Отечественную войну 1812 г. никак нельзя назвать «неизвестной войной». Бородино, Березина, «Гусарская баллада» – эти нехитрые образы приходят на ум, наверное, каждому. Но вот если копнуть поглубже… Кого, например, из генералов Отечественной войны 1812 г. мы помним? Конечно – Кутузова! А ещё? Барклай-де-Толли, Багратион… Так, хорошо. А ещё? Кто-то, подумав, вспомнит ещё Дениса Давыдова. Но знаменитый гусар-поэт свой генеральский чин получил в 1815 г., так что генералом войны 1812 г. он, строго говоря, не был.
А между тем, только в военной галерее Зимнего дворца мы можем увидеть 332 портрета русских генералов, участвовавших в Отечественной войне 1812 года! Об одном из таких героев мы и поведаем в нашей заметке.
Дмитрий Петрович Неверовский прожил недолгую жизнь и, к сожалению, не пережил Наполеоновские войны. 42-летний генерал был смертельно ранен в 1813 г. Однако, успеть за эти годы Дмитрий Петрович успел многое. Об этом и будет наш рассказ.
Будущий генерал-лейтенант Неверовский родился 1 ноября 1771 г. в селе Прохоровке Золотоношского уезда и был старшим сыном прохоровского сотника, а потом золотоношского городничего Петра Ивановича Неверовского и жены его, Прасковьи Ивановны, урожденной Левицкой. После Дмитрия в семье появилось ещё три мальчика и десять девочек. Образование Дмитрий Петрович получил дома, но образование хорошее. Уже в 14 лет он хорошо знал немецкий язык и латынь, математику и баллистику. Как это часто бывает, на дальнейший жизненный путь нашего героя оказал влияние случай. Вернее, знакомство. Отец юного Дмитрия был знаком с графом Завадовским. Пётр Васильевич Завадовский, являвшийся влиятельным вельможей и кабинет-секретарём Императрицы Екатерины II, видимо, заезжая в имение своего знакомца Петра Неверовского заметил талантливого юношу. Заметил – и взял юного Неверовского с собой (естественно, с согласия родителей) в Санкт-Петербург и в мае 1786 г. определил в лейб-гвардии Семеновский полк рядовым солдатом. Через год, Дмитрий Неверовский был произведён в сержанты.
Однако, юный «семёновец» хочет проявить себя в боях. И как только на юге начинают греметь пушки очередной русско-турецкой войны, Неверовский подаёт прошение на свой перевод в действующую армию. Прошение было удовлетворено и 3-го октября 1787 г. наш герой был определен поручиком в один из армейских полков. С полком существует определённая трудность. В большинстве исследований говорится о Малороссийском гренадёрском полке. Однако есть данные (в т. ч. и в известной «Википедии») о том, что Неверовский перевёлся в Малороссийский кирасирский полк. Проблему усугубляет и то, что в Русской Императорской армии был и кавалерийский Малороссийский полк и гренадерский с таким же названием (на начало ХХ в.): 14-й драгунский Малороссийский Наследного Принца Германского и Прусского полк и 10-й гренадерский Малороссийский генерал-фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского полк. Однако, проблема решается просто. Будущий 10-й гренадерский полк Малороссийским стал только в 1790 г. В 1787 г. он именовался Фанагорийским гренадерским полком. А вот будущий драгунский полк был сформирован 1785 г. как гренадерский! Только в 1790 г. полк сделали конно-гренадерским, через три года он стал просто «конным», а в 1796 г. был наименован Малороссийским кирасирским полком, коим и оставался до 1860 г., когда стал драгунским. Так что да, Неверовский служил в пехотном полку, который в последствии превратится в кавалерию.
В последствии, во время войны, Неверовский перешёл в Архангелогородский мушкетёрский полк (но дата перевода неизвестна).
Первое боевое крещение Неверовский получил только через год – 7 сентября 1788 г. в сражении при Сальче. Участвовал и во взятии Бендерской крепости. Но в 1791 г. русско-турецкая война закончилась. Неверовскому, по всей видимости, воевать понравилось, и он попросился на другой фронт.
