Большая часть современников Крымской (Восточной) войны 1853–1856 гг. считали, что война возникла по казавшемуся несущественным поводу – из-за спора между Россией и Османской империей о статусе священных мест в Палестине. На самом деле существовало несколько – гораздо более важных – причин. В 1833 г. Россия помогла султану Махмуду воспрепятствовать захвату Константинополя войсками восставшего против него египетского паши. Отношения между Россией и Турцией приобрели столь доброжелательный характер, что новый линейный корабль Черноморского флота России был назван «Султан Махмут». Англия с 1834 г. опасалась контроля России над проливами Босфор и Дарданеллы. Антироссийские настроения английских властей видны из переписки посла в Турции Д. Понсонби с министром иностранных дел, которым в тот период являлся лорд Пальмерстон. О намерениях англичан доносили русские военные атташе в Европе. Начальник Главного морского штаба А. С. Меншиков сообщил командиру Черноморского флота вице-адмиралу М. П. Лазареву о возможности английского нападения на Севастополь. Поэтому в феврале 1834 г. М. П. Лазарев запросил средства на срочное строительство укреплений вокруг Севастопольского порта, а в 1835–1836 гг. реализовал такие фортификационные мероприятия, которые не позволили агрессорам в 1854 г. сразу захватить Севастополь.
Возглавив кабинет, лорд Пальмерстон стал вынашивать планы нанесения урона России, вступившей в фазу экономического подъёма, тогда как сама Англия переживала финансовый и сельскохозяйственный кризисы. В этих целях уже с конца 1840 г. английские офицеры флота и разведки, консульские представители, некоторые английские купцы и крымские татары осуществляли сбор стратегической информации о русских портах, средствах их обороны, путях доставки продовольствия и боеприпасов из центральных регионов страны в Крым и порты Кавказа. Британии удалось выйти из кризиса, пустив в экономический оборот огромные средства контрибуции, полученные от Китая по результатам так называемой «первой опиумной войны» (свыше 25 млн фунтов стерлингов). Но уже к 1851–1852 гг. прибыли Англии стали уменьшаться из-за волнений в Индии, неурожая, сокращения площади пахотных угодий в метрополии. К тому же, русские купцы, торговавшие с Англией пшеницей, льном, пенькой, требовали повышения цен на продукцию, что не устраивало английских посредников, фактически контролировавших торговлю через порт Санкт-Петербурга.
Инвестиции, осуществленные генерал-губернатором Новороссии, графом М. С. Воронцовым и купцами Донской области в угледобывающие копи Восточного Донбасса уже к середине 1840-х годов способствовали увеличению добычи антрацита – стратегически важного энергетического сырья. Его нехватка сдерживала развитие парового флота России. Хотя южнорусский антрацит был несколько дороже английского, но превосходил его по качеству. В результате русский уголь стал теснить английский на рынках Средиземноморья и отчасти Балтики. Поэтому англичане стремились осуществить блокаду портов Черного и Балтийского морей для подрыва внешней торговли России и нанесения урона развивающейся русской промышленности. Этот прием ими был уже опробован. В 1815 г., «под шумок» войны с Наполеоном, английская артиллерия уничтожала фабрики и промышленные предприятия Франции с целью устранения конкурентов.
Важнейшей заботой британского правительства было сохранение Индии –«бриллианта в короне империи». К 1855 г. Англия владела всей Ост-Индией (кроме Бутана и Непала), где насчитывалось 150 млн жителей, что вдвое превышало население России и вчетверо – Франции. Эта подконтрольная территория давала огромные доходы Ост-Индской кампании и, соответственно, английской экономике, прежде всего за счет сбыта в Индии хлопчатобумажных, шерстяных тканей, орудий труда и произведений машиностроительной отрасли. Планировавшийся в 1799 г. Наполеоном и Павлом I поход на Индию стал сущим кошмаром для англичан. Британское правительство изыскивало любые способы военного и административного прикрытия подходов к Индии со стороны России. В этом отношении наибольший интерес для него представлял Кавказ.
Поначалу в горы проникли агенты Интеллиндженс сервис – Белл и Лонгворд, маскировавшие свою деятельность против России сбором этнографических материалов. С помощью османских офицеров они создавали базы на Кавказе, распространяли ложные сведения, подстрекая горцев к выступлениям против России. После появления «армии Шамиля» и больших потерь русского отряда, в 1845 г. выведенного в горы графом М. С. Воронцовым на захват ставки Шамиля, надежды Англии на вовлечение Кавказа в сферу своих интересов укрепились. Правительство Англии при поддержке парламента приступило к обсуждению идеи создания «Великой Черкессии» под британским протекторатом.
