Вместо предисловия.
Многим приходилось слышать о каппелевцах, многие знают, что каппелевцы в конце 1919 и в начале 1920 года совершили небывалый в истории Ледяной поход, в страшную стужу преодолевая снежные ураганы и метели, поливая своею кровью и усеивая трупами всю дорогу, начиная от Волги, по необъятным просторам приуральских степей, через горы Урала, прокладывая себе дорогу в глубоких снегах непроходимой сибирской тайги, через трескучий лед сурового Байкала и через неприветливое зимой Забайкалье.
Уйдя в Приморье и, наконец, не выдержав напора во много раз превосходившего их численностью врага, каппелевцы покинули пределы Родины, рассеявшись по всему земному шару, разбитые, но не побежденные, потому что они верили Б свое правое дело и ни одной минуты не сомневаются, что пройдут годы и, может быть, десятки лет, - русский кошмар кончится, и Россия снова будет процветать, заняв надлежащее место среди других стран.
Своими воспоминаниями я хочу, насколько смогу, осветить сущность каппелевской борьбы и ту глубокую веру в Россию, вложенную в сердца каппелевцев их вождем, которая выражена в простых словах несложной русской солдатской песенки:
Эти скромные воспоминания посвящаются его незабвенной памяти.
Наш знаменитый профессор-историк генерал Н.Н.Головин незадолго перед смертью Великого Князя Николая Николаевича спросил его: "А как писать о России?" Великий Князь ответил: "Россия может освободиться только тогда, когда мы о ней будем говорить правду, одну лишь правду!"
В Самаре до прихода чехословаков.
В начале 1918 года в Самаре было самое неопределенное положение. Благодаря умеренности председателя революционного трибунала (Куйбышева) большевики держали себя довольно скромно, если не считать некоторых реквизиций и того, что наиболее видные представители самарской буржуазии за невнесение возложенной на них денежной контрибуции попали Б тюрьму. Правда, посидели они недолго, неделю с небольшим, потом, поторговавшись до сходной суммы, уплатили ее и были выпущены до следующего заключения и следующей контрибуции. _
Этот факт взыскания контрибуции был, конечно, неприятен, но затрагивал лишь незначительный круг населения. Однако, на митинга ультра-левыми ораторами произносились уже довольно смелые выкрики о всемирной революции, О пожертвовании всей страной ради 3-го Интернационала; о классовой борьбе и т.п.
А одна наиболее ретивая большевичка, товарищ Коган, настойчиво рекомендовала сейчас же качать классовую войну. Для этого она предлагала сорганизовать небольшие, ХОРОШО вооруженные отряды по 12-15 красногвардейцев. Эти отряды, наметив себе буржуазные дома, должны были делать ночные налеты и истреблять всех, живущих в этих домах, включительно до грудных младенцев. По ее глубокому убеждению, ребенка буржуазных родителей перевоспитать невозможно: все равно, рано или поздно, a буржуазная кровь скажется.
Председатель революционного трибунала товарищ Куйбышев, тот самый, чьим именем теперь город Самара называется, возразил ей:
- Хорошо, сегодня в ночь мы истребим таким образом жителей в 10-15 домах, а завтра тысячи таких домов восстанут против нас...
От подобных угрожающих выкриков, как Коган, а также от доносившихся ото всюду слухов о большевицких бесчинствах и произволе, _большинство, жителей г. Самара как-то притихли и попрятались по своим норам. Многие избегали посещать такие митинги.
Но, как было, всегда и раньше, ПРИ всяких правительствами во все времена, ко всему чуткая, особенно к справедливости, м мыслящая молодежь не могла остаться безучастной, она готова была пожертвовать своими жизнями за правду. Эта молодежь, хотя и продолжала посещать митинги, но на большевиков стала смотреть недоверчиво, а потом и враждебно. Отвернувшись от них, молодежь стала собираться в группы. Эти группы, правда, сначала очень ОСТОРОЖНО, в своем кругу, начали критиковать действия большевиков и потом ушли в подполье.
