При этом, однако, в тени исследовательского внимания, к сожалению, остаются те конкретные методы реализации вышеозначенных стремлений, которые использовались странами-участниками конфликта на совсем чужих для них по языку и религии территориях. Особенно ж данное утверждение касается Берлина и Вены того времени, чей политический бомонд, традиционно владея значительными, этнически иными по отношению к германской нации, анклавами на Востоке континента, так и не научились считать их своими с точки зрения внутреннего равноправия.
Как известно, 18 июля 1914 г. Император Вильгельм II Гогенцоллерн объявил свою страну "на военном положении", а еще через сутки и совсем объявил открытый "крестовый поход" против "великого восточного соседа" [1]. 21 июля немецкий крейсер подверг бешеному обстрелу российский порт Либаву, прекрасно зная, что беззащитный город не сможет оказать эффективного сопротивления [2]. В конце же второго месяца лета того же года начались преследования подданных Царя Николая II уже и на берегах Рейна, причем швабы тогда посмели даже «с большой наглостью задержать и обыскать поезд самой Императрицы Марии Феодоровны» [3]. Захватив 3 августа город Калиш в Привислинском краю, "доблестные солдаты Кайзера" только за первую неделю пребывания тут безвинно казнили насмерть 22 человека [4]. Кроме того, в Пабианицах ими был разрушен Православный монастырь и костел, в Ченстохове – ограблена чудотворная икона Девы Марии. А если взять во внимание мародерство австрийцев в захваченном в течение 17-20 августа 1914 г. Каменце-Подольском, то станет понятным, что тот маховик репрессий, в результате которого, например, доктор Бартошевич потерял жизнь только за устный укор архиепископу Познанскому "в измене славянской идее" [5], продолжал раскручиваться по восходящей. Наиболее болезненно, известное дело, ударяя по так называемым "национальным окраинам немецкоязычного мира", в чьи контуры попали и упомянутые в названии данной статьи западные регионы современной Украины. Вернее, по тем из их жителей, которые, несмотря на неблагоприятные внешние обстоятельства, продолжали исповедовать мысли "о Русском Царе, о Великой Руси, которая распростерлась на просторах от Карпат и до Камчатки".
К началу XX века никто из официальных лиц уже, точно, и не помнил, что окатоличенная Западная Галичина, административным центром которой в составе Австро-Венгрии условно считался Краков, издавна была православной территорией, крепко соединенная общей Верой, языком и культурой с той же "Матерью городов русских". И только простой народ, нежно называя "ту малую Родину свою", Лемкивщиной, на инстинктивном уровне иногда ощущал "этот тихий зов далекого прошлого", страдая за собственные убеждения от местных власть предержащих.
В частности, даже по весьма неполным сведениям уцелевших источников, в Коростянском уезде края в период с сентября 1914 до июня 1915 годов репрессии ощутили на себе обитатели как минимум 5 сел. Так, Бонаривке притеснения испытал «псаломщик и писарь Петр Завойский, - душа местного схода, стараниями и трудами которого оставленное здешним помещиком имение было разделено исключительно между русским населеним» [6]. В селе Варивка под удар полиции попали Г.М. и Г.С. Шуфлаты (последний, оставив дома больную жену и четырех детей, в концентрационном лагере от переживаний об их дальнейшей судьбе потерял разум и погиб под колесами поезда), а также и П.Мотовиляк, вина которых состояла в том, что все трое "до конца исповедовали Богородицу и молились по «Отче наш»" [7].
Красна тогда же потеряла своего старосту О. Яблонского, писаря С. Вархолика, псаломщика П. Возняка и лавочника П. Газдака, причем эти люди, арестованные без каких либо пояснений, «на станции Доброй вблизи Вадовиц едва не сделались жертвой самосуда озверевшей черни, подстрекаемой каким-то фельдфебелем» [8]. В Чорнориках, по воспоминаниям моквофила Ивана Михновского, за решетку попали «крестьяне Михаил Возняк, Дмитрий, Степан, Григорий Сенчаки и сын последнего Фаддей», а в Рипныке дерзость австрийских жандармов дошла до того, что они сорвали вывеску со строения основанной еще в 1844 году русской школы, неделю бесполезно
перлюстрировали корреспонденцию священника отца Петра (Мерены), за чтение львовской газеты «Прикарпатская Русь» задержали его сына Федора, подозревая в принадлежности к мифическому «русско-сербскому Красному кресту 1912 года» заковали в кандалы крестьянина П. Галько [9].
