Около взорванной части моста, как муравьи, копошились чины наших бронепоездов, которые также несли обязанности железнодорожной бригады.
Каппель попросил позвать ведающего починкой моста. Через несколько минут прибежал запыхавшийся прапорщик Неретник, неуклюже поправляя серую косматую папаху на вспотевшей голове.
Каппель спросил его:
- Когда предполагается пустить эшелоны через мост? Мы имеем всего два-три дня.
Прапорщик Неретник как-то смущенно проговорил:
- Поезда едва ли смогут пройти ранее 12 часов завтрашнего дня.
Каппель протянул ему руку со словами:
- Идите, работайте; спасибо вам!...
Возмущенные члены комиссии пытались высказать свое сомнение и недоверие, но ген.Каппель деликатно переменил тему разговора.
Вот тут в застенчивых словах прапорщика Неретника и в его работе и сказалась сила Каппеля: то, что для авторитетов считалось исполнимым лишь в две недели, для каппелевцев было двухдневной задачей.
Как они работали, описать трудно; это надо было видеть. С той и другой стороны взорванного моста были установлены какие-то чудовищные блоки, через блоки были протянуты и привязаны к упавшему пролету сильные тросы. Другие концы этих тросов были прицеплены с той и другой стороны к паровозам, тянувшим с быстротой минутной стрелки в ту и другую сторону, поднимая пролет. Первое время мертво лежавший пролет кок бы сопротивлялся, не желал подниматься. Но тросы натянулись, и пролет еле заметно пошел вверх. Особыми свистками Неретник регулировал движение паровозов. Пролет в конце концов был поднят, а вслед за ним росли клетки из шпал и другого материала, заменившие быки (столбы).
На утро, в 9 часов, поезда медленно, один за другим, проходили по мосту.
Такую работу обыкновенные люди и в обычных условиях в столь короткий промежуток времени не в состоянии выполнить. Кроме исключительного напряжения мускульной энергии, у людей должны быть сильны дух и идея, а главное - должно быть наличие такого вождя, каким был Каппель. Ради него и для него люди забывали себя.
Прапорщик Неретник так же самоотверженно служил на наших бронепоездах, пройдя через всю Сибирь, и погиб доблестной смертью в 1921 году под Волочаевкой, вынося под пулями красных своего раненого товарища.
"Маленький Наполеон"
Так прозвала советская военная газета "Красная Звезда" генерала Каппеля за его операцию у Сергеевского посада зимой 1918 года.
Волжская группа медленно отходила вдоль Волго-Бугульминской железной дороги к Уфе. Со стороны Самары по Самаро-Златоустовской железной дороге отступали отряды чехов и остальные части Народной армии.
Отходили медленно, сражаясь за каждую пядь земли. Станция Кандры, деревня Арасланово, река Ин и так далее - все было обильно полито кровью каппелевцев.
Разведка штаба Волжской группы донесла генералу Каппелю, что в Сергеевском посаде, расположенном как бы в вилке между названными железными дорогами, накапливаются большие силы красных. Маневр их был легко разгадал Каппелем. Накопить кулак в Сергеевском посаде, затем ударить на станцию Чишмы, где соединялись обе железные дороги перед Уфой, и таким образом отрезать всю Волжскую группу от Уфы.
Надо было действовать быстро и энергично. И вот Каппель, оставив на Волго-Бугульминской железной дороге один лишь бронепоезд и небольшие заслоны, ночью со всей своей группой неожиданно напал на Сергеевский посад. Красные не ожидали каппелевцев и бежали, побросав свою артиллерию и обозы.
Красный кулак был обезврежен, но развить свой успех генерал Каппель не мог - не было никаких резервов, а главное направление - Волго-Бугульминская дорога - было обнажено. И если бы в это время красные поэнергичнее наступали, то в два-три дня они могли бы очутиться под Уфой, отрезав и Волжскую, и Самарскую группу белых.
