Виктор ТОПОЛЯНСКИЙ — родился в 1938 г. в Москве. Окончил 2-й Московский медицинский институт им. Н.И. Пирогова. Доцент Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова. Автор нескольких монографий и ряда статей в области медицины, а также книги «Вожди в законе» (1996). Выступает как публицист в периодических изданиях, постоянный автор «Континента». Живет в Москве.
***
До Первой мировой войны Россия производила свыше четверти всего мирового урожая зерновых, ежегодно вывозила на европейские рынки до 20 процентов культивируемых злаков (свыше 600 миллионов пудов зерна, преимущественно пшеницы и ячменя) и была основным поставщиком хлеба в Швецию, Норвегию, Голландию, Италию и Германию. Положительный торговый баланс обеспечивал государству до 300 миллионов рублей дохода в год1. Беспрецедентный продовольственный кризис, порожденный Гражданской войной, превратил сельскохозяйственную державу в гигантский эндемический очаг всеобщего недоедания, для горожан регулярно оборачивающегося настоящим голодом. Осенью 1920 г. голод полностью охватил Калужскую, Орловскую, Тульскую и Царицынскую губернии; зимой жертвами его стало население еще пяти губерний2.
Внимательно следивший за ситуацией в Стране Советов последний российский посол во Франции В.А. Маклаков 6 сентября 1920 г. писал последнему российскому послу в США Б.А. Бахметеву: «По доходящим из России сведениям, там громадный недосев, громадный неурожай, полоса пожаров и т.п. Всякое правительство, которое бы опиралось на сочувствие и доверие страны, конечно, этого не выдержало бы. Но думать, что это непременно приведет к краху большевизма при той деморализации и депрессии русского общества, о которой единогласно свидетельствуют все данные, значило бы быть слишком поспешным в выводах. Голод на этот раз коснется не только городов, но и деревень целых губерний, у которых нет хлеба и которые кормить не будет никто. Россия будет вымирать от голода и болезней, но для того, чтобы кормить коммунистические центры или тех, на которых опирается большевистская власть в России, может быть, зерно и найдется»3.
Аграрный кризис
Неясные слухи о повальном голоде в Поволжье просочились в Москву и Петроград еще в декабре 1920 г. Известный социолог П.А. Сорокин, побывавший в деревнях Самарской и Саратовской губерний зимой 1921 г., вспоминал впоследствии: «Избы стояли покинутые, без крыш, с пустыми глазницами окон и дверных проемов. Соломенные крыши изб давным-давно были сняты и съедены. В деревне, конечно, не было животных — ни коров, ни лошадей, ни овец, коз, собак, кошек, ни даже ворон. Всех уже съели. Мертвая тишина стояла над занесенными снегом улицами». Погибших от голода обессилевшие односельчане складывали в пустых амбарах4.
Тем не менее большевики по-прежнему строго выполняли свою программу продразверстки (изъятия «излишков» сельскохозяйственной продукции у всех, даже у голодающих крестьян), и 26 февраля 1921 г. председатель Совнаркома В.И. Ленин и заместитель наркома продовольствия Н.П. Брюханов телеграфировали в Саратов: «Ввиду временно испытываемого крайне тяжелого продовольственного кризиса [в] Центре настоящим предписываю Губ[ернскому] прод[овольственному] ком[итету] [в] боевом порядке погрузить [и] отправить [в] течение пяти дней, начиная с 27 февраля, пять ударных маршрутов общим количеством не менее полутораста тысяч пудов назначением [станция] Кочетовка Распред[елительная] база. Маршруты заполнять исключительно хлебом. Кроме того, [в] течение марта отправить дополнительно пятьдесят тысяч пудов хлеба [и] сто тысяч пудов зерна-фуража. Губ[ернскому] ком[итету] парт[ии] [и] Губ[ернскому] испол[нительному] ком[итету] предлагаю оказать всемерное содействие Губ[ернскому] прод[овольственному] ком[итету] [в] выполнении этого задания. Покровскому Губ[ернскому] прод[овольственному] ком[итету] дается предписание отправить гужем Саратову [в] течение марта двести тысяч пудов хлеба»5.
