Милостивые государи, милостивыя государыни!
Начиная съ эпохи Петра І въ Россійской Имперіи періодически поднимался языковой вопросъ. Шли толки о наполненіи словника, о проблемахъ стилистики, синтаксиса, грамматики. Неизбѣжно поднимался и вопросъ о графикѣ и орѳографіи. Введённый Петромъ І гражданскій шрифтъ и сформированный при нёмъ составъ азбуки привели къ отрыву и окончательной независимости русской словесности отъ церковнославянской. Но, съ другой стороны, самый фактъ реформы, въ ходѣ которой произошёлъ отказъ отъ ряда буквъ, признанныхъ ненужными дублетами или безцѣльными заимствованіями для грецизмовъ, сподвигали умы къ дальнѣйшему «совершенствованію» русской письменности.
Путей «совершенствованія» было нѣсколько. Одни дѣятели, такіе какъ Николай Гречъ и Яковъ Гротъ, стремились лишь къ кодификаціи и унификаціи письма. Другіе — Ломоносовъ, Сумароковъ, Тредіаковскій — предлагали перемѣны разной степени значительности. Третьи уходили и въ радикальную сторону, предлагая даже латинизацію (задолго до плановъ Луначарскаго). Однако всѣ эти пути, кромѣ, пожалуй перваго съ рядомъ оговорокъ, были лишь частными иниціативами вплоть до конца ХІХ вѣка.
Путь преобразованія орѳографіи въ ХХ в. былъ радикальнѣе того, что мы видимъ въ ХѴІІІ. Такъ, ни Ломоносовъ, ни Тредіаковскій не считали нужнымъ отказаться отъ ятя, что стало общимъ мотивомъ въ послѣдующихъ проектахъ. На высокомъ уровнѣ, внѣ частныхъ иниціативъ, отъ ятя предложили отказаться только въ 1904 году, когда впервые со времёнъ Петра І государствомъ всерьёзъ обсуждалась идея реформы правописанія. Конечно и въ ходѣ стоюнинскихъ Орѳографическихъ совѣщаній 1862 г., проходившихъ съ участіемъ петербуржскихъ учителей словесности, звучала идея отказа отъ ятя, но оная была пресѣчена лично Стоюнинымъ, послѣ чего вновь не поднималась. Да и сами совѣщанія, всё же, не были общеимперскаго уровня.
Начиная съ 1900-аго г. въ Императорскій Московскій университетъ поступали ходатайства объ орѳографической реформѣ. 4 января того же года въ Москвѣ собралась орѳографическая комиссія профессора Брандта. 26 мая 1901 г. она утвердила свой проектъ реформы правописанія, въ которомъ, вопреки озвученной тамъ идеи сохраненія этимологическаго начала русской орѳографіи, предлагалось отказаться отъ ятя, ера, ѳиты, ижицы и і десятеричнаго.
Учительскіе съѣзды 1902 и 1903 гг. поддержали проектъ Брандта, но вотъ Министерство народнаго просвѣщенія въ февралѣ 1903 г. отказалось созывать орѳографическій съѣздъ общеимперскаго уровня для его утвержденія. Въ то же время черезъ печать проектъ находилъ поддержку педагогическихъ круговъ Казани, Риги, Новороссійска, Петербурга, Твери и ряда другихъ городовъ.
У фонетическаго принципа, лежащаго въ основѣ этого проекта, были противники въ академической средѣ. Профессоръ Будиловичъ, напримѣръ, считалъ, что реформа правописанія законодательнымъ декретомъ будетъ только вредить достоинствамъ языка. Профессоръ Томсонъ считалъ, что реформировать слѣдуетъ не правописаніе, а методологію преподаванія русской словесности; помимо этого онъ настаивалъ на томъ, что правописаніе — это слишкомъ сложный продуктъ культуры, чтобы такъ просто въ него вторгаться сіюминутными мѣрами.
Однако, 11 апрѣля 1904 г. подъ предсѣдательствомъ Августѣйшаго Президента Императорской Академіи наукъ Великаго Князя Константина Константиновича всё-таки открылось первое засѣданіе Орѳографической комиссіи при Академіи. Членами комиссіи были академики Фортунатовъ, Шахматовъ, Коршъ, Соболевскій, профессоры Бодуэнъ-де-Куртенэ, Брандтъ, Кульманъ (будущій противникъ реформы), поэтъ Анненскій, переводчикъ Гнѣдичъ — всего 50 человѣкъ.