Но на следующий день после разгрома красных у Сергеевского посада Волжская группа генерала Каппеля была уже на своих старых позициях на Волго-Бугульминской железной дороге, продолжая медленный отход к Уфе.
Эта операция типична для Каппеля. Она и должна была бы подсказать всем генеральным штабам в Омске и Уфе, как нужно воевать В гражданскую войну и как бить противника. Но там генералы и генштабисты продолжали "воевать" по старым классическим учебникам тактики и стратегии, да еще используя опыт Первой мировой войны с Германией и Австрией.
И все дружно с подозрением относились к "выскочке" Каппелю и "волжской вольнице" - добровольцам каппелевцам.
Каппель на митинге уральских рабочих.
Наконец-то Волжскую группу у Уфы сменили уральские формирования. Частям Волжской группы пришлось еше долго продолжать свой путь походным порядком через горно-промышленные районы Урала. Чтобы пропустить части группы, штаб Каппеля (Волжской группы) остановился на заводе Аша-Балашовская. Горные рабочие этой местности были достаточно распропагандированы большевицкими агитаторами и в большинстве своем к проходившим войскам Волжской группы относились враждебно.
Контр-раэведка донесла Каппелю, что накануне ночью на митинге шахты № 2 рабочие постановили: чинить препятствия проходившим войскам, а определенной группе рабочих было поручено произвести покушение на самого генерала Каппеля. В эти дни рабочие беспрепятственно митинговали кажедый по своим шахтам.
Каппель приказал коменданту штаба принять надлежащие меры, а сам, не предупредив никого, с одним добровольцем-проводником, ночью отправился на митинг рабочих шахты № 2. Одетый в английскую куртку и кавалерийскую фуражку, от времени походившую на кепку, он прошел вместе с рабочими незаметно вперед. И, когда кончил речь предыдущий оратор, Каппель попросил слова (этого я сам не видел и узнал потом из рассказов рабочих).
Поедседательствовавший рабочий разрешил, не обратив внимания на просившего (в шахте было довольно темно). Обратившись к толпе в 250-300 человек, Каппель заявил:
- Здесь вчера было постановлено чинить проходяшим войскам препятствия и произвести нападение на меня. Я - генерал Каппель и пришел поговорить с вами, как с русскими людьми.
Не успел он докончить эту фазу, как увидел, что чуть не вся толпа, стала быстро разбегаться по темным проходам шахты. Остались очень немногие, возможно, из тех, которые не расслышали, или же сочувствующие белым войскам. С большим трудом Каппелю удалось успокоить оставшихся, убеждая их в том, что им нет оснований его бояться, как и он не побоялся прийти к ним без охраны. Понемногу рабочие стали возвращаться.
В кратких словах Каппель обрисовал, что такое большевизм и что он с собой принесет, закончив свою речь словами:
- Я хочу, чтобы Россия процветала наравне с другими передовыми странами. Я хочу, чтобы все фабрики и заводы работали и рабочие имели бы вполне приличное существование. :
Рабочие пришли в восторг от его слов и покрыли его речь громким "ура". Потом вынесли Каппеля кз шахты на руках и провожали до штаба. Это мне подтвердил сам генерал Каппель.
На утро я, прибыв в штаб по своим делам, увидел в коридоре делегацию от рабочих, которые говорили:
- Вот это - так генерал!
Делегация выразила Каппелю свою готовность оказывать содействие проходившим войскам. И части "Волжской группы" без всяких недоразумений и препятствий благополучно прошли тот уральский рабочий район.
В тылу.
Для отвода в тыл измотанных и замерзающих частей Волжской группы Сибирское правительство не только ничего не сделало, но даже об этом, надо полагать, и не подумало.
Уставшим, плохо одетым бойцам пришлось еще долгое время продвигаться походом вдоль линии железной дороги на восток. Свирепея стужа по временам сменялась жуткими метелями, заваливавшими дорогу глубоким снегом. Орудия приходилось проволакивать по двухаршинным глубоким сугробам. Идущее впереди орудие пропахивало глубокий коридор, что страшно выматывало коней. Следующим орудиям было легче.