За нескотвко дней перед новым 1918 годом я приехал с германского фронта в свой очередной отпуск, да так и задержался. Устав от фронтовой жизни и еще не войдя в жизненную колею тыла, я старался держаться в стороне от политики.
Занятый своими личными хлопотами, я мало с кем из молодежи виделся первое время. Но примерно в феврале месяце меня однажды пригласили к себе ученики последнего класса коммерческого училища, в котором я учился семь лет тому назад. Они мне объяснили, что в городе существует ппотивобольшевицкая организация, состоящая в большинстве из учащейся молодежи, а также из прапорщиков и подпоручиков (военного времени). Во главе организации стоит подполковник артиллерии Галкин. Они просили и меня вступить в организацию и помочь им. Галкину обо мне они уже говорили, и он будет рад меня видеть.
Занятый волокитой в совете народного хозяйства, я не спешил увидеться с Галкиным. Но узнал, что в Самаре в это время было около 5.000 офицеров, и в эту организацию почти никто из них не входил. Из рассказов близко стоявших к Галкину членов организации можно было понять, что кроме учащейся молодежи, насчитывающей более сотни человек, в эту же организацию входят эс-эровские дружины и что общая цель, поставленная организацией после свержения большевиков - созыв Всероссийского Учредительного Собрания.
Было заметно, что, несмотря на малочисленность организации, участники ее полны были резким недовольством и ненавистью к большевикам. Но все же силы в организации еще не чувствовалось.
У организации имелись довольно точные сведения о местонахождении оружия у большевиков и о числе красногвардейцев. Налицо же у них пока было всего десятка полтора револьверов, наивно спрятанных за висевшими на стенах картинами в Яхт-клубе; часть оружия хранилась кое у кого на руках. Между прочим, у меня было 4 нагана, залитых растопленным салом и зарытых в землю под парниками на даче. Над ними великолепно выращивались зимой огурцы.
Эс-эры имели довольно приличную связь с чехами, шедшими эшелонами через Пензу на Сызрань. И вот на чехов-то и была возложена вся надежда, ибо каждый знал, что самостоятельно выступить против большевиков организация не могла. Чехи радовали: они уже проходили Сызрань, и скоро начались бои под Самарой.
Пришедший ходок сообщил, что чехи 6-го июня решили атаковать Самару.
В ночь на 5 июня, группами по 15-20 человек, имея связь между собою, организация была собрана в нескольких пунктах голода. Тянулась томительная ночь ожидания, а чехи не приходили.
Высланные из Самары отряды красногвардейцев в 10 верстах на подступах к городу понесли большие потери, вернее - полное поражение. Побросав все с себя, включая и оружие, красногвардейцы, не дожидаясь перевоза, переправились через реку Самарку и разбежались по городу. И все же чехов еще не было...
Отданное Галкиным накануне распоряжение быть готовыми, но до прихода чехов ничем себя не обнаруживать, было, к счастью, выполнено; большевиками, которым было не до организации, она не была замечена.
Противобольшевицкая организация в Самаре была сконструирована по системе десятков, то есть знали друг друга только в своем десятке. Десятники знали других десятников, но часто не знали рядовых из состава не своего десятка, и так далее.
Старших и опытных офицеров в организации почти совсем не было, поэтому полковнику Галкину нужно было быть особенно осторожным и предусмотреть многое. Общих собраний, даже для всех десятников, не бывало: собирались небольшими группами в разных местах, десятники сами ходили к Галкину или же посылали своего представителя в штаб- квартиру за получением директив.
Места для встреч десятников каждый раз менялись из предосторожности. Излюбленными местами для сбора десятников и членов организации были: самарский Яхт-клуб, две (в разных местах) студенческие чайные, сад кафедрального собора и др. В этих местах по вечерам собирались студенты и учащаяся молодежь петь песни. Там же незаметно собиравшиеся участники противобольшевицкой организации обменивались новостями и разной информацией.