Вспыхнувшее 28 февраля восстание в Кронштадте и длившееся уже несколько месяцев крестьянское восстание на Тамбовщине («кулацко-эсеровский мятеж», по аттестации советских энциклопедических изданий) вынудили правящую партию в середине марта принять новую экономическую политику (НЭП) и прежде всего заменить продразверстку продналогом. Короткая весна 1921 г. пронеслась в томительном ожидании видов на предстоящий урожай. С наступлением знойного лета аграрные иллюзии полностью развеялись.
Июньские сводки ВЧК определяли продовольственное положение в большинстве регионов европейской части страны как «отчаянное», «критическое» или «катастрофическое». В Костромской, Пензенской, Самарской, Царицынской и ряде других губерний озимые выгорели от засухи; на кубанские посевы обрушилась саранча. В Приволжском военном округе население питалось травой и листьями с примесью муки, в Татарии — одной только травой. В Рязанской губернии прекратили снабжать провизией больницы и детские дома. По всему Поволжью, в Курской и Воронежской губерниях участились случаи голодной смерти, особенно среди детей. Рабочие крупных городов, «возбужденные на почве недостатка продовольствия», периодически устраивали забастовки; крестьяне пытались разгромить ссыпные пункты; в армии чекисты отмечали «упадок дисциплины»6.
Волнения трудящихся и «неудовлетворительное настроение» красноармейцев подталкивали большевиков к энергичным действиям. Хоть Гражданская война уже закончилась, пролетарской диктатуре угрожал очередной коварный враг, нареченный стихийным бедствием. По такому случаю 25 июня 1921 г. Политбюро заслушало доклад И.А. Теодоровича (одного из членов коллегии Наркомата земледелия, или сокращенно Наркомзема) о борьбе с неурожаем в Нижнем и Среднем Поволжье и постановило создать при ВЦИК особую комиссию «с заданием принять все меры помощи голодающему населению». Члены Политбюро обсудили также вопрос о выделении ста миллионов рублей золотом для экстренной закупки продовольствия за рубежом, но сочли благоразумным на первое время отпустить с этой целью только десять миллионов рублей7.
Происхождение «стихийного бедствия» трактовали главным образом как прямое следствие значительного недорода в 1920 г., невиданной засухи 1921 г. и послевоенной разрухи8. Дополнительные пояснения о причинах повального голода на самых плодородных территориях представили высшие должностные лица в своих докладах на IX Всероссийском съезде Советов в декабре 1921 г.
Секретарь ЦК РКП(б) Е.М. Ярославский обвинил в постигшем страну несчастье адмирала А.В. Колчака, «два года подряд разрушавшего железные дороги и мосты» в Сибири. Председатель ВЦИК М.И. Калинин посетовал на извечный российский изъян — низкую культуру, назвав голод специфической особенностью отсталых государств, и упомянул о систематическом разорении сельского хозяйства с лета 1914 г., когда разразилась Первая мировая война. По его словам, предусмотрительные крестьяне Самарской и Саратовской губерний обычно сохраняли у себя двухгодичный запас семян, но плохой урожай 1920 г. «добил эти губернии до конца». Нарком земледелия Н. Осинский упрекнул правительство в недостаточном финансировании его ведомства, получившего в 1921 г. бюджетных ассигнований в десять раз меньше, чем запрашивало. В результате этого выступления бюджет Наркомзема пришлось увеличить с 27 до 36 миллионов рублей золотом (советские чиновники завели с тех пор традицию ссылаться на отсутствие или хотя бы нехватку денежных средств в любой критической ситуации).
Наиболее радикальные соображения высказал председатель Московского совета Л.Б. Каменев. По его мнению, крестьянство было само виновато в случившемся, ибо встретило политику национализации сокращением запашек до размеров собственного потребления, оставив тем самым города без хлеба и не дав советской власти ни зернышка для вывоза за границу. Действительно, посевные площади в 1921 г. уменьшились, по сравнению с предыдущим годом, примерно на 15 процентов в 10 губерниях и более чем на треть в сибирских губерниях и в 19 регионах европейской части страны9.