И сейчас еще есть живые свидетели, которые хорошо помнят, какие в батарее были кони, но и эти слоны-великаны могли протянуть по снегу первое орудие не более одной версты, петом их заменяли следующие. Хотя за прошедшим орудием и не легко идти, но все-таки возможно.
Сибирское же интендантство отпускало фураж по установленной норме овса, повидимому, рассчитанной на сибирскую низкорослую лошадь, - 8 фунтов в день на одного коня, а у меня в батарее один только коренной конь "Малютка" съедал за ночь по 30 фунтов. Придерживаясь сибирской нормы, я быстро потерял бы в уральских сугробах весь конский состав в пути.
На станции Корапачевой удалось явочным порядком достать несколько пустых вагонов и в них с трудом погрузить свои орудия. Оставив с ними надежный и толковый караул, мы пошли дальше, придерживаясь пути по льду замерзших рек, чтобы не топить коней в оврагах, предательски занесенных мягким и непролазным снегом.
Так шли мы по реке Сим, где у нас на Симском заводе была дневка. Это район был занят челябинскими военными формированиями. Среди этих формирований были уже беспорядки. Один полк покинул занятые им казармы и ушел во-свояси. Другие соединения высказывались за то, чтобы не подчиняться начальникам. И пулеметная команда просто решила ударить по своим с тыла.
Каппелевским частям, которые сибиряки называли "учредиловцами", пришлось наводить порядки: пулеметная команда была предана военно-полевому суду, и так далее. Эти обстоятельства показали, что подготовка резервов была в неумелых руках людей, не дающих себе отчета в происходящем. Ожидать чего-либо утешительного не приходилось.
Впоследствии, после некоторых переформирований на местах, Сибирские части дрались с большевиками довольно стойко, что можно поставить в заслугу офицерам и вообще командному составу, который на месте сумел устранить многие недочеты и установить нужные взаимоотношения. Но это выполнило младшее офицерство.
Один пехотный поручик рассказывал, что, когда он находился в окопах, к нему пришло пополнение мобилизованных солдат, и некоторые из них задавали ему следующие вопросы:
- Ну вот, господин поручик, царя убрали, царя нет. Стали большевики. Теперь мы воюем с ними. А когда их не будет, то что же и кто же тогда будет?
И поручик ничего не мог ответить, потому что и сам не знал, что будет...
В своем обращении адмирал А.В.Колчак упоминал об Учредительном Собрании, но очень туманно. Действия же большинства войсковых частей носили монархический характер.
Несчастный, честнейший из честнейших, адмирал В.А.Колчак был игрушкой в руках интриганов, вроде атамана Красильникова или Иванова-Ринова и других, творивших в тылу форменные бесчинства. У Верховного Правителя не было силы с ними справиться. И это в то время, когда нужно было забыть интриги и личные интересы и приложить все усилия к единой цели, как это было у наших врагов!
Наши высшие начальники думали не о фронте, а больше о своих выгодах, не имея общей цели. И если хотели оздоровления России, то каждый только по-своему, как выгодней было для них. К этому можно прибавить множество формирований на бумаге. Для многих эти дутые формирования были своего рода защитой от посылки на фронт.
Кстати сказать, в самом Омске была сформирована отдельная бригада егерей, которые открыто называли себя "московским гарнизоном", мечтая о Москве. Эта бригада егерей, составленная из добровольцев и выздоравливающих раненых и больных тех же добровольцев и кадровых солдат с офицерами, численностью в 5000 бойцов, брошенная во-время на фронт борьбы, могла бы сыграть свою роль и перевесить чашу военного счастья...
При отходе от Омска зимой 1919 года она почти вся погибла, не дойдя до Красноярска. Эти егеря тоже не были обмундированы по-зимнему для походов по Сибири, да еще зимой.
Отправка частей Волжской группы под Челябинск.