Как бы общим паролем для всех членов организации была популярная в то время игривая песенка "Шарабан". И когда появлялся какой-нибудь новый человек среди членов организации, то не знавшие его спрашивали своих людей: "Кто?". И если получался ответ: "Он - шарабанщик" - это значило: "свой".
Песенка "Шарабан" впоследствии играла большую роль в жизни Народной армии и охотно распевалась во всяких случаях жизни бойцов. Распевая "Шарабан", наша-пехота часто шла в атаку на красных, во главе с Бузковым (Борисом), который был ранен в гражданскую войну шесть раз.
Под деревней Беклемишево (под Казанью), ведя свою пехоту под звуки "Шарабана" в атаку на красных, Бузков был ранен в правую руку навылет и, перехватив револьвер левой рукой, он под тот же "Шарабан" продолжал идти на красных. Ближайший солдат на ходу сделал ему перевязку. Скоро другая пуля пробила ему плечо. Бузкова положили на носилки, перевязали и, истекающего кровью, понесли в тыл. Но он, не переставая, вполголоса продолжал напевать все тот же "Шарабан".
Вслетствие малочисленности и неопытности участников организации, о самостоятельном выступлении до прихода чехов думать не приходилось. Слухи же об успехах чехов все крепли и крепли. Уже слышалась отдаленная орудийная стрельба между ними и красногвардейцами под Самарой у станции Липяги (17 верст на запад oт Самары). Большевики отправляли навстречу чехам эшелон за эшелоном.
Сосоявший в противобольшевицкой организации видный эс-ер Б.К. Фортунатов, член Учредительного Собрания (впоследствии - член военного штаба от Самарского правительства), закладывал под полотно железной дороги, близ моста через реку Самарку, фугасы и простым аккумулятором, соединенным стосаженным проводом из ближайшей ямы, с демоническим хладнокровием взорвал фугасы под поездом с красногвардейцами, шедшим из Самары против чехов. При этом, после взрыва, Фортунатов совершенно спокойно, чуть ли не по самому проводу, подходил к месту взрыва.
Чехи под Самарой.
7-го июня пришедший ходок от чехов сообщил Галкину, что они действительно намеревались овладеть городом 6-го июня, но вынуждены изменить свой план и оттянуть часть своих войск на запад за Сызрань против наседавших на них арьергардов красных, оставив на самарском направлении небольшие заставы. Положение оказалось очень неопределенным, и штаб-квартира Галкина сообщила: ввиду неясности положения, противобольшевицкой организации быть готовой к выступлению.
А к вечеру 7-го июня почувствовалось как будто оживление со сторонн чехов. Хлебную площадь и набережную реки Самарки чехи начали обстреливать из трехдюймового орудия.
В это время я должен был по своим личным делам явиться в Совет народного хозяйства за получением денег за реквизированные машины с кирпичных заводов моего отца. Дожидаясь ассигновки, я от скуки разговаривал с разными чиновниками. Волокита тянулась довольно долго, и многие из служащих отдела меня уже знали.
После первых чешских орудийных выстрелов (около 3 часов дня) среди комиссаров и служащих поднялась паника. Но, так как стрельба велась одиночными выстрелами и снаряды рвались в расстоянии двух верст на другом конце города, то через некоторое время паника утихла и некоторые остались (для вида) за своими столами.
Из соседней комнаты вышел комиссар внутренних дел - фа-илии его теперь не помню (вроде Фогель). Мы с ним были знакомы, и за несколько недель перед этим он уговаривал меня принять должность инструктора артиллерии и заниматься четыре часа в неделю с красногвардейцами, на очень выгодных условиях.