В этот период как раз шли бои на западном направлении. В польско-литовском государстве как раз начался мятеж под руководством Т. Костюшко под знаменем республиканизма и возвращения польских территорий, который Речь Посполитая потеряла при 1-м и 2-й разделах. Соседям Польши – России, Австрии и Пруссии очаг анархии, и тем более анархии революционной (во Франции во всю шли безобразия т. н. «Великой Французской революции» и мятежные поляки вдохновлялись именно ими) был не нужен и опасен. Восстание началось внезапно с нападения на русский гарнизон в Варшаве. Вот как об этом писал А. А. Бестужев-Марлинский в 1824 г. (отметим, что этот фрагмент из художественной литературы, а не научной работы или воспоминаний): «Тысячи русских были вырезаны тогда, сонные и безоружные, в домах, которые они полагали дружескими. <…> все, начиная от командующего корпусом генерала Игельстрома до последнего денщика, дремали в гибельной оплошности. Знаком убийства долженствовал быть звон колоколов, призывающих к заутрене на светлое Христово Воскресение. В полночь раздались они – и кровь русских полилась рекою. Вооруженная чернь, под предводительством шляхтичей, собиралась в толпы и с грозными кликами устремлялась всюду, где знали и чаяли москалей. Захваченные врасплох, рассеянно, иные в постелях, другие в сборах к празднику, иные на пути к костелам, они не могли ни защищаться, ни бежать...». В некоторых русских работах можно найти упоминания, что солдат убивали даже во время Божественной Литургии. Хотя польская сторона отрицает эти факты, указывая на то, что в Варшаве в то время не было православных храмов. Могли ли солдаты молиться в полковых походных церквях – вопрос открыт.
Естественно, после такого, русские войска пылали жаждой мести. На мятежных ляхов был двинут Суворов, который уже к ноябрю 1794 г. был у предместья Варшавы Праги. Обе стороны дрались не на жизнь, а насмерть. Упоминавшийся нами выше служитель Марса и Эвтерпы (ну, и немножко Бахуса) Денис Давыдов писал: «Во время штурма Праги остервенение наших войск, пылавших местью за изменническое побиение поляками товарищей, достигло крайних пределов. Суворов, вступая в Варшаву, взял с собою лишь те полки, которые не занимали этой столицы с Игельстромом в эпоху вероломного побоища русских. Полки, наиболее тогда потерпевшие, были оставлены в Праге, дабы не дать им случая удовлетворить своё мщение». Однако, отметим, что Суворов послал офицеров оповестить жителей, чтобы они после падения Праги бежали в русский лагерь, где будет обеспечена их безопасность. Те, которые последовали этому призыву, уцелели. А вот оставшиеся лица, даже если на них не было мундиров по всем правилам ведения войны в то время рассматривались как «комбатанты» – участники боевых действий. Со всеми вытекающими последствиями.
Наш герой как раз участвовал в штурме Праги. И был награждён т. н. «Пражским крестом» – золотым наградным знаком отличия на георгиевской ленте. Таких крестов за всю историю России было учреждено всего четыре – за взятие Очакова, Измаила, Праги и Базарджика. Это была очень редкая и почётная награда. Более того, сам великий Суворов заметил молодого офицера и представил его к очередному чину секунд-майора.
Когда в 1803 г. были образованы особые Морские полки (по сути, морская пехота начала XIX в.), 1-м полком был назначен усердный Неверовский. Произведенный в сентябре 1803 г. в полковники, он в марте следующего года получил генерал-майорский чин и был назначен шефом 3-го Морского полка, стоящего в Ревеле.
В Ревеле же Дмитрий Павлович и женился. Его избранницей стала дочь адмирала Алексея Мусина-Пушкина Елизавете, 27 июля 1805 г. состоялось венчание. У четы родилась дочь, которую Дмитрий Петрович очень любил. Но, к сожалению, девочка умерла во младенчестве. Больше детей у четы Неверовских не было.