Командованием Западной армии небольшие соединения частей Волжской группы были задержаны на фронте, несмотря на то, что сибиряки (командование) относились к ним с недоверием. Но каждый из власть имущих старался как бы временно прикомандировать к себе некоторые части "учредиловцев". Так, например, все команды бронепоездов Народной армии были прикомандированы к генералу Сукину.
Вскоре после Симского завода части Волжской группы начали грузиться в поезда на попутных станциях для следования на восток, в район Кургана, на отдых и переформирование.
Верховный Правитель адмирал Колчак вызвал Каппеля в ставку в Омск для личного доклада. Быстро растущая популярность и слава, о беспримерных боях Каппеля сильно встревожила Омскую ставку. Адмирал Колчак понимал и ценил генерала Каппеля, но все же, благодаря некоторым наветам, боялся его возможных самостоятельных действий.
Потом инспектор артиллерии Верховного Правителя генерал Виктор Николаевич Прибылович мне лично рассказывал, что доходившие слухи о деятельности Каппеля и его войск сильно тревожили окружение адмирала Колчака. Многие из них инстинктивно чувствовали, что Каппель - сила, которая может для них оказаться неблагоприятной. Поэтому, перед приездом Каппеля в Омск, они всеми силами старались восстановить против него адмирала Колчака. Особенно ярые из них открыто доказывали, что, если Волжскую группу развернуть в корпус, то, возможно, Каппель поведет его не на большевиков, а на Омск, и прочее в том же духе, желая настроить Верховного Правителя против "учредиловца".
Каппель прибыл в Омск и лично доложил Верховному Правителю о своей работе на Волге и в Приуралье. Адмирал Колчак оценил надлежащим образом деятельность Каппеля и его волжан. После этого доклада
адмирал поручил Каппелю формирование Третьего Волжского стрелкового корпуса. Большинство противников Каппеля притихло - однако, лишь временно.
Я тоже приехал с Коппелем в Омск и сам наблюдал, как после доклада Каппеля, произведшего благоприятное впечатление на адмирала Колчака, скоро начали осаждать вагон Каппеля разные окопавшиеся в тылу ловкачи. Они подобострастно просили Каппеля при случае замолвить за них словечко перед Верховным Правителем.
Особенно униженно просил один командир формировавшегося кавалерийского полка, полковник О., после чего Каппель отказался его принимать. У этого командира был не только один штаб, как у многих омских "формирователей", но и полк, который был настолько недоформирован, что не мог выступить из района Омска. Но, чтобы застраховать себя вообще от выступлений на фронт, полковник О. умолял Каппеля рекомендовать Верховному Правителю взять этот полк в личный конвой.
Формирование Третьего Волжского корпуса.
Согласно указаний ставки, Волжская группа была сосредоточена в окрестностях города Кургана. Каппель весь ушел в дело формирования.
Казалось бы, что власть и все ее представители должны были всеми мерами пойти навстречу, помочь, усилить, укрепить этот корпус, за спиной которого они же сами могли еще долго благоденствовать. На сам бом же деле было совсем не так. Омские "калифы на час", где было возможно, ставили всякие препятствия формирующемуся корпусу: задерживали пополнение, не отпускали материальную часть, конский состав и прочее.
Каппелю самому пришлось объявить среди занимаемого района конскую мобилизацию и провести ее в жизнь. Волжане, как муравьи, частным образом из всех городов Сибири тянули в корпус добротные обозные повозки, пулеметы и пулеметные двуколки, телефонные аппараты, кухни и другое военное добро, необходимое для формирования своего корпуса.
Вид у пришедших на формирование волжан был самый разношерстный. Они были одеты часто в лохмотья, обуты в дырявые валенки; вместо военной папахи на голове была, в лучшем случае, татарская тюбетейка. Они не умели, как должно, отдавать честь, потому что еще не было времени их этому научить. Зато они были закалены в гражданской войне, храбро сражались с красными, верили своим начальникам так же, как и начальники верили им.