Согласно планам агрессоров, после захвата Крыма и ликвидации военных баз в Днепро-Бугском лимане (военный порт Херсон и корабельные верфи в Николаеве) в 1854–1855 гг. англо-французские и турецкие войска, отряды горцев Шамиля должны были выйти на Северный Кавказ, отсекая от России Кубань и Ставрополье. В дальнейшем предполагалось развивать наступление до широты Воронежа, после чего начать переговоры с Россией «с позиции силы». В Крыму же планировалось возродить Крымское ханство.
В геополитические планы Британии входили блокада, а фактически, как показали события, разгром русских крепостей, уничтожение инфраструктуры портов и торговых центров в Черном море и на Балтике (включая разгром Кронштадта и высадку десанта в Санкт-Петербурге), в Баренцевом и Белом морях. Еще с начала XIX в. англичане присматривались к владениям Российско-Американской компании от Аляски до Сахалина, которые по указу Александра I были объявлены собственностью России, а позднее согласованы международными договорами с Англией и США. Отнять Аляску у России еще в 1849–1851 гг. Англии помешало исчезновение во льдах кораблей капитана Дж. Франклина. Адмиралтейством ему было поручено найти наиболее короткий и, следовательно, рентабельный для перевозок морской путь из Англии к Аляске через северные моря Баффина и Бофорта.
Мотивы участия Франции в войне против России были иными. Французский император Наполеон III жаждал отомстить Николаю I за нежелание признать за ним династические права на цифру «III» в титуле, а России – за разгром Первой Французской империи. Он жаждал исключить из международных договоров 1815 г. пункты, низводящие Францию до уровня рядовой европейской страны. Неспроста высадка французских войск в Евпатории была осуществлена 2 сентября, в день нашествия Бонапрата на Москву, а штурм Малахова кургана – 18 июня, в годовщину Ватерлоо.
Это был человек импульсивный, злопамятный, склонный к интригам и демонстративным жестам, за которыми часто скрывались «темные» замыслы, подобные государственному перевороту 1851 г., в результате которого из президента он превратился в императора Наполеона III. В конце 1854 – марте 1855 гг. западные газеты неоднократно сообщали о его планах прибыть в Крым, чтобы самостоятельно определять направление боевых действий. Наполеон III приказал обеспечить телеграфное сообщение между Парижем и Крымской штаб-квартирой французских войск, намереваясь проводить в жизнь собственные идеи. Эту задумку ему не удалось осуществить, так как командующий французской армией на тот момент генерал Пелисье прямо заявил: «Либо он сам будет планировать и осуществлять боевые операции, либо пусть император приезжает в Крым и командует». Подобный демарш был слабой попыткой Пелисье отомстить за унижение 1851 г. Отправка в Крым маршала Сент-Арно, генералов Канробера, Пелисье и других было своеобразным наказанием за их оппозицию Наполеону III при государственном перевороте.
Именно французский император способствовал формированию «Восточно-пограничной» армии, которую он пытался перебросить через прусскую территории к польскому участку западной границы России. Это разрекламированное намерение заставило русские власти строить фортификационные сооружения в Галиции, в теснинах отрогов Карпат, около Лемберга и Пршемысля, в Кракове, вдоль молдавской границы. Если учесть огромные расходы, организационные усилия Франции по пополнению рядов войск в Крыму, несмотря на острую нехватку рабочих рук в сельском хозяйстве, станет очевидно – речь вряд ли шла только о восстановлении «прав Французской империи» и возврате Франции «на прежнее место между народами». Видимо, подлинные планы французского императора остались неизвестными. Нельзя исключать, что у него на начальном этапе мог зреть план своеобразного повторения военной операции Бонапарта 1812 г.
В конце лета 1854 г. газеты англо-французского союза начали пропагандистскую кампанию, извещая европейцев, что «война будет иметь следствием упрочение европейского мира, охранение Европы от завоевательных замыслов России, исключение России из числа цивилизованных стран». В искаженном свете представляли подавление польского мятежа 1833 г. и помощь Австрии в разгроме венгерских мятежных войск в 1849 г. Говорилось о приоритете международного права. Тем временем англо-французские эскадры с десантами на борту уже в августе 1854 г. были направлены для разгрома русских баз и уничтожения русских судов в Баренцевом и Белом морях, на Тихоокеанском побережье. Особое место в их планах занимал новый русский опорный пункт – Авачинская бухта (губа) на Камчатке.