Тогда же он наедине доказывал, что я был неправ, отказываясь от этого предложения, "даже, как белый", добавил он. Он отлично знал, что коммунистам я никак не мог сочувствовать. Но он настаивал, говоря:
- У нас, у большевиков, нет работников на ответственных должностях. Мы часто ставим или людей, не знающих своего дела, или же преступников. И если бы вы, белые, пошли к нам, то, очень возможно, большевики, среди которых 90% неинтеллигентных, растворились бы в опыте и знании белой интеллигенции. Но вы отвернулись от нас и предоставили нас самим себе.
Встревоженный обстрелам города, он прямо задал мне такой вопрос:
- Вы, как специалист, скажите, пожалуйста, с какого расстояния стреляют чехи?
Я ответил, что это трудно определить, но надо полагать, что не более, как с 5-6-верстной дистанции. Слышавшие за ближайшим столами наш разговор сразу насторожились, а потом поспешно начали складывать свои бумаги и исчезать.
Меня вскоре пригласили в кабинет Куйбышева. Не глядя на меня, он подал мне только что подписанную им ассигновку и сказал:
- Предъявите кассиру, и он выдаст вам причитающуюся сумму!
Не веря своим глазам, я отправился к кассиру, но тот ужо уехал. Я позвонил ему по телефону на дом; ответили, что он только что вышел неизвестно куда. Я вернулся к Куйбышеву. Он нервно объяснил мне что сейчас сделать ничего нельзя:
- Придите завтра в 9 часов утра.
Чехи в Самаре.
- В эту ночь (на 8 июня) у большевиков началась истеричная паника. По улицам во всех направлениях, без всякого освещения сновали грузовики с каким-то имуществом, большая часть уходила на север, часть грузилась на стоявшие под парами пароходы, которые, не задерживаясь, шли вверх по Волге.
После небольшой перестрелки на железнодорожном мосту через реку Самарку чехи внезапно появились в городе на рассвете 8-го июня 1918 года.
Красные почти не оказывали сопротивления: убегали по улицам или прятались по дворам. Жители, высыпавшие из домов, выволакивали красных и передавали чехам с разными пояснениями. Некоторых чехи тут же пристреливали, предварительно приказав: "Беги!"
Десятка полтора чекистов во второй полицейской части на Саратовской улице оказали чехам упорное сопротивление. Чекисты, укрывшись в кирпичном здании, отлично отстреливались от чехов, атакующих их с улицы Льва Толстого и Предтеченской. На углу улиц Л.Толстого и Саратовской, около цирка Олимп, чекистами были убиты два чеха. Beдя отчаянную стрельбу из ружей и одного пулемота, красные продержались около часа; потом, бросив оружие, хотели бежать через задние ворота на Дворянскую улицу, но обошедшие их чехи всех их перестреляли.
Работа организации.
Членами противобольшевицкой организации были вскоре заняты наиболее важные пункты в городе. Я с частью своих людей занял артиллерийские склады. У орудий не было замков. Случайно где-то нашелся один замок к 3-дюймовому орудию. Со мной было 11 человек (моего десятка). С помощью обывателей, общими усилиями мы выкатили на всякий случай это одно орудие на Сапекинское шоссе. Вокруг собралась толпа обывателей. Вид у большинства их был празднично-ликующий и все-таки немного тревожный, так как кто-то пустил слух, что большевики на бронированных автомобилях идут обратно на Самару.
Чтобы успокоить взволнованных людей, я навел орудие на ближайшую возвышенность шоссе, до которой было полторы - две версты. Своим молодым артиллеристам я объяснил, кому и как нужно было действовать во время стрельбы. Зарядный ящик, полный снарядов, был при помощи обывателей подтянут к орудию.
Било очень рано, но часам к семи утра ко мне начали, прибывать и другие члены моей группы, которых я направил занять (верстах в двух) казармы бывшего 5-го конно-артиллерийского дивизиона, что около трубочного завода. В казармах у красных было отделение Совета народного хозяйства, с забытыми в конюшнях лошадьми, более сотни.