Постепенно удавалось кое-что доставать, бойцы стали приобретать воинский вид. Но все это давалось не сразу.
Начальство местного гарнизона с явным пренебрежением относилось к пришедшим и было однажды страшно возмущено следующим случаем. Двое татар, добровольцев из-под Бугульмы, стояли у ворот своей квартиры. По улице мимо них шли офицеры гарнизона. Добровольцы или не видели их, или не обратили должного внимания. Офицеры подошли к ним и резко сделали замечание за неотдание чести. Татары, не поняв, чего от них хотят, на ломаном русско-татарском языке ответили:
- Лучше проваливай своей дорогой, наша вашу не знает! Наша знает поручика Б. и генерала Каппель, больше наша ничего не знает...
Эти добровольцы были арестованы и отправлены в комендантское управление, откуда было сообщено об этом в штаб Волжского корпуса..
Каппель приказал мне произвести дознание. Я объяснил начальнику гарнизона, что не все добровольцы еще обучены отданию чести, и так далее. Их отпустили, и я видел, как один из них горько плакал, говоря, что он - доброволец, два раза ранен иод Бугульмой, защищая Россию, а теперь, как преступник, был арестован...
Рапорт о наименовании батареи "Каппелевской".
Среди офицеров батареи, которой я командовал, было решено присвоить ей название: "Каппелевская Отдельная Волжская конно-артиллерийская батарея". Об этом я написал рапорт командующему 3-м Волжским корпусов генералу Каппелю.
Каппель вызвал меня в штаб и, отдавая обратно мой рапорт, сказал:
- Возьми и уничтожь! Я - не член императорской фамилии, чтобы моим именем при жизни назывались воинские части, и не из атаманов, которые при жизни называют своими именами полки и тем играют в руку нашим врагам.
Об этом я сообщил батарее. Мои люди грустно выслушали это сообщение, но все же сочли, что Каппель поступил правильно.
Потом, после смерти генерала, вся армия называлась "каппелевцами", и был бронепоезд "Каппелевец", сражавшийся с красными в Приморье и под Волочаевкой.
Формирование 3-го Волжского корпуса лихорадочно продолжалось.
Прошло полтора месяца, а обещанное пополнение не приходило. Бойцов упорно не присылали. Наконец, ставка предложила Каппелю пленных красноармейцев, взятых под Екатеринбургом и выразивших желание служить в рядах белых. Каппелю, за неимением других, пришлось взять этих бывших красноармейцев, с надеждой научить их бить большевиков.
Я получил 60 таких красноармейцев в пополнение батареи. Первоначальная неловкость с ними скоро исчезла. Большинство из них оказались отличными солдатами. И они лучше ухаживали за конями, так как были к этому привычны. В боевом отношении, конечно, добровольцы были значительно выше и надежнее, и влитые в них красноармейцы нисколько не нарушали боевой работы и незаметно растворились среди кадровых добровольцев.
В пехоте была другая картина. Это пополнение из бывших красноармейцев поглотило кадры; понадобилось 6-7 месяцев, чтобы привить им наш боевой дух и дисциплину.
В феврале и марте 1919 года 1-ая Отдельная Волжская конно-артиллерийская батарея, которой я командовал, стояла в центре формирования 3-го Волжского корпуса в городе Кургане. Решено было сделать большой батарейный обед, на который был приглашен только командующий корпусом генерал Каппель.
За обедом была самая дружеская атмосфера, ибо Каппель хорошо знал многих чинов батареи еще по Волге, начиная с Сызрани. Поэтому многое из боевого прошлого тепло вспоминалось, и велись беседы о будущем, говорилось много задушевных тостов.
И вот звон ножа о стакан или тарелку призвал всех к молчанию. Поднялся всегда стеснявшийся, скромный и немного неуклюжий прапорщик Т. и громким голосом начал так:
- А теперь я прошу поднять бокалы за здоровье того, кто дал каждому из нас возможность смело смотреть в глаза всему миру, за того, кто дал нам гордое право сказать: я - каппелевец!