Весной 1849 г. генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьёв озаботился проблемой повышения эффективности работы охотоморского порта, обеспечивавшего перевозку мехов из Аляски в Якутск и Иркутск. Он не ограничился знакомством с докладными записками офицеров, подыскивавшими наиболее подходящие участки побережья Охотского моря для переноса морской базы из небольшого поселка Охотск. После личного обследования на судах Охотского побережья и Камчатки Н.Н. Муравьёв послал в Морской штаб докладную записку, в которой предлагалось переместить морские силы и восточное управление Российско-Американской компании из Охотска в Авачинскую губу. Губернатор утверждал: «… при малейшей перемене отношений [России] с [иностранными] морскими державами [Камчатка с Авачинской губой] может быть безвозвратно у нас отнята – одним [неприятельским] шлюпом или шхуной». В отчёте министру внутренних дел Л. Перовскому Н. Н. Муравьёв писал: «Авачинскую губу надо укрепить, а без того она будет игралищем самой незначительной враждебной эскадры; там ныне уже были два английских военных судна. Англии стоит сделать умышленно двухнедельный разрыв с Россиею, чтобы завладеть [Авачинской губой] и потом заключить мир, но Авачинской губы она уже нам не отдаст».
Николай I вынес единственно верное решение: срочно перебазироваться из Охотска на Камчатку. В течение коротких навигационных периодов 1850, 1851 и 1852 гг. Сибирская флотилия, суда которой всегда строились на берегах Охотского моря, обеспечила перевозку казённого имущества и служащих на Камчатку. Оставался всего один год мирной жизни нового порта и военной базы России на Тихоокеанском побережье.
Утром 17 августа 1854 г. в Авачинскую губу вошёл трёхмачтовый английский колесный пароход «Вираго» под фальшивым американским флагом. На другой день в залив вошла эскадра, состоявшая из трех английских и трех французских кораблей. К полудню неприятельские суда открыли огонь по русским батареям. Именно на исходе этой артиллерийской дуэли ядром из русской пушки был убит английский адмирал Прайс. Залёгшие в прибрежном кустарнике русские стрелки столь удачно обстреляли англо-французский десант, что те в панике с трудом смогли ретироваться, потеряв убитыми, упавшими со скалы и утонувшими не менее 400 человек. Русские чиновники Российско-Американской компании, находившиеся на борту захваченных англичанами шхуны «Анадырь» и транспорта «Ситха», позже сообщили, что фрегат «Президент» едва дошёл до канадского берега, поскольку его корпус в нескольких местах был пробит насквозь. Серьёзные повреждения и потери личного состава имели и другие корабли.
В октябре 1854 г. англо-французская эскадра вышла на боевую позицию у входа в Севастопольскую бухту. Агрессоры были убеждены, что мощь их корабельной артиллерии позволит смести укрепления Севастополя. Но береговые батареи союзников западнее Севастополя были подавлены русской артиллерией, а англо-французскому флоту нанесен серьезный урон. Погибли сотни матросов и офицеров, в том числе весь штаб французского командующего, адмирала Гамелена. Корпуса многих парусных кораблей и даже пароходов были пробиты насквозь, а такелаж сожжен. В начале июня 1855 г. при очередном обстреле Севастополя русские артиллеристы Константиновского форта потопили четыре канонерские лодки, а один пароход взорвался от попадания в крюйс-камеру или машину. Это событие засвидетельствовал корреспондент Венской военной газеты.
В ноябре 1854 г. на Черном море разыгрался шторм, достигший небывалой силы. В прибрежных водах Крыма затонули или были разбиты о скалы десятки военных кораблей и значительное число транспорта с лошадьми, боеприпасами и подводным оборудованием для расчистки входа в Севастопольскую бухту. Гибель при урагане большого количества лошадей, а позднее расстрел русской артиллерией английской бригады легкой кавалерии поставили крест на планах захвата Северного Предкавказья и степей Северного Приазовья. Но и бои под Севастополем показали призрачность надежд на победу над Россией, поскольку каждая попытка штурма укреплений и каждая вылазка русских добровольцев приводили к значительным жертвам агрессоров. Газета «Nord» в этой связи написала: «Еще недавно союзные газеты потешались над русским солдатом, а сейчас отдают должное его мужеству и воинской выучке». Генерал Пелисье в начале 1855 г. критиковал командующего Канробера за его неспешное осуществление военных операций. Но став сам во главе армии, быстро убедился, что русские солдаты более ловкие, смышленые и храбрые, чем французы, а тем более англичане и отказался от своих прежних скороспелых прожектов.