Высланный в штаб-квартиру за директивами Галкин ничего определенного не мог сказать, кроме того, что "сейчас формируется правительство". Вскоре я перебрался со своим орудием с Сапекинского шоссе в конно-артиллерийские казармы. Разослал, куда можно, своих людей для направления желающих вступить в наши отряды.
Случайно мои артиллеристы нашли еще одно орудие и склады с аммуницией, сбруей и обмундированием, так что после лихорадочно спешной пригонки у нас уже были готовы два орудия с зарядными ящиками, полный комплект орудийной прислуги и небольшая команда разведчиков.
Новое правительство.
Часов в 10 утра я поехал в город разыскивать Галкина. По дороге заехал к бывшему в начале войны начальником 5-го конно-артиллерийского дивизиона генералу Миловичу, который перед революцией уже командовал кавалерийской дивизией. Я служил прежде под его начальством. Я просил Миловича помочь нам своим знанием и опытом в такой важный момент. Он оказался совсем не в курсе событий и по поводу происходящего высказал самое пессимистическое мнение, ответив мне:
- Из вашей затеи ничего не выйдет!
В женской гимназии (Межак) уже состоялось совещание правительства (без участия отцов города), состоявшего из находившихся в Самаре членов Всероссийского Учредительного Собрания (Богомолова, Брушвита, Фортунатова, Чернова, Вольского, Климушкина и других). Для заведования военной частью был составлен штаб во глазе с подполковником Галкиным, которого в шутку называли военным министром. К штабу, как бы для контроля, были приданы два члена Учредительного Собрания. Но все члены правительства были совершенно не в курсе существующей обстановки.
И все-таки к 12 часам дня (6-го июня) повсюду уже расклеивались воззвания нового правительства с приглашением записываться добровольцами в Народную армию; в здании женской гимназии (Межак) были объявления по отделам и родам оружия. Коридоры гимназии были заполнены молодежью.
Пройдя к заведующему артиллерией генерал-майору Клоченко, я нашел некоторых знакомых, среди которых были соратники по минувшей войне.
Генерал Клоченко объявил меня командиром 1-й отдельной конно-артиллерийской батареи Народной армии и просмотрел список моих ста добровольцев, из которых конно-артиллеристов было пять. Остальные же из записавшихся принадлежали ко всем родам оружия в бывшей Российской армии: были авиаторы, моряки, саперы и др., а больше - зеленая учащаяся молодежь. Но было несколько человек чинами старше меня, отчего я чувствовал себя до некоторой степени неловко.
Не задерживаясь, я уехал в казармы. Назначил командный состав, и было приступлено к разбивке орудийной прислуги, оказавшейся в большинстве из учащейся молодежи, не имеющей понятия об артиллерии. Была выделена команда разведчиков в 25 человек, состоявшая, главным образом, из студентов и прапорщиков военного времени. Об этом по телефону я доложил генералу Клоченко, который приказал мне как можно скорее прибыть в город, к штабу Народной армии.
Пришлось немного повозиться С необъезженными в групповой запряжке конями, часть которых недавно была реквизирована большевиками у местной буржуазии. И в пять часов два орудия и два зарядных ящика с полным количеством номеров (артиллерийская прислуга) и с усиленной командой разведчиков стройно шли по главным улицам города.
Конечно, опытный глаз не мог бы не заметить множества недостатков, которые были в конно-артиллерийском взводе, подошедшем к штабу Народной армии. Но тогда мало кто о недостатках думал. Вышедший на улицу генерал Клоченко и многие чины штаба армии буквально ликовали при виде войсковой части новой русской армии. Ликовала, как мне тогда показалось, и толпа, и все отдельные люди, шедшие навстречу идущей батарее, песенники которой стройно пели:
Нам приветливо кланялись, махали платками, дружелюбно улыбались совершенно незнакомые люди. Эти приветствия, восторженные улыбки и дружелюбные взгляды тогда в нас, молодых и неопытных, укрепляли веру в наше правое дело, и все мы не задумывались отдать свои жизни за спасение Родины.