Не менее "пристойно" выглядела печально известная "свобода по отношению к разным нациям и народностям Цесарской державы" и в Стрижевском уезде «Везде, где проявлялась здесь у нас русская мысль, - отмечал, например, один из участников тех бурных событий, - куда доходили печатные русские издания, дозволенные цензурою и даже напечатанные не на литературном языке, а на местном галицко-русском говоре с сохранением единственно исторического этимологического правописания – везде с наступлением военного времени проникли щупальца австрийского правительства в лице галичского жандарма и извлекали из народных масс подозреваемых в неблагонадежном для Вены образе мышления. Клочок случайно попавшего в дом жертвы русского письма, заем на покупку сельскохозяйственного инвентаря, полученный крестьянином в одном из кредитных русских товариществ того же Львова, молитвенная книжка, напечатанная кириллицей – все это служило удобным предлогом к бесчисленным арестам и массовому истреблению русского имени, конкретными носителями коего в нашем случае выступали батюшка Михаил (Артемович) с сельским старостой Н. Левчаком из Близнянки, священники Михаил (Семко) из Опаровки, Михаил (Твердохлеб) и Николай (Мельничин) из Городка и трое российско - подданных из Царства Польского.
На вокзале в Стрижеве все они были попарно скованы и таким образом отправлены в Санч, где по обыкновению собравшиеся местные жители всячески издевались над несчастными. Требуя от конвоя немедленной их казни» [10].
А вот, что происходило приблизительно тогда же в границах Сяноцкого округа, то есть земли, где в свое время родился выдающийся русский историк Галицкого происхождения Д.И. Зубрицкий (1777-1862) [11]: «Во время арестов русских людей в уезде доверенными комиссарами на судебном дистрикте Рыманов состояли двое священников – украинофилов П. Левицкий и В. Мигаль. Из них по делу преследования своих противников особенно подвизался Мигаль в приходе села Далиева, где в то время была русская читальня, дружина и кредитное товарищество «Возрождение». Означенный Мигаль вместе с жандармами из Яслиск преследовал и предавал немилых ему лиц из местного русского населения. Когда же некоторое время спустя российские войска заняли уезд, украинофил Мигаль ползал в ногах у жителя села Суровицы господина Жубрия, умоляя его о заступничестве перед сменившейся властью. Этот эпизод довольно характерен для лучшего понимания психологии тех трусливых и до мозга костей испорченных людей, которые, не взирая на свой сан и возраст, пренебрегая всякой моралью, не убоялись запачкать своих рук братской кровью ни в чем не повинных людей – в угоду австрийскому произволу и личным сепаратистским стремлениям» [12]. Разгромив, кроме всего прочего, еще и редакцию "вражеского" журнала «Голос Народа» [13].