Либеральная затея
О чрезвычайных событиях в Поволжье московские жители впервые узнали, по сути, в середине июня 1921 г. Провинциальные агрономы, приехавшие в столицу на свой съезд, рассказывали друзьям и знакомым, что масштабы этой трагедии несоизмеримы с бедствиями прежних голодных лет. В 1891, 1906 и 1911 гг. всевозможную помощь голодавшим крестьянам оказывали различные общественные организации и само правительство. Однако на этот раз помощи не только не последовало, но даже напротив: голод, начавшийся в 1920 г., усугубили выполняемые по плану продразверстки повторные реквизиции пищевых продуктов.
Даже весьма сдержанное описание катастрофы в Поволжье, напоминавшее невольно библейские предания о десяти казнях египетских, вызывало у московских обывателей, закаленных красным террором и всяческими лишениями, чувство содрогания. Неизгладимое впечатление производили сведения о рационе голодавших: «Лучшим хлебом считался зеленый, целиком из лебеды; хуже — с примесью навоза, еще хуже — навозный целиком. Еще ели глину, и именно тогда было сделано великое открытие “питательной глины”, серой и жирной, которая водилась только в счастливых местностях и была указана в пищу каким-то святым угодником. Эта глина насыщала ненадолго, но зато могла проходить через кишки, и так человек мог прожить целую неделю, лишь постепенно слабея. Обычная глина, даже если выбрать из нее камешки и песок, насыщала навсегда, от нее человек уже не освобождался и уносил ее, вместе с горькой жалобой, на тот свет для предъявления великому Судие»10.
В меню голодавших входили также мясные блюда (из кошек, собак, черепах, сусликов, крыс, грачей, лягушек, саранчи и падали, а также отварные шкуры, ремни и молотые кости) и вегетарианская стряпня (из травы, соломы, лебеды, листьев смородины и ежевики, желудей, муки из хрена, липовой коры, бересты, мха, мякины, опилок и мельничной пыли). Особое место занимали минеральные кушанья из торфа, ила и разнообразного мусора11. После этого никто уже не удивлялся, почему голодавшие порой воспринимали смерть не столько как избавление от мучений, сколько как неожиданную удачу в этой опостылевшей за годы перманентной войны и терзаний жизни.
Содержание приватных разговоров стало достоянием гласности 22 июня, когда профессор Саратовского сельскохозяйственного института А.А. Рыбников и кооператор М.И. Куховаренко ошеломили присутствовавших на совместном заседании Всероссийского съезда по сельскохозяйственному опытному делу и Московского общества сельского хозяйства сообщением о небывалом голоде в Поволжье. Президент общества профессор А.И. Угримов предложил собравшимся немедля учредить Комитет помощи голодающим, но известный экономист, бывший министр продовольствия Временного правительства С.Н. Прокопович посоветовал сперва отправить депутацию к Ленину. Тотчас утвердили и состав депутации12.
Глава советского правительства через своих доверенных лиц (А.М. Горького и В.М. Свердлова — брата покойного председателя ВЦИК) уже дважды (в октябре 1920 г. и в апреле 1921 г.) выражал готовность побеседовать «с представителями старой русской общественности». Своенравная интеллигенция, в свою очередь, трижды устраивала по этому поводу «большие собрания», на которых выносила единодушную резолюцию: от переговоров с диктатором воздержаться. На этот раз положение в корне изменилось, но 23 июня Ленин депутацию не принял, а управляющий делами Совнаркома Н.П. Горбунов адресовал ее в Наркомзем. Теодорович, спешно завершавший для Политбюро свой доклад о стихийном бедствии в Поволжье, от встречи с депутацией тоже уклонился. Тогда жена Прокоповича, журналистка и видная участница кооперативного движения Е.Д. Кускова, обратилась за поддержкой к своему давнему знакомому Максиму Горькому — человеку, «вхожему в Кремль».
К массовой гибели соотечественников от голода маститый писатель проявил, по воспоминаниям Кусковой, «потрясающее равнодушие». По словам Бориса Зайцева, «прекраснодушием интеллигентским» Горький не отличался, да к тому же «терпеть не мог русский народ — особенно не любил крестьян». Их темное, мстительное стремление «ломать, искажать, осмеивать, порочить прекрасное» возмущало писателя. Он не мог забыть, как сотни крестьян, приглашенных на съезд деревенской бедноты в 1919 г. и размещенных в Зимнем дворце, загадили севрские, саксонские и восточные вазы, употребляя их в качестве ночных горшков при исправно действовавших уборных и водопроводе. Горького смущало отсутствие сострадания к голодавшим у крестьян, не задетых бедствием и невозмутимо комментировавших несчастье в Поволжье старинными пословицами: «Не плачут в Рязани о псковском неурожае» или «Люди мрут — нам дороги трут». Но больше всего он опасался, что когда-нибудь буйная крестьянская орда перережет его друзей-коммунистов13.