Вечером того же дня было назначено общее собрание, которое ни-чего определенного не выяснило, за неимением каких-нибудь приблизительных данных.Все собравшиеся, может быть, помимо воли и желания, стали перед актом свержения советской власти и сознавали, что теперь, угодно, или не угодно, нужно было действовать. А часть не в меру энергичных, людей, охваченных паникой, подались в Сибирь. И были такие, которые направились в сторону Саратова.
У чехов было очень непрочно в арьергарде. Красные энергична их преследовали. Самарское (новое) правительство просило их задержаться в Самаре. Чехи обещали, и за это потребовали немедленно выслать помощь их арьергардам в сторону Сызрани (о том, как было исполнено это требование, я писал в "Русской Жизни". 14 декабря 1961 года в статье "Владимир Оскарович Каппель").
В тотже вечер состоялось собрание офицеров генерального штаба, на котором обсуждался вопрос, кому возглавить добровольческие воинские части. Желающих не находилось. Решено было бросить жребий. Тогда попросил слова скромный на вид и мало кому известный, недавно_ прибывший в Самару в составе штаба Поволжского фронта офицер.
- Раз нет желающих, то временно, пока не найдется старший, разрешите мне повести части против большевиков!
Это был подполковник Владимир Оскарович Каппель.
Владимир Оскарович Каппель происходил из семьи героев. Его отец Оскар Павлович был награжден орденом Св.Георгия за подвиг во время взятия Геок-Тепе в отряде генерала Скобелева, его дед со стороны матери - севастопольский герой и георгиевский кавалер.
Владимир Оскарович родился в 1881 году в городе Белеве, Тульской губернии. По окончании второго кадетского корпуса в Санкт-Петербурге и Николаевского кавалерийского училища, в 1900 году В.О. Каппель вышел в 16-й уланский Ново-Миргородский полк. По окончании Николаевской Военной Академии германскую войну В.О.Каппель начал в чине капитана Генерального штаба, старшим адъютантом штаба 37-й пехотной дивизии.
Во время развала германского фронта Владимир Оскарович в чине подполковника был заброшен судьбой в Самару за несколько недель до свержения большевиков. С этого времени начинается боевая слава Каппеля, как бесстрашного героя, мудрого стратега и любимого солдатскими массами вождя.
Сызрань.
Не доходя 14 верст до Сызрани, на станции Батраки, отряд под командой Каппеля вынужден был выгрузиться, так как чехи только что оставили город.
Каппель созвал начальников отдельных частей на совещание. Обрисовал обстановку и общую задачу и точно, до мельчайших подробностей, рассказал задачу каждому начальнику отдельной части, объясняв предположительно обстановку у красных и состояние их тылов.
По плану Каппеля, завтра в 5 часов утра главные силы, около 250 штыков, атакуют город в лоб. Выделенной конной группе, то есть мне с двумя орудиями под прикрытием Стафиевского (45 сабель), сделать глубокий обход города с севера, с таким расчетом, чтобы завтра ровно в 5 часов утра обстрелять возможно энергичнее эшелоны красных, по чешской разведке находившиеся на станции Заборовке, в 18 верстах западнее Сызрани. И, не задерживаясь, направиться по шоссе, вдоль линии железной дороги, на Сызрань. По пути взорвать в двух-трех местах железнодорожное полотно.
Задача, полученная мною, на первых порах показалась трудной, почти невыполнимой. Но когда Каппель намечал маршрут для меня и возможные встречи на моем пути, и что приблизительно мы должны делать в том или ином случае - эта же задача оказалась простой и легкой, так как стало совершенно понятно, что у красных там ничего не было, так же, как и у нас. И для нас этот глубокий обход не представлял большого риска, то есть был точным математическим расчетом нашего начальника.
Недолго думая, мы направились в обход, так как день близился к вечеру. Пройдя ускоренным аллюром это расстояние, в 4 часа утра мы были в деревушке в двух верстах от станции Заборовки, сделав небольшой привал.