По подобному сценарию развивались события и в Восточной Галичине, которая всегда тяготела к основанному до 1256 года князем Даниилом Романовичем и названного им в честь собственного сына городу Львову [14]. «Русского народа здесь, - постоянно подчеркивал на заседаниях сейма 1909 года австро-венгерский наместник королевства Ладомерия профессор Бобржинский, имея, конечно, ввиду то, что вместо названия "Львов" надо произносить то ли "Леопольдштадт", а может – чисто "украинское" "Лемберг", – нет, никогда не было и не будет» [15]. Видимо, не без участия этого ж таки "деятеля" приблизительно тогда же москвофильская «Русская Народная Партия» раскололась на так званых "старокурсников", которые отрекшись от идеалов своей молодости, заявили про свою лояльность династии Габсбургов и украинскому национализму, и сторонников "нового направления" во главе с юристом, выпускником Инсбургского (Австрия) университета Д. Марковым и В. Дудкевичем. Именно последний, имея перевес в уже упоминаемых выше пожарно-гимнастических «Русских Дружинах», среди руководящего состава сельских читален просветительского общества имени М. Качковского, в 106 кооперативах «Русского Ревизионного Союза», в издательском центре «Галицко-Русская Матица», Ставропигиальном Институте и львовском Народном Доме, "продолжали упорную борьбу, опираясь на традиции российского великодержавного шовинизма" [17]. Со всеми приобретенными благодаря этому достижениями (так, в 1913 г., на последних перед Великой войной выборах в Галицкий Сейм и общеимперский Рейхстаг, они, поддержав лозунг «о необходимости перехода края в Русское Православие» и преодолевая множество преград со стороны оппонентов, получили соответственно 1 и 2 депутатских мандата) [18], притеснениями и проблемами.
Достоверно известно, что 18-19 августа 1914 года российское командование силами своего Юго-Западного фронта планировало начать грандиозное наступление, с целью не только «воспрепятствовать отходу значительных сил противника на юг, за Днестр, но и на запад, к Кракову» [19]. И, понятное дело, австрийский Генеральный Штаб, стремясь противостоять этому, имел право на оборонные контрмеры. С одним только условием – чтобы командиры (до самого младшего офицера включительно) ни 2-й и 3-й армий, которые сдерживали противника на направлении "Львов-Галич", ни начальник соответствующей группы войск Кевес не действовали настолько безответственно и жестоко, прежде всего, против собственных соотечественников. В подтверждение этого весьма печального вывода позволим себе привести несколько хрестоматийных примеров.
Уже 8 августа Галицкое наместничество, а еще через неделю – и Начальна команда Львова опубликовали распоряжение о "превентивных (т.е. предупреждающие и бездоказательные – А.М.) аресты политически-подозрительных москвофилов и направление их в местную тюрьму" [20]. "За донесение жандармам, – писал несколько позже в газете «Русское Слово» Виталий Аусландер, – на русского патриота военная австрийская комендатура платила доносчику от 50 до 500 крон" [21]. «Издатели и авторы, – чуть слышно долетает до нас, современных и очень уже национально ориентированных, голос другого источника, – осмелившиеся тогда печатать в Австро-Венгрии материалы о России, подвергаются суровым карам, вплоть до составляющей венское изобретение «тяжелой тюрьмы с хлебом и водой» и так называемого «темного карцера» - учреждений, по сравнению с которыми «ужасы русских казематов» покажутся если не земным раем, то во всяком случае – весьма сносной карой» [22]. Однако чуть ли не наибольшим рвением в данном плане отметился, видимо, все таки комендант Перемышльской крепости, чех по национальности, генерал-фельдмаршал Герман Кусманек (1860-1934).
"Если во вверенном мне волей Его Величества городе, – орал в октябре 1914 г. тот, кто немного позже сам необоснованно сдал этот мощный стратегический пункт врагу и был отдан за это под суд военного трибунала, – останется хоть один русин, то я не несу ответственности за имеющиеся укрепления" [23]. Спровоцированные подобного рода глупым заявлением, подчиненные нашего "героя", но рангом немного ниже, прибегли к неистовым репрессиям против горожан, жертвой которых, например, 15 сентября 1914 года только за пол часа "под саблями натравленных польско-еврейской толпой венгерских гонведов пало 40 (по другой версии – 49, – А.М.) представителей русского крестьянства и интеллигенции" [24]. Что, отметим от себя, не помешало немного позже правительству обновленной уже Венгрии поставить этим палачам "в Будапеште, на площади Бема, обелиск из бронзы в виде льва с надписью: "Перемышль, 1914-1915. В честь славной памяти наших братьев, героически павших в Перемышльской крепости – коллеги, общественность города возвели в 1932 году. Боролись как львы в воротах Родины. Пусть их подвиг будет вечным" [25]. Рядом с таким кощунством даже товарищ Сталин, которым и до сих пор пугают детей в демократической Европе, мягко говоря, отдыхает!