Его слова были покрыты таким из души вырвавшимся мощным "ура", что трудно описать словами. И после этого беседа продолжалась ещо теплее, еще задушевнее, потому что здесь была своя сплоченная и понимающая один другого семья.
А потом, когда утро уже начинало входить в свои права и начало рассветать, Каппель, прощаясь, тепло благодарил за прием н сказал:
- В эту ночь мы пережили много незабвенных дружеских часов, но эту ночь мы украли у нашей родины России, перед которой у нас есть еще один долг: напрячь и удвоить нашу энергию для ее освобождения...
Громкое "ура" не дало ему закончить фразу.
Этот скромный обед еще больше спаял начальника с его подчиненными, которые с энтузиазмом готовились для продолжения борьбы с чудовищем - Третьим Интернационалом.
Успех уральских и сибирских частей.
Ранней весной 1919 года молодая Уральская и Сибирская армия начала наступление, успешно продвигаясь вперед и тесня красных. Очищены были от них Уфа, Белебей, Бугульма и несколько железнодорожных станций. Белые уже приближались к Самаре и были в районе станции Кинель. Их фронт растянулся до неимоверных размеров. А резервы были все израсходованы. Свежих пополнений тыл не присылал, так как их не было. На что рассчитывала Ставка? Какой план она имела, отдав приказ наступать, не имея готовых резервов? Естественно, наступающие измотанные части, не получив подкреплений, остановились.
К этому нужно добавить, что началось быстрое таяние снегов, начался буйный разлив рек и речушек, превративший их в целые моря. И к тому же бойцы были обуты в валенки, не имея другой обуви. Легко себе представить положение белых бойцов!.. В общем, произошла заминка.
К тому же, Ленин и Троцкий выбросили лозунг по всей стране: "Все на Колчака!", подвозя на Восточный фонт новые и новые красноармейские части.
Южнее Самаро-Златоустовской железной дороги им удалось создать ударный кулак из нескольких дивизий, и они бросили его на стянувшийся у Самары фронт белых. Сдержать этот нажим было нечем. Началось неизбежное отступление.
Волжский корпус спешно вызываетея на фронт.
Только что начавший развертываться Волжский корпус, две недели назад получивший, вместо нужного пополнения, красноармейцев, с которыми начальники не успели как следует ознакомиться, получил из Ставки приказ немедленно выступить на фронт в том виде, как он есть.
Командование Западной армии, видимо - по халатности, назначило местом сосредоточения корпуса район Белебея, который был уже занят красными. И, как будто по чьей-то злой воле, Волжскому корпусу пришлось выгружаться по-эшелонно в непосредственной близости к противнику, очень часто под сильным ружейным и пулеметным огнем, входя сразу в бой.
Не обученные и не профильтрованные части, состоявшие почти сплошь из бывших красноармейцев, целиком переходили к красным, уводя с собой офицеров. Свои же надежные каппелевские части, если не уничтожались, то несли громадные потери и отходили вместе с уральцами и сибиряками.
К таким образом Волжский корпус, на создание которого было потрачено столько сил и энергии, в короткое время хотя и не был совсем уничтожен, но был сильно потрепан и уже не представлял той грозной силы, какая могла бы быть, если бы все было проведено планомерно.
Западнее реки Белой было сосредоточено большое число сибирских казаков под командой генерала Волкова, но эта группа не оказала должного давления на красных.
Бои на реке Белой.
После больших усилий Каппель собрал измотанные и полу-уничтоженные части Волжского корпуса на реке Белой, куда красные подтянули свежие резервы, почти ежедневно производя яростные атаки. Высшее командование приказало Волжскому корпусу продержаться на рубеже реки Белой еще несколько дней. Волжане, измотанные беспрерывными ежедневными атаками со стороны красных, еле держались на ногах и совершенно не спали по несколько суток. На успех трудно было рассчитывать.