В 1805 г. вместе с полком Неверовский принял участие в десантной экспедиции генерал-лейтенанта графа П. А. Толстого в шведскую Померанию для действия, под началом шведского короля Густава-Адольфа IV, против французов в Северной Германии. Участвовал в осаде Хамельна; но после Аустерлицкого сражения, в составе корпуса Толстого возвратился в Россию сухим путём.
В мае 1806 командир 3-го морского полка генерал Неверовский представил свои батальоны на смотр находившемуся в Ревеле Александру I. Полк был в отличном состоянии, блестяще выполнил стрельбы и показал боевую атаку полка с моря. Император высоко оценил боевую выучку полка и пожаловал генералу Неверовскому орден Св. Владимира III-й степени и перстень с бриллиантом с собственной руки. В 1808 г. 3-й морской полк стоял на караулах в Петербурге и был оставлен в Кронштадте. Превосходное состояние, в котором он находился, обратило внимание Александра I на его энергичного командира и в следующем году по личному желанию Императора Неверовский был назначен шефом Павловского гренадерского полка.
В конце 1811 г. Император Александр I поручил генералу составить в Москве новую 27-ю пехотную дивизию: «Дмитрий Петрович! – сказал Государь – Дивизию нужно сформировать очень скоро. Дело это трудное, но я совершенно уверен, что ты оправдаешь мое ожидание». Создать дивизию. Это колоссальная работа! Нужно не просто дать ружья нескольким тысячам рекрут. Нужно как-то этих рекрут доставить в сборный пункт, разделить их по полкам, достать и выдать соответствующее обмундирование и вооружение, наладить бесперебойное снабжение едой и боеприпасами, подобрать командные (офицерские и унтер-офицерские) кадры. А ещё всех нужно разместить. Казарм в то время не было. Полки дивизии просто размещались по окрестным деревням, в домах обывателей, как говорили в то время. А ещё нужно было обучить вчерашних крестьян, сделать из них настоящих солдат, а это ох как непросто. Например, стрельба. Это сейчас достаточно показать, как переключаться между режимами одиночной стрельбы и стрельбы очередью. А в то время только зарядка ружья выполнялась в 12 этапов («Заряжай», «Открой полку», «Вынь патрон», «Куси патрон» и т. п.)!
Но Неверовский справился! В двухмесячный срок он создал дивизию из шести полков: Одесского, Тернопольского, Виленского и Симбирского, 49-го и 50-го егерских, двух сводно-гренадерских батальонов и 27-й полевой артиллерийской бригады. Всего 10 613 человек. Сам Неверовский лично показывал солдатам как нужно стрелять, говоря: «Каждая пуля должна найти и поразить врага!» За этот титанический организационный труд Неверовский получил орден Св. Анны I-й степени. Дивизия была необходима. На Западе начиналась война.
Уже в мае 1812 г. дивизия была передана в состав 2-й Западной армии П. И. Багратиона, куда шла в пешем порядке полтора месяца, проделав путь в 800 вёрст. После соединения, уже в условиях войны, в составе всей армии дивизия отступала к Смоленску.
Начало Отечественной войны 1812 г. известно. Две армии – Багратиона и Барклая – которые должны соединиться. Наполеон, который старается сорвать это соединение и разбить противника по частям. А ещё – стремление заманить Наполеона вглубь страны с одной стороны и, с другой – растущее недовольство в обществе и даже в армии: всё отступаем и отступаем, когда же генеральное сражение?
Изначально обе русские армии должны были объединиться в Дрисском лагере (Витебская губерния), но вскоре реальность внесла свои коррективы. В итоге возможность соединиться у Барклая и Багратиона появился только под Смоленском. Возможность, которую яростно стремился сорвать Бонапарт.
У Смоленска русские войска решили дать какое-никакое сражение, чтобы не сдавать город просто так. Намереваясь нанести удар по сильно растянувшимся войскам противника, русские армии предприняли наступление к западу от Смоленска, в сторону Рудни, но Наполеон, перебросив свои корпуса на левый берег Днепра, стремительно двинулся с юга к оставшемуся в тылу у русских войск незащищенному Смоленску. Захват города означал бы катастрофу для русских армий.
Единственным заслоном Смоленска была дивизия Неверовского, усиленная Харьковским драгунским и тремя казачьими полками.