В конце 1854 г., зимой–весной 1855 г. все попытки неприятельских войск овладеть севастопольскими укреплениями оканчивались огромными потерями. С сентября 1854 г. ряды англо-французских войск «косили» холера (которую они завезли в Крым из болгарских владений Турции, где у французов погибло 14 тыс. человек), цинга, простудные заболевания, а с 1855 г. к ним добавился и тиф. На английских кораблях Балтийской эскадры свирепствовала оспа. Едва ли не ежедневно из Крыма отправлялись суда, отвозившие в госпитали Константинополя, Скутари, Мальты и Марселя сотни и тысячи раненых и больных. Так продолжалось до сентября 1855 г. В преддверии холодов русские войска уже не могли оставаться в развалинах южной части Севастополя, уничтоженной жуткими обстрелами англо-французов. Скрытно от неприятеля ночью 9 сентября (28 августа) 1855 г., взорвав оставшиеся укрепления и здания, свыше 40 тыс. русских воинов по наплавному мосту перешли на северную сторону Севастополя. Думающие западные журналисты и политики, русские обозреватели неоднократно подчеркивали, что не французы (роль остатков английских войск была ничтожна) захватили Южный Севастополь, а русские войска осознанно оставили его. Там уже нечего было защищать. Но это событие породило надежды политиков Англии и Франции, что русские войска уйдут с северного побережья Севастопольской бухты. Уже концу ноября русскими войсками на северной стороне было воздвигнуто несколько капитальных редутов, установлены новые батареи. Фортификационные мероприятия были дополнены организацией ночного патрулирования бухты с помощью весельных ботов. Комплекс мер русского командования сорвал несколько попыток неприятеля скрытно подойти и высадить десанты на северном побережье. Не удались и попытки прорваться сухопутным отрядам к Симферополю через Байдарацкую долину.
Обычно зарубежные историки показывают ничтожные потери англичан и французов, «гостивших» под стенами севастопольских укреплений. Начало этому положила газета «Монитер», утверждавшая, что англичане потеряли не более 14 тыс. человек. Историк Б. Ц. Урланис без ссылки на источник утверждает, что число убитых англичан в Крыму составило 2755 человек, а Франция, со ссылкой на данные главного врача армии Шеню и врача Мораш, потеряла в боях и умерших от ран 20240 человек. Что же касается турецких и сардинских войск, то едва ли не все европейские и даже русские исследователи утверждают об отсутствии сведений по этим странам или приводят парадоксальные цифры: сардинцы потеряли убитыми 12 человек, а Турция – 10–10,1 тыс. человек. Почему же тогда сардинцы вынуждены были уже в июле–августе отправлять значительное пополнение в Крым, а турецкие власти вывели из Крыма все свои войска, не считая англо-турецкой (башибузукской) дивизии под Керчью?
Бельгийская газета «Nord» в сентябре 1855 г. сообщила следующую информацию, которая циркулировала в Берлине, Брюсселе, Риме, Париже и других европейских столицах: «Ели обратить внимание на последствия двух лет войны западных держав против России, мы увидим, что Англия потеряла свою единственную, блистательную и многостоящую армию, свое преобладание на море, уважение к себе внутри и извне… В два года она удвоила у себя налог на доходы и умножила свой государственный огромный долг новыми займами. Франция в два года лишилась 70 тыс. воинов, несколько займов увеличили ее долг на 1,5 млрд франков. Что же касается до Турции, то в два года она почти совсем уничтожена. По признанию своих союзников она потеряла 160 тыс. человек. У нее нет больше армии и резервов». Другие газеты раскрывали крах турецкой экономики, фактически державшейся лишь на периодически возобновляемых кредитах Англии, но часто разбазариваемых султаном и его приближенными.
Известно, что после длительных переговоров Сардинское королевство вошло в агрессивный союз, послав в Крым по одним сведениям 15, по другим – 16 тыс. человек. Но уже в июне численность сардинской группировки сократилась до 12 тыс. человек. Летом из Пьемонта прислали некоторое пополнение, но, согласно информации «Новой прусской газеты», ссылавшейся на сведения итальянских репортеров, к 17 августу насчитывалось 8 тыс. человек под ружьем, 2 тыс. убитых, 3 тыс. больных, и 2 тыс. находились в числе выздоравливающих. Этот же корреспондент сообщал, что от холеры у сардинцев умерли 2004 человека – «ужасная потеря для 15 тысячного корпуса». Очевидно, что сардинцы сознательно скрывали потери, выдавая погибших за заболевших, умерших от эпидемий. В первых числах сентября сардинский король был вынужден послать в Крым подкрепление численностью 5 тыс. человек (хотя англичане добивались посылки войск, доведя их общую численность до 25 тыс. человек), в том числе и потому, что в августовских боях его армия потеряла 22 офицера и не менее 1,2–1,5 тыс. рядовых, не считая раненых. Во время боя на Черной речке получил смертельное ранение генерал Монте-Веккио.
С начала боевых действий английские и французские командующие направляли сведения об убитых и раненых в военные министерства, а англичане параллельно в газету «Times». Но с конца марта 1855 г. была введена цензура. Репортерам пришлось изыскивали нелегальные источники информации. В середине июня военный министр Англии лорд Панмюр (племянник князя М. С. Воронцова) объявил, что точные сведения о потерях англичан при штурме Севастополя в начале месяца будут обнародованы не ранее конца июня–начала июля. Это объявление практически сразу обвалило курс акций на бирже. Деловым людям стало ясно, что потери войск эсктраординарные, а следовательно, экономику страны будет лихорадить.