Тем не менее к идее образования Всероссийского комитета помощи голодающим писатель отнесся благосклонно, рассчитывая, вероятно, при содействии этого учреждения прокормить опекаемых им ученых, а заодно сгладить глубокие разногласия между интеллигенцией и властью. Он посетил председателя Совнаркома и не позднее 26 июня уведомил Кускову: «Ленин горячо сочувствует инициативе общественников»14.
Члены Политбюро рассмотрели неожиданное предложение товарища Горького 29 июня и постановили оный проект «одобрить в принципе», поручив Каменеву возглавить пару комиссий «для предварительного обсуждения деталей»15. Вечером 29 июня, когда Российское телеграфное агентство (РОСТА) расклеило в столице телеграммы, извещавшие о намерении ряда общественных деятелей включиться в борьбу с голодом, начальник Секретно-оперативного управления ВЧК В.Р. Менжинский на совещании в Совнаркоме пообещал арестовать всех участников этой новоявленной крамолы, а член Политбюро Каменев пригласил инициативную группу на аудиенцию16.
Утром 30 июня Кускова вместе с агрономом А.П. Левицким, кооператором П.А. Садыриным и директором Государственного института народного здравоохранения профессором Л.А. Тарасевичем были приняты в кремлевском кабинете Каменева. Там уже находился Горький, «с любопытством бытописателя» внимавший диалогу негласного ленинского заместителя с депутацией недобитой буржуазии. Обе стороны ясно понимали, что спасти голодающих могли лишь иностранные организации и только иностранные государства. Между тем европейская пресса непрестанно повторяла: любая помощь кремлевской диктатуре ничуть не облегчит положение российских подданных, а только укрепит советскую власть. В связи с этим депутация настаивала на публикации специального декрета о задуманном комитете, дабы за границей поверили, что западная помощь будет предназначена именно голодающим, а не советскому правительству. Каменев данный тезис не оспаривал; на следующий день он проинформировал Кускову о согласии Совнаркома (иными словами, Ленина) на издание такого декрета и попросил инициативную группу подготовить соответствующий текст17.
Результаты прошедших переговоров интеллигенции с властью 3 июля обнародовала центральная пресса: «Ввиду определившегося неурожая в значительной части земледельческой России ряд общественных деятелей дооктябрьского периода обратились к правительству республики с предложением организовать специальный комитет по оказанию помощи голодающим и борьбе с различными эпидемиями. Наиболее значительную роль в этом ходатайстве играют Прокопович, Кускова, Кишкин и др. Самая просьба была передана Прокоповичем и Кусковой через т[оварища] Горького. Они выразили желание, чтобы в организуемой комиссии приняли участие некоторые из деятелей Советской России, в частности т[оварищи] Семашко, Каменев и Рыков. По имеющимся у нас сведениям, это предложение правительством принято, и в ближайшие дни можно ожидать опубликования официального постановления об организации этого комитета»18.
Обозначенные в правительственном бюллетене «ближайшие дни» растянулись, однако, на три недели. За это время патриарх Тихон обратился с воззваниями о помощи к архиепископу Кентерберийскому и епископу Нью-Йорка, а Горький написал около десяти посланий европейским литераторам и государственным деятелям. Специальная комиссия, руководимая заместителем председателя Совнаркома А.И. Рыковым, вникла в содержание этих обращений и не обнаружила в них ничего предосудительного. Политбюро согласилось с заключением комиссии Рыкова и, поскольку голод распространялся чуть ли не со скоростью степного пожара и численность голодавших достигла уже 25 миллионов, на заседании 7 июля распорядилось передать воззвания патриарха и писателя по радио, но в советских газетах не печатать19.