2 (14) августа Наполеон бросил на отряд Неверовского пятнадцать тысяч кавалеристов И. Мюрата и пехотную дивизию маршала Нея, приказав разгромить русских и занять Смоленск. Неверовский получил донесения, что обнаружены наступающие французы. Сколько их? Валом валят! Не счесть!
Неверовский построил свои полки в боевой порядок за оврагом (у него было около 6 тыс. солдат). На левом фланге он установил 10 орудий, прикрыв артиллеристов Харьковским драгунским полком. В то же время 50-й егерский полк Назимова с двумя пушками был направлен по дороге к Смоленску, чтобы занять позицию у небольшой речки.
Французы атаковали батальон, оставшийся в Красном. Несколько легких рот под началом самого Нея ворвались в городок и оттеснили наших егерей, захватив два орудия. Затем часть французской кавалерии обошла левый фланг позиции Неверовского. Наши драгуны пошли в контратаку, но были опрокинуты превосходящими силами противника и понесли большие потери. Они были вынуждены отступить по Смоленской дороге. Французы захватили 5 орудий, остальные смогли уйти вслед за драгунами.
Так уже в первом бою Неверовский лишился конницы, оставшись с одной пехотой. Понимая, что от стойкости солдат зависит всё, генерал обратился к полкам: «Ребята! Помните, чему вас учили, поступайте так, и никакая кавалерия не победит вас! Не торопитесь в пальбе, стреляйте метко во фронт неприятеля; третья шеренга, передавай ружья, не суетясь, и никто не смей начинать без моей команды!» Неверовский построил свои батальоны в каре. Как только французская конница шла в атаку, дивизия останавливалась и по знаку Неверовского раздавались залпы. Французы охватили дивизию с тыла и с двух сторон, но остановить и разгромить её не могли. «Хорошо, ребята!» – говорил Неверовский. Солдаты отвечали: «Рады стараться! Ура!». Обороне способствовала широкая почтовая дорога, обрытая по сторонам рвами и обсаженная деревьями. Французы не могли организовать атаку большим фронтом. Кроме того, у французских кавалеристов не было сильной артиллерии, чтобы огнём расстроить ряды дивизии (конная артиллерия была оставлена в тылу).
Сорок неистовых атак маршала Мюрата отбила дивизия Неверовского в 15-часовом непрерывном бою. Стоящие впереди давали залп из ружей и передавали их стоявшим во втором ряду товарищам, которые, в свою очередь, передавали первой шеренге уже заряженные ружья. Таким конвейером Неверовский обеспечил практически бесперебойную стрельбу.
Простое, фактическое описание подвига дивизии Неверовского не даст полного представления. Эпические подвиги достойны эпической поэзии. Дадим слово замечательному современному поэту К. Ю. Фролову-Крымскому:
Дивизии генерала Дмитрия Неверовского.
Не фантазия это, не россказни:
Ощетинившись в грозном каре,
Восемь тысяч солдат Неверовского
Шли к Смоленску по летней жаре.
Словно в акте безумной мистерии,
Вёрст пятнадцать, в дыму и в пыли,
Принимая в штыки кавалерию
И теряя товарищей, шли.
Восемь тысяч, ещё не обстрелянных,
Встали в рост на пути у врага!
Те, кому умереть было велено,
Шли, не прячась – ведь честь дорога.
Познакомился с царством Хароновым
Русской кровушки алчущий зверь,
Чтобы воинство Багратионово
До Барклая дошло без потерь.
Вот и день уже к вечеру клонится
За неистовым солнцем вдогон.
Но Мюрат свою лучшую конницу
Вновь и вновь посылает в огонь.
Сатанеет, не зная усталости,
Весь в доспехи закованный враг.
Но отбиты в блистательной ярости
Все четыре десятка атак.
Трижды праведен бой с иноверцами!
Вся земля – как единый редут!
Каждый холм, каждый кустик и деревце
Жребий твой отдалят, отведут.
Этот подвиг в истории высечен
Как потомков восторженный стих.
Двадцать две иноземные тысячи
Против русских восьми…Но каких!