Если поверить Б. Ц. Урланису и принять на веру число убитых англичан за Крымскую войну, которое составляет всего 2755 человек, то как согласуются с этой цифрой потери под Альмой 353 убитыми и 1605 ранеными, а также значительные потери английской гвардии – по сведениям газеты «Morning Post», 2882 человек, т.е. около 46 % от начального состава – 6287 человек? Чем объяснить официальное сообщение генерала Симпсона о потере 2447 человек в боях за Малахову башню и Редант? Не согласуются с официальными английскими сведениями также чудовищные цифры гибели и тяжелых ранений не только генералитета (Боксера, Тильдена, Кемпбелла, Йорка, Пондеве, Эйра, Джонеса, Веленслея и др.), но и представителей знатнейших английских фамилий: лорда Эллисмора; брата графа Лиспивеля; брата виконта Монка; поручика Крефтана – внука и наследника маркиза Энгльси; поручика В. Юнга, представлявшего знаменитый род, восходящий к правлению Марии Стюард; лорда Читона – старшего сына графа Вальдегрева, состоявшего в родстве со всей высшей аристократией Англии; сына лорда Эннесли; графа Эрроля – лорда и главного коннетабля Шотландии; членов парламента – генерала Эванса и полковника Герберта и др.). Были серьезные потери и среди французского генералитета: в июне – Мейран, Брюне, Воран; в сентябре – генералы Риве, Бретон, Сен-Поль, Маролль; тяжело ранены Бульбаки, Боске, Трошю и ряд других.
В январе 1855 г. газета «Times» опубликовала обращение английских офицеров, благодаривших издателя газеты за то, что в номере от 23 декабря 1854 г. описано ужасное положение войск в Крыму. Офицеры сообщили об уничтожении двух полков, «…недавно имевших еще во фронте каждый по 1 тыс. человек, а теперь в одном 28, а в другом 26 человек». В этот же период газета «Morning Post» утверждала, что за исключением морской бригады «…английская армия в Крыму насчитывала 38732 человек, за исключением 13915 больных и раненых». Но в феврале войско уменьшилось до 21 тыс., способных к действительной службе, и 1 тыс. выздоравливающих в Скутари, а через две недели – до 14 тыс. человек. К концу февраля – началу марта, по сведениям «Times», в Крыму было не более 7 тыс. человек английской пехоты. Армию спешно начали пополнять и к началу июня довели ее численность до 30 тыс. человек под ружьем. Но уже к концу августа ее численность сократилась до 27-28 тыс. человек, даже с учетом летних пополнений. Такая динамика численности объяснялась ожесточенностью боев и самонадеянностью союзного командования. Так, во время двух-трехдневного штурма Севастопольских укреплений в июне 1855 г. французы потеряли до 10 тыс. человек, а англичане до 3,5 тыс. человек, в сентябре у французов выбыло из строя до 8,5, а у англичан до 2,4 тыс. человек.
Проверим по независимым источникам потери Франции. В начале сентября 1855 г. «Аугсбругская газета» (Бавария) опубликовала следующее письмо парижского корреспондента: «Вы недавно высчитывали, что в Константинополе погребено от 28 до 40 тыс. французов (умерших от ран и болезней). Я знаю из достоверного источника, что вся наша потеря с июня прошлого года по июнь 1855 г. простирается до 80 тыс. человек. Один генерал уверял меня, что на восток послано доныне постепенно до 200 тыс. человек, и, по умеренной оценке, из них выбыла из строя половина. Такие потери всегда ожидали и показанные в “Монитер” потери 14 тыс. человек за кампанию просто смешны». Марсельский корреспондент английской газеты 2 сентября 1855 г. сообщал следующую информацию: «Число солдат, отправленных из Франции на восток с начала компании (вероятно, считая и последние подкрепления), простирается до 226 тыс. человек, и 45 тыс. – из Алжира, Рима и других мест. Ныне в Крыму более 160 тыс. человек, включая резерв в Константинополе и, вероятно, раненых и больных, вернувшихся во Францию». Таким образом, из 271 тыс. французов выбыли из строя 111 тыс. солдат и офицеров.
В 1856 г. депутат А. Стаффорд, читавший в Стемфордском институте доклад о Крымской экспедиции (войне), озвучил полученное им от французского офицера письмо со следующими статистическими данными: «…с июля 1854 по июль 1855 г. французы лишились убитыми 12 тыс. человек, умершими от ран – 7 тыс. человек, ранеными с потерей членов, а также сделавшимися неспособными продолжать службу – 25 тыс. человек. Умерли от болезней, преимущественно от холеры, поносов и т. п., 60 тыс. человек. Всего потери составляют 105 тыс. человек. Но этого вы не встретите в наших газетах, в них наши потери показаны лишь в 20 тыс. человек». Это сообщение из английской газеты «United Serviece Gaz» перепечатано «Морским сборником».