Не лучшее положение складывалось и вокруг вышеупомянутого населенного пункта. "Наши войска, – записывает один из цесарских вояк, которому, кажется, удалось удачно избежать жестокого (могли, например, без приговора держать подвешенным на дыбе в течение как минимум суток. – А.М.) наказания "за дезинформацию общественной мысли", – под натиском русских отступают. Наскоро меняются укрепления. Выкорчевывают леса и сжигают села. Тяжелое впечатление произвели на нас расположенные недалеко от города пылающие села Поповичи, Хидновичи, Циков, Дроздовичи. Целая околица затянута огнем и дымом. Периодически звучат взрывы: то в воздух взлетают каменные дома и русские церкви, которых в околицах Перемышля много (говорят, построенные на русские деньги). Их используют как ориентиры артиллеристы, и потому их надо уничтожить" [26]. Кому из земледельцев "повезло", тот, столкнувшись с пожеланиями австрийских офицеров типа: "Убирайтесь куда угодно, лишь бы подальше от крепости", шел на прилегающие хутора – строить и "дождавшись, наконец, неприятеля, обращаться к нему за помощью, поскольку русские охотно давали из собственных военных магазинов пищу" [27]. Более несчастные (в частности, в Бильвине и Литовнях) теряли одежду, собственные вещи, украшения, солому, сено, доски, зерно, скот, агрономический инвентарь и машины [28]. Остальные ж…
18 октября 1914 г. в селе Синеводское Стрийского уезда 11 жителей «просто так, ни за что, ни про что, были повешены проходившими мимо венграми» [29]. Приблизительно тогда же случаи подобного рода вандализма имели место в Судовой-Вешне, Скорике, Калагаровке на Тернопольщине, Опришивцах, Бучине, Пеньках, Лагодовке под бродами. "При посещении Тлумачского уезда Станиславской губ., – докладывали начальству сотрудники жандармского управления Временного генерал-губернатора Галичины Кононенко и Боголюбов, – мы видели, как австрийцы с тяжелых пушек вдребезги разрушили села Грушко-Гринивцы и Колинцы" [30]. А унтер-офицер российских спецслужб Фурман составил даже отчет про это на нескольких листах, в котором, между прочим, читаем: "В местечке Лисец за русофильство арестован войт, 62-летний поляк Ян Мажевский. В селе Старо-Лисец казнен русин Иван Завидна за то, что он вместе с собственной клуней сжег двадцать пять вражеских гусар вместе с их конями. А соседнее с ним село Русивня потеряло своего голову, которого повесили за помощь нашим вооруженным силам. Однако перед тем, как уничтожить этого человека, со всех сторон было подожжено его имение, чтобы он собственными глазами видел, как огонь уничтожает приобретенное тяжким трудом добро. И уже даже убив, продолжали издеваться над мертвым телом, распалив под ним костер и заткнув в рот трупа трубку" [31]. Ох не зря, конечно, предупреждали уже тогда будущие "белые золотопогонники" своих подчиненных: «Не попадайтесь, братцы, в плен к австрийцам, ибо они – сущие звери: могут и глаза выколоть, и уши обрезать!» [32]. Современная же украинофильская историография сурово констатировала: только в начальном
периоду Великой войны вояки Тройственного Союза уничтожили на Галичине до 36 тысяч русинов и русских, в том числе – огромное количество женщин, детей, подростков [33].
Могут спросить: “Неужели, даже после того, как на собственную Голгофу взошло такое огромное количество простых граждан, а Молох взаимной агрессивности начал затягивать в ужасную бездну уже и младенцев, никто не подал своего голоса в защиту невинных жертв? “ Ответ простой: и действенных попыток в этом плане не было сделано – наоборот, те, кому это подобало, хотя бы из национальной принадлежности, часто-густо просто толкала свои жертвы в пропасть.
