Для хода истории революция противоестественна. Она сворачивает время в спираль, а потом взрывает его. Осколки летят и поражают не только тела, но и души человеческие, раздробляя и опаляя их.
Пережить такое человеку очень сложно. Он может превратиться в существо, которое страшнее зверя, ибо наделено взбесившимся разумом, а не одними лишь природными инстинктами.
Поэтому человек, оставшийся человеком, сохранивший себя как образ и подобие Божие и свою опаленную душу, должен цениться дороже золота, драгоценных каменьев и всего самого лучшего на свете.
Казак и поэт Николай Николаевич Туроверов (1899-1972) принадлежит к тому редкому числу представителей рода людского, которые смогли пережить все катаклизмы жестокого XX столетия и при этом сохранить себя. Думается, что Туроверову помог его не дюжинный, поэтический дар. Он по праву может считаться одним из самых лучших поэтов Белого движения и в целом Русского Зарубежья.
Фактом является и то, что «красная» поэзия, созданная в годы и после Гражданской войны, по большей части страдает явной творческой импотенцией. За редчайшим исключением, она не дала русской культуре ничего в отличие от поэзии «белой», запрещенной в России. По сути, «красную» поэзию сожрали интернационализм и атеистическая идеология. Русь без Бога и Пресвятой Богородицы – это уже не Русь, а злая карикатура на нее, написанная политически колунами Кукрыниксами.
Старую Русь, Россию сохранила «белая» поэзия. Николай Туроверов оказался среди хранителей той славы, того гомона, того быта, того понятия чести, которые родились и жили в Российской Империи.
Юношей, фактически мальчишкой, Николай пошел воевать за Россию в Великой (Первой мировой) войне (1914-1918). Лейб-гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича стал его родным домом. Революция перечеркнула путь воина, сражающегося со внешними врагами Отечества. В 18 лет Туроверову пришлось окунуться в пучину мятежа и гражданского междоусобия. Героические схватки в отряде легендарного Чернецова, Степной поход, исход из Крыма, остров Лемнос – это вехи биографии Туроверова, вехи великие и горькие.
Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль;
Но твёрдым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак…
Полк шел в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак.
Дороги эпохи привели Николая Туроверова в Сербию, а потом и во Францию. В целом можно сказать, что он нашел место на планете Земля. Ему удалось осесть и вести достаточно размеренную жизнь. Однако жизненные обстоятельства и казачья душа привели Николая Николаевича в Первый кавалерийский полк Иностранного Легиона, в рядах которого ему довелось повоевать и во французских колониях, и против орды нацистов на территории самой La Belle France.
Поступь легиона пробивается и в стихотворных строчках, посвященных Легиону:
Нам все равно, в какой стране
Сметать народное восстанье,
И нет в других, как нет во мне
Ни жалости, ни состраданья.
Вести учет: в каком году, −
Для нас ненужная обуза;
И вот, в пустыне, как в аду,
Идем на возмущенных друзов.
Семнадцативековый срок
Прошел, не торопясь, по миру;
Все так же небо и песок
Глядят беспечно на Пальмиру
Среди разрушенных колонн.
Но уцелевшие колонны −
Наш Иностранный легион,
Наследник римских легионов.
Вообще, полк, легион, воинский отряд – образы, без которых немыслима поэзия Туроверова. Воинское братство – от юных лет и до гробовой доски – это то, что для казака-поэта не исчезло в горниле массовых войн, но превратилось в реальные и апокалиптические видения.
Для дряхлого сердца триумфы возврата
Уже сокрушительный яд.
Ах, Русь – Византия, и Рим, и Пальмира!
Стал мир для тебя невелик.
Глумились австрийцы: и шут, и задира,
Совсем сумасшедший старик.
Ты понял, быть может, не веря и плача,
Что с жизнью прощаться пора.
Скакала по фронту соловая кляча,
Солдаты кричали «ура».
Кричали войска в исступленном восторге,
Увидя в солдатском раю
Распахнутый ворот, на шее Георгий –
Воздушную немощь твою.
(Суворов, 1935)
Они сойдутся в первый раз
На обетованной долине,
Когда трубы звенящий глас
В раю повторит крик павлиний,
Зовя всех мертвых и живых
На суд у Божьего престола,
И станут парой часовых
У врат Егорий и Никола;
И сам архангел Михаил,
Спустившись в степь, в лесные чащи,
Разрубит плен донских могил,
Подняв высоко меч горящий…
И Каледин, в руках сжимая
Пробивший сердце пистолет,
Пройдет средь крови и отрепий
Донских последних казаков.
И скажет Бог:
«Я создал степи
Не для того, чтоб видеть кровь».
«Был тяжкий крест им в жизни дан, –
Заступник вымолвит Никола: –
Всегда просил казачий стан
Меня молиться у Престола».
«Они сыны моей земли! –
Воскликнет пламенный Егорий: –
Моих волков они блюли,
Мне поверяли свое горе».
И Бог, в любви изнемогая,
Ладонью скроет влагу вежд,
И будет ветер гнуть, играя,
Тяжелый шелк Его одежд.
(Майдан, 1922)
Но поэтическое творчество далеко не исчерпывается «воинскою повестью» в стихах. Он необыкновенно лиричен и тепл в описании любви к женщине, Родине, миру. Его философия – это философия жизни вечной, которая по воле Божией начинается на грешной земле и не прерывается даже смертью, только бы человеку хватило сил любить и надеяться, быть как дети, быть отблеском Адама, еще не потерявшегося в райских кущах, прячась от Творца.
Дети сладко спят, и старики
Так же спят, впадающие в детство.
Где-то, у счастливейшей реки,
Никогда не прекратится малолетство.
Только там, у райских берегов,
Где с концом сливается начало,
Музыка неслыханных стихов,
Лодки голубые у причала;
Плавают воздушные шары,
Отражая розоватый воздух,
И всегда к услугам детворы
Даже днем не меркнущие звезды.
И являются со всех сторон,
Человеку доверяющие звери
И сбывается чудесный сон, −
Тот, которому никто не верит.
Только там добры и хороши
Все, как есть, поступки и деянья,
Потому что взрослых и больших
Ангел выгнал вон без состраданья.
(1951)
Николай Николаевич Туроверов отошел ко Господу в осенний сентябрьский день во Франции. Быть может сегодня, как и тогда кружится желто-золотой лист, падая на промокшую от дождя землю. Лист прижимает к почве сила тяготения. Но душу Туроверова этой силе уже никогда не притянуть к камням и пыли. Она взлетела ввысь. Она добралась до престола Божия. И теперь смотрит на нас, пытаясь понять – есть ли у нас шанс найти ее следы в стихах русского поэта. А ведь это надо сделать, чтобы вспомнить все, вспомнить Россию, вспомнить и самих себя тоже.
Источник Версия для печати