Дополняет эти сведения публикация газеты «Etoil Belge»: «могу сообщить вам цифры потерь французской армии с самого начала войны. Мои цифры несколько вернее обнародованных, так как я выписал их из письма знакомого генерала в Крыму к одному из своих друзей: убитых на поле сражения 12,5 тыс. человек, умерших от ран 5 тыс. человек, умерших от болезней 20 тыс. человек, раненых в госпиталях 7 тыс. человек, больных в госпиталях 67 тыс. человек. Итого потери исчисляются в 111,5 тыс. человек. С учетом находящихся на 1 июля 1855 г. во фронте (90 тыс. человек) получим цифру 201,5 тыс. Следовательно, из Франции на Восток отправлено более 200 тыс. человек и к настоящему времени [начало августа 1855 г.] более половины из них выбыло». Приведенные данные показывают, что, несмотря на некоторую нестыковку приводимых цифр, в целом оценка потерь свидетельствует об огромной утрате солдат и офицеров в воюющих против России армиях. При этом потери русской армии были сравнительно меньше. По оценкам М. И. Богдановича, «… безвозвратный урон наших войск простирался до 83–85 тыс. человек… В продолжении осады, с 27 сентября (9 октября) 1854 г. по 27 августа (8 сентября) 1855 г. французы потеряли выбывшими из фронта, не считая умерших от болезней, до 46 тыс. человек, англичане – убитыми 5 тыс., а в целом – 25 тыс. человек». Судя по использованной литературе, Богданович слишком доверился западным авторам. По скрупулезным подсчетам генерала Тотлебена, русские войска в период с октября 1854 г. по август 1855 г. (без данных за январь и февраль 1855 г.) потеряли ранеными 16,7 тыс., а убитыми 74,6 тыс. человек, но в отличие от европейцев, процент возврата в строй раненых и больных был гораздо выше. Солдаты и офицеры рвались в бой, показывая чудеса героизма.
Психологическое состояние как английских, так и французских войск уже в конце лета – начале осени 1855 г. было на грани неповиновения. В начале 1855 г. в рядах войск уже отмечались беспорядки, вплоть до восстания. Солдаты предъявляли офицерам обвинения в неспособности планировать и осуществлять боевые атаки, пренебрежении к нуждам воинов. Именно поэтому французский император принял негласное решение о свертывании военных действий в Крыму, которое изложил в письме генералу Пелисье. Европейские газеты комментировали утечку сведений следующим образом: «Этот любопытный документ имеет главной целью утешить и успокоить армию, отдавая справедливость ее подвигам». Несмотря на цензуру частных писем, корреспонденты из бесед с офицерами и генералами пришли к выводу о настроениях во французской армии: «…почитают почти невозможным вторичную зимовку в Крыму, опасаясь явного восстания в случае, если бы она была объявлена… Каковы бы ни были качества армии, опасно подвергать ее два года сряду трудам и лишениям, которых нескончаемость становится ужасной и невыносимой… Письмо императора обещает изнуренным и недовольным французам, что страдания их кончатся».
Опасное состояние французской армии (английская к этому времени существовала символически) было лишь частью проблем союза агрессоров. По его сплоченности был нанесен удар взятием русскими войсками турецкой крепости Карс, грабежами местного населения России английскими моряками и возобладанием морских технологических достижений Франции на фоне технических провалов английского флота. Резко обострилось положение дел в финансах, экономике, катастрофически упал уровень жизни населения. Появились новые геополитические опасности.
1. Существенные потери союзных армий в Крыму дополнялись неудачами на Балтике и Тихом океане. Попытки огромного англо-французского флота, включавшего крупные линейные корабли и фрегаты, десятки канонерок и бомбард, оснащенных мортирами большого калибра, разрушить крепость Свеаборг, прикрывавшую столицу Финляндии Гельсингфорс (ныне Хельсинки) и ее гавань, не увенчались успехом. Крепость уцелела, а русская артиллерия нанесла ощутимый урон союзному флоту. Хваленые английские мортиры не оправдали надежд и почти все из них после 90–220 выстрелов покрылись трещинами или полностью раскололись. Предпринятая разведка подходов к Кронштадту завершилась подрывом на русских минах двух кораблей с адмиралами. На построенных наспех английских канонерках, которых было свыше 500, уже через полгода проявились многочисленные поломки машин и деформации корпусов. За два года англичане и французы истратили на безрезультатную Балтийскую операцию свыше 400 млн франков, не считая потерь на продажу негодных канонерок и поврежденных военных кораблей по бросовым ценам.