К вечеру дивизия вышла к позиции, где за речкой стояли орудия под прикрытием егерей. Артиллерийский огонь и темнота остановили вражеские атаки, и утомлённая дивизия смогла остановиться на отдых. Русский отряд потерял около 1,5 тыс. человек, в том числе 800 пленных. Французы потеряли до 500 человек убитыми и ранеными.
Генерал Раевский, посланный Багратионом на подмогу Неверовскому, получил в пути от генерала Л. Л. Беннигсена сведения о разгроме 27-й дивизии (что оказалось неправдой) и свернул к Смоленску. Заняв его предместья, генерал приготовился к штурму города противником. Штурма не последовало, и это удивило Раевского: «Я сражался с твердым намерением погибнуть на сем посту спасения и чести. Но взвешивая, с одной стороны, важность последствий дела, а с другой, малость потерь, мною понесенной, ясно вижу, что удача зависела не столько от моих соображений, сколько от слабости натисков Наполеона. Вопреки всегдашних своих правил, видя решительный пункт, Наполеон не сумел им воспользоваться», – писал он в донесении.
«Виновником» этого был Д. П. Неверовский. Бонапарт был ошеломлен, узнав, что его «великую армию» сдерживала всего одна русская дивизия. Это так подействовало на императора, что он долго не мог прийти в себя и ослабил свой натиск на Смоленск.
Сам Мюрат, который 40 раз атаковал Неверовского, заявил окружающим: «Никогда не видел большего мужества со стороны неприятеля». Ещё один участник войны с французской стороны – граф Сегюр писал: «Неверовский отступал как лев».
А дивизия Неверовского, между тем, с триумфом вошла в Смоленск. «Я помню, какими глазами мы увидели ее, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом трудов и кровью чести. Каждый штык ея горел лучом бессмертия!» – писал Денис Давыдов. Князь Багратион писал в донесении Императору: «Дивизия новая Неверовского так храбро дралась, что и неслыханно против чрезмерно превосходных сил неприятельских. Можно даже сказать, что и примера такой храбрости ни в какой армии показать нельзя». За этот подвиг генерал-майор Д. П. Неверовский был удостоен ордена Св. Георгия IV-й степени.
В Смоленском сражении 4-5 (16-17) августа 27-я пехотная дивизия доблестно и стойко обороняла предместья Рославльское, Никольское и Рачевку, защищала мост через Днепр, а стрелки Виленского пехотного полка находились на крепостных стенах. Солдаты Неверовского отразили все атаки 5-го армейского (Польского) корпуса генерала Ю. Понятовского. После оставления Смоленска Неверовский писал сестре: «Заметить надобно, что дивизия три дня кряду была в жестоком огне. Сражались как львы, и от обоих генералов я рекомендован наилучшим образом. Оба дня в Смоленске ходил я сам в штыки. Бог меня спас, только тремя пулями сюртук мой расстрелян»
В славный день Бородина 27-я дивизия Неверовского сражалась вместе со 2-й сводно-гренадерской генерала М. С. Воронцова на самом острие атак Наполеона - на левом фланге, на Багратионовых флешах. В тяжелые моменты, когда флеши переходили из рук в руки, солдаты Неверовского и Воронцова поднимались в штыки и отбрасывали врага на прежние позиции. Позже Неверовский писал: «Я вошел в жестокий огонь, несколько раз дивизия и я с ней вместе ходили в штыки... Напоследок патроны и заряды пушечные все расстреляны, и мою дивизию сменили».
К концу битвы остатки дивизии отошли к югу от деревни Семеновское, где вместе с лейб-гвардии Литовским полком и остатками 12-й пехотной дивизии стойко отбивали атаки неприятеля.
На поле битвы дивизия генерал-майора Д. П. Неверовского потеряла более 3300 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. На следующий день в ее полках в строю оставалось, не считая офицеров, всего 1382 нижних чина. Командир дивизии был дважды контужен – в грудь и левый бок. В донесении Императору М. И. Кутузов писал: «Неверовский с отменной храбростью исполнял все обязанности как храбрейший и достойнейший генерал». По его представлению командир 27-й дивизии был пожалован чином генерал-лейтенанта.
