Напомним общую канву их отношений. Летом 1826 года Пушкин отправил письмо новому Императору — Николаю I, в котором просил его прекратить ссылку и позволить вернуться к службе. В начале сентября пришел ответ. Император освободил поэта от воспитательной меры, разрешил свободно жить в обеих столицах и ожидал бывшего ссыльного в Чудовом дворце в Москве для личной аудиенции. 20 сентября (н. с.) 1826 года в Москве Пушкин наедине встретился с Государем Николаем I. «Император принял меня самым любезным образом», – писал Пушкин П.А. Осиповой.
Император объявил себя личным цензором поэта. Позже Николай I дал ему доступ в архивы для написания «Истории Петра» и повести о пугачевском бунте, тем самым, фактически сделав его официальным историографом, каким ранее был Н. Карамзин. Не раз Император личным вмешательством спасал Пушкина от суда и наказания за слишком вольные произведения.
Перед смертью Пушкина они с Царем обменялись письмами. Пушкин просил прощения за то, что нарушил запрет на участие в дуэлях. Николай I ответил: «Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки». Император исполнил свое обещание, назначив семье пенсию, а детей определив в пажи.
«Скажите государю, жаль, что умираю, весь был бы его…» — это были одни из последних слов Поэта перед смертью.
«Эти слова, — вспоминал П. Вяземский, — слышаны мною и врезались в память и сердце мое по чувству, с коим были произнесены».
Монархические взгляды поэта определялись в первую очередь не принятием каких-то готовых политических доктрин, а его самостоятельным осмыслением русской истории и феномена российской государственности. Благодаря этому политическое мышление Пушкина было абсолютно самостоятельным и оригинальным. Просвещенный монархизм зрелого Пушкина основан не на бездумном «верноподданичестве», а на трезвом понимании роли монархии в истории России и ее ключевой роли в русском Просвещении. Принцип мировоззрения Пушкина, который можно назвать «просвещенным консерватизмом», основан на ценностях личной свободы как свободы служения Отечеству и ответственности перед предками.
Как писал С.Л. Франк, «прежде всего Пушкин в отношении русской политической жизни – убежденный монархист… Этот монархизм Пушкина не есть просто преклонение перед незыблемым в тогдашнюю эпоху фактом, перед несокрушимой в то время мощью монархического начала (не говоря уже о том, что благородство, независимость и абсолютная правдивость Пушкина совершенно исключают подозрение о каких-либо личнокорыстных мотивах этого взгляда у Пушкина). Монархизм Пушкина есть глубокое внутреннее убеждение, основанное на историческом и политическом сознании необходимости и полезности монархии в России – свидетельство необычайной объективности поэта… Можно сказать, что этот взгляд Пушкина на прогрессивную роль монархии в России есть некоторый уникум в истории русской политической мысли XIX века… Вера Пушкина в монархию основана на историческом размышлении и государственной мудрости и связана с любовью к свободе и культуре» (Франк С.Л. Пушкин как политический мыслитель // Франк С.Л. Этюды о Пушкине. М., 1999. С. 70; 72).
Н.В. Гоголь оставил очень важное свидетельство из личного разговора с Пушкиным, из которого становятся очевидны глубоко христианские мотивы понимания Пушкиным православной монархии как учреждения не столько политического, сколько религиозного, имеющего (в идеале) определенный нравственный смысл. Н.В. Гоголь восхищался: «Как умно определял Пушкин значение полномощного монарха! И как он вообще был умен во всем, что ни говорил в последнее время своей жизни! “Зачем нужно, – говорил он, – чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого закона? Затем, что закон – дерево; в законе слышит человек что-то жесткое и небратское. С одним буквальным исполнением закона недалеко уйдешь, нарушить же или не исполнить его никто из нас не должен; для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти… Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движением палочки всему подавал знак, никуда не пойдет концерт… блюдет он общий строй, всего оживитель, верховодец верховного согласия!”» (Разговоры Пушкина. М., 1991. С. 174).
Отметим, что такой взгляд на принцип православной монархии Пушкин, как и все в то время, узнал еще в отрочестве — в лицее, поскольку такое церковноканоническое определение входило в обязательную программу обучения. Однако оно опиралось и на личные, взрослые убеждения поэта, отразившиеся в ярких строчках:
Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.
Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами…
Монархические взгляды Пушкина укреплялись также и при его знакомстве с новым видом правления – демократией, которая появилась тогда на Западе. В одной из своих статей 1836 года Пушкин писал об Америке: «С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество… родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству, принужденный к добровольному остракизму… такова картина» (Пушкин А.С. Джон Теннер // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 9-ти т. Т. 8. М., 1936. С. 234–235).
Это вырождение свободы и человеческого духа, которое несла с собой демократия, естественно, еще больше заставляли ценить монархию, особенно в высшем её воплощении Православного Царства.
Среди моря лжи, которая вливалась в головы людям в советское время, была и ложь о Пушкине как «друге декабристов». Да, Пушкин дружил в молодости с некоторыми будущими декабристами, поскольку просто по факту воспитывался и жил рядом с ними. Однако зрелый Пушкин был их полной противоположностью, причем сам мятеж очень повлиял на формирование его зрелых взглядов. Зрелый Пушкин – принципиальный враг любых переворотов и насильственной смены власти. Об этом он высказывался многократно.
Но это было лишь началом поворота в его мировоззрении. В итоге Пушкин пришел к такому же православному почитанию царской власти, какое было во всем русском народе. В этом он тоже самый народный Поэт.
Виталий Даренский
Источник Версия для печати