Безрезультатно закончились попытки англичан с помощью плотов проникнуть в Сиваш. Осенью 1855 г. мелкосидящие канонерки не смогли высадить десант у Перекопа, пройдя через мелководный Каркинитский залив. Французские плавбатареи разрушили верки Кинбурнского укрепления, но добраться до верфей Николаева из-за мин и батарей не удалось.
На Тихом океане заново сформированная в 1855 г. англо-французская эскадра не смогла уничтожить русские корабли. Лишенная боеприпасов русская флотилия ранней весной ушла из Камчатской бухты в устье Амура, где формировалась новая российская военно-морская база. Но на Камчатке была оставлена администрация новой русской провинции во главе с казачьим есаулом.
2. Военные издержки Англии к началу 1855 г. составили суммарно 50 млн фунтов стерлингов, а со второй половины года исчислялись суммой до 1,5 млн фунтов стерлингов еженедельно (до 9 млн рублей серебром). Но в последующем издержки только возрастали. Например, французы вынуждены были ежемесячно тратить 300 млн франков на покупку хлеба для армии из-за подорожания зерна. Не исключением были и англичане. По расчетам редакции газеты «Economist», с начала войны по конец сентября 1855 г. Англия затратила значительно больше 100 млн фунтов стерлингов (600 млн рублей серебром). Стоимость содержания только английского флота в 1855 г. оценивалась в 20 млн фунтов стерлингов (примерно 120 млн рублей серебром). Золотой запас Англии стремительно убывал, а с ним падал и курс фондового рынка. Золото Англия тратила на содержание войск Турции, Сардинии, мусульманского Кавказа и формирование англо-турецкого, европейского и балканского «добровольческих» легионов, призванных восполнить потери английских войск под стенами Севастополя. Но уже с лета 1855 г. золото вывозилось в Россию в уплату за ценные бумаги «Русского займа», чрезвычайно выгодного для европейских дельцов, которые в Европе не могли вложить деньги под солидный процент. «Русский заем» давал такую возможность, и, «скрепя зубами», правительство Пальмерстона мирилось с этим. В начале 1856 г. английские газеты опубликовали печальные итоги финансового минувшего года: доходы – 63,5 млн фунтов стерлингов, а расходы – 84,5 млн.
Военные издержки Франции к 1 марта 1855 г. достигли 2 млрд франков (500 млн рублей серебром). Для сравнения, Россией «на войну 1855 г. издержано в один год 180 млн рублей серебром». Эти сведения выписаны Н. И. Розановым из чернового отчета Минфина. Столь низкие издержки объяснялись тем, что не только дворянство губерний, состоятельные купцы, но и простые люди по всей России едва ли не каждодневно жертвовали сотни тысяч рублей на армию, излечение раненых и помощь семьям убитых. Переправлялись через соответствующие службы огромные объемы бинтов, ваты, дезинфицирующих препаратов, одежды, одеял, иконок. Серьезную помощь Крымской армии постоянно оказывали немецкие колонисты и общины старообрядцев, греков и даже татар. Безвозмездно предоставляли десятки тысяч повозок для перевозки раненых, различных материалов, армейских команд и боеприпасов, продовольствия. Колонисты делились с армией сельскохозяйственной продукцией. Сибирские и уральские золотые прииски обеспечивали регулярное и значительное пополнение казны.
3. Стремясь во что бы то ни стало овладеть Крымом, англичане, а за ними и французы, оголили свои силовые формирования в колониях Африки и Азии. Уже весной–летом 1855 г. восстали предгорные племена Бенгалии, начались брожения в армии сипаев. Повстанческие отряды громили полицейские участки в районе Калькутты, Бомбея.
Бедуины в Египте сформировали повстанческие отряды, начавшие грабить европейские поселения, убивать полицейских и солдат. Воинское соединение численностью свыше 12 тыс. не смогло подавить волнения в Египте. Восстания охватили многие провинции Алжира и Ливии. В Алжире повстанцы уничтожали местные администрации и полицейские участки, захватывая оружие и создавая укрепленные базы. Начались волнения в Гамбии и Капской провинции. Власти Англии и Франции больше не могли ослаблять воинские силы в колониях для усиления своего контингента в Крыму.
4. Экстраординарные расходы на Восточную войну совпали с периодом похолодания в Европе. Например, в Париже 20 июня был такой холод, что жители вынуждены были доставать зимнюю одежду. К 1855 г. во Франции 5 лет фиксировалась низкая урожайность зерновых культур, не удавалось избавить виноградники от болезней. Ожидался очень плохой урожай яблок, что неизбежно должно было сказаться на производстве яблочного вина. Убытки от войны и неурожая, общей неустроенности в стране достигли 1 млрд франков. Займов не хватало для поддержания работы мелких производителей. Впервые при переписи власти выявили сокращение и резкое обнищание населения Франции.