Поборники реформы выступали за упрощеніе правописанія съ цѣлью облегченія освоенія русской словесности въ школахъ. Противники же напирали на непродуманность реформы съ теоретической и практической точекъ зрѣнія, на опасности культурнаго разрыва и даже на опасности психическаго толка, о чёмъ въ своей брошюрѣ отъ 1904 г. писалъ профессоръ Томсонъ. Будиловичъ, какъ представитель Министерства народного просвѣщенія, заявлялъ, что задачей школы является обученіе, а не эксперименты надъ дѣтьми (каковымъ онъ считалъ реформу примѣнительно къ школѣ), и что реформа правописанія лишь расколетъ общество. Саму же реформу предполагавшимся путёмъ онъ разсматривалъ въ цѣломъ какъ актъ насилія.
Но голосъ реформаторовъ письма, нежелавшихъ реформировать школу, оказался громче. Въ результатѣ всѣ 50 членовъ комиссіи въ итогѣ проголосовали за необходимость упрощенія правописанія, но при этомъ 8 человѣкъ всё-таки выступили за сохраненіе текущаго состава азбуки.
Была сформирована подкомиссія, всѣ члены которой были сторонниками реформы, включая и радикальный варіантъ. Противниковъ же въ неё даже не допустили. Профессоръ Будиловичъ, не попавшій въ подкомиссію, надѣясь на ея здравый смыслъ, могъ лишь призывать къ постепенности ввода реформы, вмѣсто окончательнаго декрета.
Консервативная публика единымъ фронтомъ выступила противъ реформы, когда о ея проектѣ стало извѣстно. Противъ реформы выступили нѣкоторые вліятельные придворные, крупные писатели, напримѣръ, графъ Л. Н. Толстой, пресса и отдѣльные педагоги, считавшіе, что нужно всё-таки мѣнять школу и методологію, разъ ужъ современная имъ школа не справляется со своими задачами. Это сопротивленіе справа и революція 1905–1907 гг. на время прекратили толки о реформѣ.
Революціонная Дума въ 1907 г. безуспѣшно поднимала передъ Академіей вопросъ о проведеніи реформы. Лишь въ декабрѣ 1910 г. та же самая Орѳографическая комиссія вновь приступила къ работѣ, принявъ, наконецъ, въ 1912 г. Постановленіе о реформѣ, такъ и не получившее реализацію.
Какъ отмѣчалъ Кульманъ, «громадное большинство русскаго культурнаго общества подобной реформѣ не сочувствовало», но при этомъ ходатайства о скорѣйшемъ проведеніи выработанной реформы приходили постоянно вплоть до Великой войны. Лишь въ началѣ 1917 г., особенно послѣ Февраля, число ходатайствъ сново возрасло. 11 мая 1917 г. вопросъ о реформѣ былъ поднятъ вновь, но уже по иниціативѣ товарища министра народнаго просвѣщенія Герасимова, желавшаго её провести на революціонномъ импульсѣ. Итогомъ стали циркуляры министра народнаго просвѣщенія Мануйлова отъ 17 мая и 22 іюля 1917 г. о введеніи въ школахъ новой орѳографіи. Императорская Академія наукъ, какъ справедливо отмѣчаетъ Кульманъ, къ этимъ циркулярамъ республиканскаго министерства «своей руки не приложила».
При этомъ, многія школы и «рѣшительно вся печать» отказались слѣдовать мануйловскому приказу №1. Лишь большевики, имѣвшіе свой взглядъ на то, какъ можно прививать народу чуждыя и противныя ему идеи, смогли реформу осуществить. Что примѣчательно, сама эта реформа ввела правописаніе, которое и Кульманъ, и Шахматовъ, эти два члена и комиссіи и подкомиссіи, принявшіе активное участіе въ разработкѣ реформы, не признавали ни научнымъ, ни академическимъ, но совершенно большевицкимъ. Цитируя Кульмана: «реформа правописанія прошла по тому пути, на которомъ было много психологически родственнаго большевизму». Шахматовъ признавалъ, съ горечью, что весеннее засѣданіе 1917 г. «было по настроенію большевицкимъ».
Реформа правописанія была проведена въ конечномъ итогѣ большевиками въ 1918 г., во многомъ силовымъ путёмъ. Громились типографіи, преслѣдовались несогласные съ реформою. Даже годы спустя за критику реформы можно было подвергнуться репрессіямъ, что намъ демонстрируетъ біографія академика Лихачёва, отправленнаго на Соловки за критику реформы.