В частности, 27 октября 1914 года “природный украинец и уважаемый депутат от края в местном Сейме“ Л. Цегельский обнародовал меморандум под достаточно привлекательным для непосвященных названием “Правда про измену в Восточной Галичине“, где откровенно назвал “всех без исключения москвофилов врагами народа“ [34]. Украинофил С. Баран, говоря тогда же про концентрационный лагерь Талергоф в Австрийских Альпах, подчеркивал, что большинство из интернированных в него 4800 особ (цифра и даже как по тому времени значительно уменьньшена. – А.М.) “находятся там справедливо и обоснованно“. Когда же желто-голубая газета “Дело“ в декабрьских того ж таки года номерах своих начала писать "про это место скорби и издевательства", многим даже в лагере ее оппонентов показалось, что вот, наконец "за всех угнетенных и оскорбленных сказано громкое, решительное слово". Зря – "редакцию интересовали только свои", и, помещая на полосы подконтрольного ей издательства статьи "про освобождение властями от бесполезных пыток наших братьев", воспевая динамику этого процесса (77 лиц оказались на свободе до 7 ноября, еще 110 – до 12 декабря 1914, а всего 190 человек) [35], они тем самым однозначно заявили («Ибо слово, – говорить народ, - не воробей, вылетит – не поймаешь, тем более – слово печатное!»), что судьба остальных 4600 "проклятых кацапов", которые продолжали гнить на "горном аэродроме под соснами", их совсем не касается. Так же само, как и безопасность тех противников, кто готов был за правду Божию пожертвовать своей собственной жизнью.
21 июня – 2 августа 1915 г. в дивизионном военном трибунале Вены начался процесс над членами москвофильского «Народного Совета». На скамье подсудимых оказались депутаты Д. Марков и В. Курилович, адвокаты И. Драгомирецкий и К. Чарланчакевич, корреспондент газеты «Новое Время» Д. Янчевецкий, кузнец Г. Мулькевич, крестьянин Т. Дьяков. Всех их абсолютно бездоказательно признали принадлежащими к руководству "тайной организации, которая имела целью присоединить Галичину, Буковину и Юго-Западную Венгрию к России" и приговорили к смертной казни. Играя в "монаршее милосердие", Император Франц-Иосиф (1848-1916) заменил смертную казнь пожизненным заключением [36]. На этом можно было бы поставить точку, однако…
Значительно больше, чем приговор того ложного юридического собрания, которое не хватает слов назвать судом, автора этих строк волнует комментарий ситуации со стороны отдельных "объективных" исследователей более позднего времени. Так, в одной из книг, вышедшей уже в 1999 году, черным по белому стоит: "Был ли то тонко разыгранный политический спектакль? Скорее всего, что да, ведь нужно было в какой-то форме показать гуманизм Габсбургской государства, которое даже откровенным преступникам дает шанс на исправление" [37]. Вот так, не с того, ни с сего, и стоит: "откровенные преступники" и "сторонники российского государства" (в последнем словосочетании полностью сохраняем орфографию автора. - О.М.) принимали участие "в политическом спектакле"! А с другой стороны, чему удивляться, если несколько страниц указанный уважаемый исследователь да еще и слушатель Дипломатической Академии МИД Украины, вместо соответствующего геополитической ситуации той далекой эпохи термина «Привислинский край» находим такой не совсем понятный анахронизм, как "Королевство Польское" [38]. Впрочем, хватит про "посторонние мелочи" - обратимся к дальнейшему изложению намеченной темы.