Простой и неизбитый способ быстрой стабилизации положения в стране изобрел в те дни руководитель советского правительства и одновременно вождь мирового пролетариата. Согласно его замыслу, надо было призвать в армию полмиллиона (или более) юношей из голодных губерний и расквартировать их на Украине, где ожидался неплохой урожай, а осенью поставить перед новобранцами задачу максимального изъятия у крестьян (в частности, посредством «особых реквизиций») излишков зерна. Прочим голодающим, которых насчитывалось свыше 24 миллионов человек, надлежало без устали собирать вторичное сырье (кожи, копыта, рога и щетину), поскольку Ленин полагал необходимым не давать им «ни пуда помощи, ни на семена, ни на продовольствие без оплаты тем или иным видом сырья или палого топлива или чего-либо подобного»20. Даже совершенно изнуренные голодом крестьяне не имели права нарушать кардинальный принцип советского государства: кто не работает, тот не ест.
Отдав общие указания, Ленин принялся вразумлять отдельных соратников, раздосадованных необыкновенной снисходительностью Политбюро по отношению к зарвавшейся интеллигенции. Громче всех протестовал нарком здравоохранения Н.А. Семашко, заранее убежденный в том, что меньшевики и эсеры непременно используют санкционированный властями комитет для враждебных акций. Его апелляции к верховным правителям побудили, в конце концов, Ленина раскрыть не самому смекалистому, но очень полезному сподвижнику часть своего тактического плана. «Милая моя Семашко! Не капризничай, душечка! — написал на заседании Политбюро 12 июля вождь мирового пролетариата, изменив от умиления пол верного боевого товарища. — От Кусковой возьмем имя, подпись, пару вагонов от тех, кто ей (и эдаким) сочувствует. Больше ни-че-го»21.
Происки бывших общественных деятелей обеспокоили и председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского. Четко сознавая, какую ответственность накладывает на его ведомство странная терпимость Политбюро к подозрительной кучке буржуазных интеллигентов, он приказал своему заместителю И.С. Уншлихту составить циркуляр «О принятии срочных мер в связи с неурожаем в Поволжье» и 12 июля сам набросал основные тезисы этой директивы: 1) «в кратчайший срок уничтожить всю белогвардейщину и заговорщиков, спекулирующих на бедствии для своих целей»; 2) направить в голодающие губернии «выдержанных серьезных уполномоченных»; 3) наладить точную ежедневную информацию с мест бедствия; 4) ужесточить надзор за перемещением населения; 5) вербовать добровольцев из пострадавших губерний в воинские части ВЧК для отправки «в урожайные губернии»22. С целью повышения революционной бдительности через две недели президиум ВЧК сформировал «Комиссию по организации и руководству органами ЧК в борьбе с голодом и эпидемиями»23.
В отличие от наркома здравоохранения и председателя ВЧК, только почуявших запах брожения, секретарю Президиума ВЦИК П.А. Залуцкому удалось обнаружить явную крамолу. На заседании Оргбюро ЦК РКП(б) 15 июля он доложил о «замечающемся оживлении деятельности контрреволюционных организаций», которые стремятся использовать тяжелое продовольственное положение в своих злодейских целях и поэтому сколачивают на периферии различные комиссии или комитеты помощи голодающим без дозволения инстанций. Чрезвычайно встревоженное Оргбюро поручило ВЧК «обратить сугубое внимание на указанные попытки контрреволюционных элементов», а впредь еженедельно информировать ЦК РКП(б), «в каких местностях России более всего обнаруживается контрреволюционное движение на почве голода»24.
Сдержанный ропот особо ответственных товарищей поставил высших сановников в щекотливое положение. Строго говоря, они были целиком согласны с недовольными соратниками: легализация общественной организации, освобожденной от руководящей, направляющей и надзирающей роли партии, противоречила охранительным канонам, ведущим полицейским интересам советской власти. Но раз Ленин соизволил пообещать декрет о формировании этого комитета, приходилось повиноваться. Ни ослушаться своего ратоборствующего пастыря, взгляд которого молниеносно проникал сквозь непроницаемую для окружающих завесу материальной сущности, ни заподозрить его в благосклонности к интеллигенции ни один большевик не посмел бы ни при каких обстоятельствах. Принимая важные политические решения, глава советского правительства не считался обычно с мнением единомышленников; он всегда выбирал собственный путь не из упрямства, а из чувства безграничного своего превосходства над окружающими. Сподвижникам оставалось только тешить себя надеждой, что на этот раз вождь мирового пролетариата задумал какой-то нестандартный политический маневр (возжелал, например, сделать создаваемый комитет коллективным заложником, на которого потом можно будет свалить всю вину за голод).