В Англии зафиксировано банкротство ряда крупных компаний, в том числе банков. В июне 1855 г. потерпел банкротство банкирский дом «Стран, Пауль и Ко». Этому банку офицеры и матросы флота доверяли свои «призовые» деньги, вырученные за продажу захваченных иностранных торговых судов. Обанкротились даже такие крупные держатели средств, как вдова адмирала Боксера и адмирал Непир. Только одно это событие вызвало волнения во флоте, подъем антивоенных настроений в Англии.
В начале октября 1855 г. немецкие газеты сообщили о нарастающем спаде производства хлопчатобумажных и шерстяных тканей в Манчестере и Лидсе, обвале заказов на чулочные изделия в Нотингеме и Лейстере. В этих городах отмечены выступления рабочих. Возрастание цен на хлеб и низкие зарплаты вызвали волнения на угольных копях. Государственный долг Англии возрос до 751 млрд фунтов стерлингов.
5. Несмотря на изощренные попытки заблокировать русскую внешнюю торговлю, она не только не прервалась, но и укрепилась. Исконные и новые товары российских производителей переправлялись гужевым транспортом через Польшу, Пруссию, немецкие княжества в Голландию, оттуда русские товары попадали в Англию. Причем русские купцы имели доход гораздо больший, чем до войны. Поскольку Англия перестала ввозить в Россию свои товары (ткани, шерсть, сахар, кофе), торговый баланс сместился в пользу России. В 1855 г. из страны ввезено в Англию через иностранных посредников товаров на 7 млн фунтов стерлингов, а вывезено в Россию всего на 1,2 млн.
6. Уже в августе–сентябре 1855 г. английское правительство и командование армии и флота пришли к выводу, что Франция опережает Англию и по качеству флота и по другим технологическим новациям. Учитывая, что французская армия намного превосходила потенциал английской, правительство лорда Пальмерстона приказало эскадре адмирала Сеймура перебазироваться из Желтого и Восточно-Китайского морей в «Английский канал» (пролив Ла-Манш), в целях обеспечения безопасности южного и восточного побережий Англии. Одновременно были начаты работы по строительству новых укреплений, на случай вражеского (французского) нападения.
7. Важнейшими геополитическими следствиями чрезвычайной вовлеченности Англии и Франции в Крымскую операцию являлись:
– возникновение США, мощного и агрессивного государства. Уже в 1854–1856 гг. для него были характерны более жесткие, чем у Англии геополитические планы в отношении Кубы, Гавайских островов, Мексики (в том числе и путем поддержки повстанцев), колоний Дании и владений Русско-Американской компании. Именно США военным путем заставили Японию открыть внутренний рынок. Позднее вместе с англичанами они участвовали в обстреле Кантона (Китай);
– возникновение предпосылок развала колониальных систем Англии и Франции, стремление к переделу сфер влияния (намерение Англии отнять у Франции Мадагаскар, несогласия между ними о разделе «добычи» в Китае, усилия Франции по инициированию Токунгавского восстания в Японии).
Таким образом, к осени 1855 г. сложились критические обстоятельства для союза агрессоров, фактически предопределившие понимание «невозможности подорвать мощь России». Ни одна из геополитических целей агрессоров не была достигнута, а экономика стран союза оказалась подорванной. Неспроста англичане и французы с удивлением стали наблюдать возрастающие симпатии турок к России. В Константинополе летом и осенью 1855 г. неоднократно возникали стихийные манифестации с просьбой к султану удалить иностранные войска из Турции. Планы Англии на сформирование наемных дивизий потерпели крах, тогда как численность русской армии к 1 января 1856 г. достигла громадной цифры – 2 млн 275 тыс. нижних чинов, считая в этом числе иррегулярные войска и ополчение. Следовательно, так называемое «военное напряжение» России в отличие от стран агрессоров было намного меньше и оно не влияло ни на экономику страны, ни на условия проживания ее населения. Но царь «пошел» на мир только потому, что целесообразнее было быстрее закончить Кавказскую войну и поддержать импульс промышленного развития России, который по ряду параметров превышал большинство европейских стран.
Об авторе: Юрий АРТЮХИН - кандидат географических наук, автор шести монографий и свыше 120 научных статей. Преподавал в Ростовском государственном университете. С 1990 г. – зав. лабораторией, главный научный сотрудник ГСНПО «Краснодарберегозащита». С 2008 г. – главный специалист ООО НПЦ «Берегозащита» (г. Краснодар). Опубликовал работы, посвященные истории г. Ейска и Ейского Приазовья в сборниках исторических трудов Новороссийского музея, «Вестнике архивиста Кубани», сборниках «Большой Ромбит».