«В северо-восточном углу Венгрии, - утверждало большинство отечественных этнографов второй половины XIX в., - по Южным отрогами Карпат, уже с давних пор живут русские той же народной ветви, что и русские галичане. С юго-западного же конца Срединного Карпатского хребта, непосредственно в самой Северной Венгрии, русское население почти непосредственно упирается в исполинские утесы Татр, занимая территорию с запада на восток от границ Семиградья и Буковины »[39]. Почти о том же в 1915 писал и венский академик Ягич: «В Прикарпатской Руси украинофильская терминология, равно как и все украинское движение, являются чуждыми растениями, извне занесенными продуктами подражания. О всеобщем употреблении имени «украинец» в данных, заселенных русинами областях Австрии не может быть и речи; даже господа, страстно желающие этого, не в состоянии утверждать обратного без риска быть изобличенными в злостных преувеличения» [40]. Однако все эти концепции уважаемых ученых всегда игнорировались всеми без исключения политиками, начиная с графа Чехени, который в 1830 г., пренебрегая бытом 500 тысяч угро-русин, или руснаков, заявил: «Русской Венгрии нет и быть не может» [41] и заканчивая провинциальной венгерской администрацией военного периода.
«Как только стало известно о стремительно наступлении Русской Армии, - констатировали авторы одного из эмигрантских сборников, - венгры обрушили на
принадлежавшее им тогда Закарпатье шквал жесточайших репрессий. Людей грабили, сгоняли с веками насиженных мест, непокорных – убивали. Повод для всех этих безобразий всегда выставлялся один и тот же: «Возможно, сюда скоро и придут русские, но живыми никто из вас их не дождется!» Сколько крови и слез местных жителей пролилось тогда, одному Богу известно!» [42].
Аналогичная ситуация наблюдалась и на территории Буковины – «глухого, забытого цивилизацией края, откуда и вести не проникали порой в широкий мир» [43]. Уже в 1911-1912 годах преследования москвофилов здесь достигло такого уровня, что, например, от русских богословов, которые заканчивали местную семинарию, требовали письменного обязательства следующего содержания: «Заявляю, что отрекаюсь от своей русской народности, что отныне не буду называть себя русским, лишь украинцем и только украинцем» [44]. Тем же, кто не соглашался на подобного рода грязные "правила игры", оставалось на получив приходов, ждать или голодной смерти, или же новых, аналогичного типа, выходок власти. Которые, кстати, не заставили себя долго ждать, «ибо там, где гремят пушки, юристы молчат».
13 сентября 1914 г. краевой президент Буковины Р. Меран издал "Объявление", чье содержание позволяло районным комендантам "стрелять на месте всех, кто будет заподозрен в измене или других враждебных для государства поступках" [45]. Конечно, под пресс такого вдребезги "гуманного и демократического" постановления попали прежде всего те, кого можно было привлечь к ответственности именно за москвофильские симпатии. Например, по свидетельству адвоката Т.Галипа, "гонвенды объявили предателями многих местных гуцулов, отрывая с обжитых местностей и отправляя вглубь Венгрии, под сильной стражей, с ругательствами и избиениями, детей, женщин, сгорбленных седоусых дедов" [46]. В Вижице (январь 1915 г.) австрийские жандармы убили двух крестьян, даже после того, как один из них сообщил, что у него дома осталось шестеро детей. В одном из сел неподалеку от указанного города вахмистр Лакингер, приказав сжечь указанный населенный пункт, повесил 41 земледельца, а в Глибоце обер-лейтенант Франс "поднял на ветку 5-х обывателей и маленького мальчика" [47]. Встречались также случаи, когда раздраженые неудачами на фронте солдаты сжигали дома с закрытыми в них женщинами и детьми [48]. А «корреспондент «Южной Копейки» так описывает «белый ужас», охвативший буковинское население при известии о вторичном наступлении австрийцев. В одном из местечек 20 мадьяр ворвались в хату к одинокой старухи и на глазах у матери изнасиловали, а потом и убили ее дочерей. В соседнем доме, где проживал первейший на всю округу богатей, их сослуживцы тогда же заставили хозяина зарезать всех 4-х своих детей. Один рассказ следовал за другим, и содержание их было коротко и несложно: «Повесили. Расстреляли. Сжигали имущество просто для острастки. Насиловали русских женщин и девушек. Истязали и убивали детей» [49]. В целом же было замучено и вывезено в разного рода места заключения до 32 тысяч местных русинов [50].