Станция Заборовка
Немногие проснувшиеся жители деревни с большим недоумением смотрели на нас, как будто мы свалились с неба. И, конечно, они никак не могли догадаться, кто мы такие. Все одетые в защитный цвет, мы не имели никаких погон и никаких отличий, кроме небольшой белой повязки на левой руке.
Вернувшиеся от станции Заборовки разведчики доложили, что там стоят два классных эшелона и три товарных, груженые красногвардейцами.
Ровно в пять часов утра станция Заборовка была, как приказал Каппель, обстреляна семью десятками снарядов (шрапнелью и гранатами) с предельной скоростью, после чего, взявши орудия на передки, мы спокойно, манежной рысью, направились по шоссе вдоль железнодорожного полотна на город Сызрань. Сзади нас над станцией Заборовкой стоял Черный дым от пожара - наши снаряды подожгли цистерны с нефтью или керосином.
Примерно через два часа мы входили в город Сызрань. Нашим глазам представилась картина только что оконченного уличного боя. На улицах валялись убитые красногвардейцы, разбитые повозки, сломанные полевые кухни и другое разбросанное военное имущество. Около одного дома под сложенным строевым лесом нашли спрятавшегося раненого в бедро мадьяра. Их оказалось среди красных немало.
Как мы узнали позже, утром красные очень упорно защищали город, но когда к ним пришли сведения об обстреле их тыла - станции Заборовки, они поспешно очистили город, проклиная своих комиссаров. В панике они бежали в сторону Пензы, бросив свои позиции с орудиями, пулеметами и другим военным добром, оставив в городе нетронутыми военные склады.
Поспешно из товарных платформ и вагонов был организован броневик, который преследовал бежавших красных до города Кузнецка.
В 12 часов дня в городе был произведен парад Народной армии. Население, заполнившее улицы города, по которым двигались войска, при общем дружном ликовании угощало своих освободителей разными прохладительными напитками, сластями и буквально засыпало их цветами. Позднее все чины Народной армии были приглашены сызранцами на обед, на котором радушные хозяева не поскупились в своем хлебосольстве.
Эта первая операция молодого отряда под командой Каппеля была головокружительной по своему успеху и прошла с пунктуальной точностью даже в самых мелочах, согласно распоряжениям Каппеля. За всю операцию было потеряно убитыми лишь 4 человека, тогда как потери красных были громадны.
Эта победа дала как бы толчек для дальнейших действий и вселила в бойцов не только глубокое доверие к их начальнику, но и преклонение перед его знанием военного дела и ясным пониманием атмосферы и духа гражданской войны.
В отряд стали поступать новые добровольцы. А захваченное военное имущество дало возможность формировать новые и пополнять существующие части. Тогда я получил новые орудия и все, что нужно для четырех-орудийной батареи. Свои два старых орудия я потом подарил симбирцам.
Мне тогда рассказывали, что, когда я отправился в обход Сызрани, оттуда пришел лет 13 подросток в бойскаутской форме. Он подробно рассказал, как красные заняли город, разгромив винный склад, перепились и группами разгуливали по голоду, расстреливая не понравившихся им обывателей тут же на улице, и вообще бесчинствовали. Эти сведения очень помогли главным силам при занятии голода.
После однодневного отдыха, согласно требования из Самары, мы готовы были к отправке. Родители привели к нам бойскаута (о котором рассказано выше), прося взять его с собой, так как они не были уверены, что местные формирования смогут справиться с наступлением красных после нашего ухода. И, конечно, когда они придут, то его расстреляют, потому что соседи видели и знают, как он нам помогал.
Потом Каппель предложил мне взять этого юношу. Я был бы рад его взять, но ему нечего было делать у меня в батарее, так как он самостоятельно не смог бы седлать коня и даже поднять седло. Потом решили прикомандировать его к бронепоезду, с которым он провел всю гражданскую войну, а теперь благополучно проживает среди нас в Сан Франциско...
Источник Версия для печати
