Вам еще счастье встретиться с Его Вы­сочеством, то пожалуйста не постесняйтесь и расце­луйте Их всех троих и скажите: вот, это новые эми­гранты здесь, а там, на нашей родине еще больше. Быть может, это немного грубо, но я надеюсь, что Его Высочество простит нас, неграмотных людей, но сердечно любящих Его Высочество».

Выполнить эту просьбу я все же постеснялся. Но уверен, что Великий Князь не только простил бы, но был бы очень тронут, узнав, что у Него есть такие верноподданные, в преданности которых Он, конечно, может не сомневаться.

Владимир Рудинский