Несколько раз возвращалось Политбюро к анализу внезапно возникшей проблемы, связанной с непредвиденной активностью прежних общественных деятелей, пока 16 июля не одобрило, наконец, план Каменева, предусмотревшего внедрение в будущий комитет руководящей коммунистической группы и учреждение параллельной государственной структуры в виде специальной Комиссии ВЦИК для помощи голодающим. Персональный состав командного коммунистического ядра в общественном комитете и в Комиссии ВЦИК утвердили на предыдущих заседаниях 12 и 15 июля. Заодно разрешили Горькому податься за границу с мандатом от общественного комитета (для сбора пожертвований в пользу голодающих) и предписали, учитывая размах бедствия, отпустить четыре миллиона рублей серебром в распоряжение Наркомата внешней торговли для закупок пшеницы и риса в Северо-Восточной Персии25.
О безмерном великодушии Политбюро, допустившего зачатие общественного комитета, Каменев объявил на пленуме Московского совета 19 июля, а днем раньше, 18 июля, Калинин скрепил своей подписью постановление ВЦИК о преобразовании существовавшей дотоле безвестной комиссии в новую Комиссию помощи голодающим при ВЦИК. Эта Комиссия, именовавшаяся в последующем ЦК Помгол, получила «право объединения и согласования деятельности всех советских учреждений в деле борьбы с голодом как в центре, так и на местах». Председателем ЦК Помгол стал сам Калинин, а в креслах его заместителей разместились член президиума ВЦИК П.Г. Смидович, Рыков и все тот же Каменев26.
Нежеланный сводный брат Комиссии ВЦИК, Всероссийский комитет помощи голодающим появился на свет 21 июля. В соответствии с постановлением ВЦИК, подписанным Калининым, Комитет получил права юридического лица и отныне мог «на законном основании совершать сделки и договоры, приобретать имущество, искать и отвечать на суде». Ему присвоили знак Красного Креста и разрешили приобретать для голодающих продовольствие, фураж, медикаменты и предметы первой необходимости в России и за рубежом, собирать пожертвования, открывать в регионах свои филиалы, содействовать образованию подобных Комитетов в западных странах, командировать за границу своих уполномоченных и печатать свой бюллетень, брошюры и плакаты. Деятельность Комитета не подлежала ревизии Рабоче-крестьянской инспекции27.
Первоначальный состав Комитета из 63 его членов, утвержденных тем же постановлением ВЦИК от 21 июля, оказался довольно пестрым. Правящая партия делегировала в Комитет 12 проверенных большевиков (А.И. Емшанова, Л.Б. Каменева, Л.Б. Красина, М.М. Литвинова, А.В. Луначарского, Н.Е. Пауфлера, А.И. Рыкова, А.И. Свидерского, Н.А. Семашко, П.Г. Смидовича, И.А. Теодоровича, А.Г. Шляпникова) и личного ленинского хирурга В.Н. Розанова. В дальнейшем четверо сановников (заместитель наркома иностранных дел Литвинов, член коллегии Наркомата социального обеспечения Пауфлер, член коллегии Наркомата продовольствия Свидерский и председатель ЦК профсоюза металлистов Шляпников) и хирург Розанов никакого участия в работе Комитета не принимали. Исполнять обязанности председателя Комитета поручили Каменеву, а его заместителем ВЦИК назначил Рыкова.
Остальных 50 человек присмотрела инициативная группа общественных деятелей, ориентируясь только на деловые качества и характерологические особенности своих кандидатов. В последующем на общих собраниях Комитета в его состав кооптировали еще 11 человек. Затем была организована студенческая секция Комитета, объединявшая представителей сперва 11 высших учебных заведений страны, а в конце августа — свыше 40. Ни меньшевиков, ни эсеров к сотрудничеству не привлекали в связи с твердой аполитичной позицией Комитета. Немного обиженные меньшевики призвали тем не менее социалистические партии и рабочие организации западных стран «выполнить до конца свой долг международной солидарности» и помочь «революционной России, бьющейся в тисках развала и голода»28.