Каппель приказал Уржумскому полку подтянуться из резерва к месту прорыва и атаковать красных с севера, а мне приказал прибыть с батареей к этому же месту прорыва, объединить артиллерию (три батареи, кроме моей) и содействовать наступающим частям в центре.
Прибыв немного раньше назначенного для атаки времени, я выбрал наблюдательный пункт близко к центру нашей наступавшей пехоты и связался телефоном с батареями, которым приказал в назначенный для атаки час открыть интенсивный огонь по району деревни, где скопились только что переправившиеся через реку Белую красные.
До этого деревня, занятая красными, переходила из рук в руки четыре раза. Наша пехота в непрерывных атаках была измучена до последней степени и понесла большие потери, и мне было ясно, что такими частями, как наша пехота, нельзя было атаковать врага и что из нашей затеи ничего не выйдет...
Трещали пулеметы с той и другой стороны. Настойчиво била артиллерия. Красные продолжали расширять занятый ими участок на нашей стороне реки. Их пули из ружей и пулеметов жужжали, как пчелы.
За пять или десять минут до назначенного срока атаки на взмыленном коне прискакал, с одним только вестовым, сам Каппель и остановился у небольшой рощицы, почти в линии нашей пехоты. Весть о появлении Каппеля прошла по рядам нашей пехоты, как электрический ток. Все сразу оживились. Оставив коня за рощицей, Каппель пошел вдоль цепей, шутил с солдатами, задавал им разные вопросы; все наперебой весело ему отвечали. За небольшим пригорком собралась кучка бойцов; он объяснил, как будем наступать:
- А с севера и с нашего правого фланга ударят уржумцы!
Правда, это - все, что было у Каппеля в резерве, да и от Уржумского полка после непрерывных боев осталось всего 80 бойцов.
При начавшемся среди каппелевцев оживлении красные заметно усилили огонь. А когда наступил срок атаки, Каппель крикнул:
- С Богом!
Наша пехота вся, как один, выскочила из своих укрытий и бросилась бегом на красных. Каппель ушел вдоль нашей линии. Скоро оттуда прибежал батарейный наблюдатель Беляев и со слезами на глазах доложил мне:
- Господин полковник, возьмите, пожалуйста, генерала куда-нибудь в укрытие - убьют его там!
Отдав распоряжение батареям прибавить прицел, так как наши передовые части подходили к деревне, я побежал к Каппелю и предложил ему присесть в небольшом окопе моих боковых наблюдателей.
Огонь противника начал стихать. Наша пехота входила Е деревню. Наши батареи перенесли огонь за деревню по переправам. Я перенес наблюдательный пункт в деревню, уже очищенную от красных. Там впервые после Ново-Девичьего увидел трупы замученных наших бойцов: у раздетых догола была вырезана кожа там, где полагается на одежде быть погонам. Один висел, приколотый штыком к стене амбара...
Переправившихся красных наши бойцы опрокинули в реку, так что большинство из них не попало на переправу.
Более 200 красных было взято в плен. Было захвачено 27 брошенных красными пулеметов, много винтовок, патронных двуколок и пулеметных лент.
Каппель тут же собрал начальников отдельных частей, поблагодарил их и просил благодарить бойцов за доблестную атаку. Рассказал задачу на будущее, сел на коня и уехал в штаб.
Невольно возникал вопрос: какой силой, как гипнозом, действовал Каппель на солдат? Ведь на таком большом участке прибывшие резервы, остатки Уржумского полка, нормально не могли ничего сделать. Части же, стоявшие на этом участке, имели в продолжение четырех дней беспрерывный бой, и в течение этого времени были почти без сна.
Потом, после боя, я много разговаривал с офицерами и солдатами на эту тему. Из их ответов можно было заключить, что огромное большинство их слепо верило, что в тяжелую для них минуту Калпель явится сам, а если так, то должна быть и победа.
- С Каппелем умирать не страшно! - говорили они.
Продолжение следует
Источник Версия для печати