После пополнения, дивизия сражалась под Тарутино, Малоярославцем («Тут я был в опасности и чуть-чуть не попал в плен», писал Неверовский), снова под Красным. После этого дивизия была отправлена в Вильно для переформирования. В Вильно Неверовский имел аудиенцию у Государя Императора и услышал из Его уст следующую похвалу: «Дивизия ваша отличилась славою бессмертною, и я никогда вашей славы и дивизии не забуду». По окончанию «нашествия галлов и двунадесяти языков», дивизия осталась в России для отдыха и дальнейшего укомплектования.
Только весной 1813 г. Неверовский выступил из Вильны и, присоединившись к союзным войскам, продолжил бить бонапартовы войска. За проявленное геройство в Кацбахском сражении прусский король пожаловал Неверовскому Орден Красного Орла. Императора Александр I предложил Неверовскому сформировать и возглавить корпус. А оттуда не до командование армией недалеко… Но жизнь генерала оборвалась на взлёте.
В «битве народов» под Лейпцигом генерал Неверовский был тяжело ранен в ногу. Оставаясь на коне, он продолжал командовать дивизией. Узнав о ранении генерала, командир корпуса Сакен приказал эвакуировать Неверовского в госпиталь. «Передай, не могу покинуть дивизию в трудный момент», – ответил он адъютанту Сакена, но вскоре почувствовал себя плохо и, теряя сознание, сполз с коня.
Тяжело раненного Неверовского на следующий день перевезли в г. Галле. Он был в сознании. Его оперировали, вынули несколько раздробленных костей, но французский свинец крепко застрял в костной ткани и долго не поддавался щипцам, лишь с третьей попытки был извлечен из раны. Однако, как это часто было в ту эпоху, началась гангрена и прославленный генерал умер. За сражение под Лейпцигом Неверовский был представлен к ордену Св. Георгия III-й степени, но не успел его получить. А посмертно тогда орденов не давали…
Возвращаясь с войны, дивизия Д. П. Неверовского по пути в Россию сделала крюк к городу Галле и отдала последние почести своему любимому командиру, пройдя мимо памятника торжественным маршем с приспущенными знаменами и барабанным боем.
Император Александр I позаботился о семье и родных Д. П. Неверовского. Кроме большого единовременного пособия было повелено молодой вдове Елизавете Алексеевне «производить в пожизненную пенсию полное жалованье покойного мужа, а племянников его принять для воспитания в военно-учебные заведения». Император Николай I увеличил пенсию вдове Неверовского и приказал определить в Пажеский корпус, сверх комплекта, одного из племянников покойного генерала.
В 1912 г., в столетний юбилей Отечественной войны, останки генерала Неверовского были торжественно перевезены из Германии в Россию на Бородинское поле и с воинскими почестями перезахоронены на Багратионовых флешах. Рядом с памятником погибшим солдатам 27-й пехотной дивизии встал памятник их командиру.
На граните начертано: «Здесь погребен прах генерал-лейтенанта Дмитрия Петровича Неверовского, мужественно сражавшегося во главе 27-й пехотной дивизии и контуженного в грудь ядром 26 августа 1812 года». Вторая надпись на другой стороне памятника напоминает: «Генерал-лейтенант Д. В. НЕВЕРОВСКИЙ сражен в 1813 году под Лейпцигом. Прах его покоился в Галле и в 1912 году по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению ГОСУДАРЯ-ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА перенесен на Родину 8 июля того же года».
В том же году имя Неверовского было присвоено Симбирскому пехотному полку, одному из полков той самой 27-й дивизии.
Лучшей эпитафией генералу будут строки, написанные генералом от инфантерии Д. И. Дараганом в 1845 г.: «В рассказах современников о генерале Неверовском прежде всего поражает меня общее, единогласное уважение, общая любовь к нему всех знавших его и почти восторженная привязанность его подчинённых, которые по прошествии тридцати лет со времени его кончины любят его, как живого, говорят о нём, как о присутствующем».
Начальник Екатеринбургского отдела РИС-О, к.и.н., Пыльцын Ю. С.
Версия для печати