Несомнѣнно то, что реформа готовилась до революціи, этого мы не отрицаемъ. Основными ея причинами называли необходимость сближенія языка письменнаго съ языкомъ живымъ (довольно абсурдное требованіе, ибо живой языкъ мѣняется постоянно и не является чѣмъ-то монолитнымъ), облегченіе преподаванія словесности, эффективнѣе рѣшаемое увольненіемъ бездарныхъ учителей и переработкой методологіи (и какъ мы знаемъ и видимъ по личному опыту, всѣ эти проблемы актуальны до сихъ поръ въ преподаваніи языка). Архитекторами реформы были филологи безъ опыта преподаванія (кромѣ, развѣ что, Фортунатова), изъ-за чего они и не разсматривали всерьёзъ вопросы методики и грамотной подготовки учителей. Проводникомъ же ея въ жизнь была не Академія, но Временное правительство, такъ и не спросившее мнѣнія Академіи, и большевики, никогда чужого мнѣнія и не спрашивавшіе.
Какъ мы видимъ, несмотря на то, что въ подготовкѣ реформы видную роль играла Императорская Академія наукъ, сама она не только не провела реформу, но даже не прикоснулась къ ея узаконенію, оставаясь лишь площадкой для дискуссіи. Витавшая въ платоновскомъ мірѣ идей мысль о реформѣ обрѣла матеріальную форму только въ мірѣ большевицкихъ тѣней. И они, большевики, и приняли на себя вину за нея.
Кульманъ, участникъ событій, въ противовѣсъ нашей современницѣ Григорьевой, подмѣчаетъ, что общество, въ цѣломъ, оказалось противъ реформы, что, наравнѣ со смертью Ф. Ѳ Фортунатова, главнаго ея идеолога, послужило причиной фактическаго отказа правительства Николая ІІ и Императорской Академіи наукъ отъ ея реализаціи. И лишь большевики, руководствовавшіеся сугубо политическими мотивами (что видно въ ихъ публикаціяхъ по языковому вопросу), провели реформу въ жизнь, вопреки и общественному мнѣнію, и позиціи академиковъ. Въ этой связи попытки представить реформу дѣломъ рукъ чуть ли не Николая ІІ, встрѣчающіяся въ современной литературѣ и публицистикѣ, далеки не только отъ истины, но и отъ логики. Большевики сами, вплоть до нашихъ дней, признавали себя отвѣтственными за реформу, ставя её себѣ въ заслуги. И лишь сейчасъ, когда они вынуждены отказаться отъ риторики перестройки міра разрушеніемъ стараго до основанія, когда они вынуждены изображать изъ себя не палачей, но наслѣдниковъ Россійской Имперіи, представлять себя естественнымъ развитіемъ русской исторіи, они начинаютъ всѣ свои самыя радикальныя преобразованія объявлять результатами воплощенія въ жизнь старыхъ замысловъ Имперіи (пусть въ самой Имперіи и отброшенныхъ за ненужностію), обѣляя себя и очерняя Россію. Вопросъ о реформѣ правописанія является однимъ изъ таковыхъ, умышленно переносимыхъ въ прошлое для легитимизаціи какъ самой реформы, такъ и, въ конечномъ итогѣ, большевизма. Что недопустимо. Потому-то, м. м. г. г., я и обратился къ этому вопросу, дабы его прояснить и уберечь отъ крайностей, равно далёкихъ отъ истины.
Благодарю за вниманіе!
Н. В. Кузнецовъ.
***
Примѣчанія.
1) Докладъ перепечатанъ съ рукописнаго варіанта текста безъ значительныхъ измѣненій, исправлены только отдѣльные стилистическіе недочёты.
2) Авторъ при подготовкѣ доклада опирался на слѣдующіе тексты:
— Григорьева, Т. М. Три вѣка русской орѳографіи (ХѴІІІ–ХХ вв.). — М., 2004.
— Кузнецовъ, Н. В. Орѳографія Великорусскаго языка до революціи 1917 года: азбука; правописаніе; пунктуація; словарь // Частный журналъ. — Печоры, 2012. — № 4(19). — С. 41–50.
— Кульманъ, Н. К. О русскомъ правописаніи. — Нью-Йоркъ, 1923. (Труды по русскому правописанію, Вып. 1. — Магаданъ, Новое Время, 2017. — С. 10–27.)
— Томсонъ, А. И. Реформа въ ущербъ грамотности и правописанію. — Одесса, 1904.