Итак, отношение должностных лиц Австро-Венгрии к той части жителей Галичины, Буковины и Закарпатья, которые в той или иной степени склонялись к москвофильства, отмечались рафинированной жестокостью, которая, как правило, далеко выходила даже за рамки требований военного времени.
Машкин А.Н.
Литература и источники
1. Великая Война в образах и картинах. – Под ред. И. Лазаревского. – В 14-ти выпусках. – Вып.1. –М., 1914. - С.18.
2. Там же. – С.19.
3. Там же. – С.19-20.
4. Великая Война в образах и картинах. – Под ред. И. Лазаревского. – Вып.2. – М., 1915. – С.16.
5. Там же. – С.20.
6. Талергофский альманах. Пропамятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войні 1914-1917 годов. – В 4-х выпусках. – Вып.2. – Львов, 1925. – С.35.
7. Там же. – С.35-36.
8. Там же. – С.36-37.
9. Там же. – С. 37-38.
10. Там же. – С.39.
11. Малий словник історії України. – К., 1997.- С.168.
12. Талергофский альманах. Пропамятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войні 1914-1917 годов. – В 4-х выпусках. – Вып.2.- С.39-40.
13. Там же. – С.40.
14. Малий словник історії України. – К., 1997.- С.242-243.
15. Де-Витте Е.И. Австро-Венгрия и ее славянские народы. – Шамордино, 1912. – С.71-72.
16. Попик С. Українці в Австрії 1914-1918 років. Австрійська політика в українському питанні періоду Великої війни. – К. – Чернівці, 1999. – С.33.
17. Там же. – С. 37, 39.
18. Там же. – С.39-40.
19. Сборник документов мировой империалистической войні на русском фронте (1914-1917 г.г. Маневренный период 1914. Восточно-прусская операция. – М., 1939. – С.29; Вержховский Д.В., Ляхов В.Ф. Первая мировая война 1914-1918г.г. Военно-исторический очерк. – М., 1964. – С.74-75.
20. Попик С. Указ. соч. – С.85.
21. Там же. – С.85-86. 22. Земич А. Раздел Австрии. – Ч.1.- Паутина австрийского рабства. – К., 1914. – С.11-12.
23. Попик С.Указ. соч. – С.82.
24. Там же. – С.90; Віт Я. Спогади з мого перебування у Перемишлі під час російської облоги 1914-1915 років. – Переклад І.Сагана. – Львів, 2003. – С.41.
25. Віт Я. Указ. соч. – С.42.
26. Там же. – С.12.
27. Там же. – С.21.
28. Там же. - С.12-13. 20.
29. Попик С. Указ. соч. – С.90.
30. ЦДІАК України. – Ф.365.- Оп.1. – Спр.186. – арк.. 6-6 зв.
31. Там же. – Спр. 186. – арк..7-7 зв.
32. Віт Я. Указ. соч. – С.17.
33. Попик С. Указ. соч. – С.90.
34. Там же. – С.88.
35. Там же. – С. 87.
36. Там же. – С.96.
37. Там же. – С.97.
38. Там же. – С.109.
39. Де-Витте Е.И. Указ. соч. – С.54-55.
40. Бутенко И. Что должен знать каждый об украинцах. – Мюнхен, 1948 – С.14.
41. Де-Витте Е.И. Указ. соч. – С.71-72.
42. Русское Закарпатье: вчера, сегодня, завтра. – Белград, 1936. – С.42-43.
43. Ульянов Н.И. Происхождение украинского сепаратизма. – М., 1996. – С.204.
44. Щеголев С.Н. Украинское движение как современный этап южно-русского сепаратизма. – К., 1912. – С.477.
45. Попик С. Указ. соч. – С. 91.
46. Там же. – С.90.
47. Там же. – С. 91.
48. Там же. – С.90.
49. Талергофский альманах. Пропамятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войны 1914-1917 годов. – В 4-х выпусках. – Вып.2. – Львов, 1925. –С. 60-62.
50. Там же. – С.93.
Версия для печати