В день рождения Комитета, 21 июля, сановники, уполномоченные высшими инстанциями на схватку с голодом, и представители «гнилой интеллигенции», вставшие на защиту голодающих по велению совести, встретились в Белом зале Московского совета на предварительном заседании. Врач по профессии, а в прошлом один из лидеров кадетской партии и министр государственного призрения Временного правительства Н.М. Кишкин огласил заранее подготовленную инициативной группой декларацию:
«Происходящие в России события создали между гражданами одной страны непреодолимые преграды и разбросали их по разным непримиримым лагерям. Но не может быть, не должно быть вражды и смуты там, где смерть пожирает свои жертвы, где плодородные поля обращены в пустыню, где замирает труд и нет животворящего дыхания жизни. Дело помощи голодающим должно объединить всех. Оно должно быть поставлено под мирное знамя Красного Креста. Краснокрестная работа, лишенная всякого элемента политической борьбы, должна происходить гласно, открыто, под знаком широкого общественного контроля и сочувствия.<…> Мы должны иметь право сказать не только внутри страны, но и там, за рубежом, в тех странах, куда мы вынуждены обратиться за временной помощью, что властью поняты задачи момента, что ею приняты все зависящие от нее меры, гарантирующие работникам по голоду законную защиту их деятельности, скорое продвижение и полную сохранность всех грузов и пожертвований, предназначенных для голодающих»29.
В ответном слове Каменев подчеркнул аполитичность Комитета и заявил от имени советского правительства: «Мы гарантируем деловой работе Комитета все условия, которые могут сделать успешными ее практические результаты». Тогда Прокопович сформулировал основную цель Комитета: «Нужна помощь из-за границы. При создавшейся остроте отношений прямое обращение правительства едва ли будет признано удобным. Обращение должно исходить от русского общества. И мы надеемся, что оно найдет отклик». Каменев не возражал; более того, на следующий день он проинформировал читателей центральных газет: «Этот комитет имеет своей задачей сбор и приобретение необходимых голодающим средств как в России, так и главным образом за границей. Он может рассчитывать на сочувствие и поддержку таких кругов, которые не откликнулись бы на призыв коммунистов»30.
Первое общее собрание Всероссийского комитета помощи голодающим состоялось снова в Белом зале Московского совета 23 июля. Сперва Каменев уведомил присутствовавших о согласии В.Г. Короленко (писателя, почетного академика Российской Академии наук и самого уважаемого, наверное, гражданина советского государства в тот период) стать почетным председателем Комитета. («Я болен и слаб, — написал Короленко 27 июля в телеграмме, адресованной Комитету, — силы мои уже не те, какие нужны в настоящее время, тем не менее я глубоко благодарен товарищам, вспомнившим обо мне в годину небывалого еще бедствия, и постараюсь сделать все, что буду в силах».) Затем члены Комитета выбрали свой президиум (куда вошли Каменев и Рыков, Кишкин и Прокопович, а также кооператоры И.А. Черкасов и Д.С. Коробов) и приняли резолюцию: направить за границу специальную миссию «для установления сношений с Западной Европой»31. Таким образом, «боевые действия на голодном фронте», как верещала пресса, начались ровно через месяц после того, как в столице узнали о катастрофе в провинции.
Сноски:
1 Вестник статистики, 1922, № 1-4. С. 65-98. Прокопович С.Н. Очерки хозяйства Советской России. Берлин. 1923. С. 162. Нансен Ф. Россия и мир. М.-Пг., 1923. С. 88.
2 IX Всероссийский съезд Советов. Стенографический отчет. М., 1922 вып. 2. С. 1-13. Маслов С.С. Россия после четырех лет революции. Париж, 1922, т. 1. С.178-179.
3 «Совершенно лично и доверительно!»: Б.А. Бахметев — В.А. Маклаков. Переписка. 1919-1951. М., 2001, т. 1. С. 238.
4 Сорокин П.А.. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992. С. 138-139.
5 РГАСПИ, ф. 2, оп.1, д.17438.
6 РГАСПИ, ф.5, оп.1, д.2621, л. 8-30, 70-77, 130-138.
7 РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д.179, л. 1-3.
8 Бухман К. Голод 1921 года и деятельность иностранных организаций. Вестник статистики, 1923, № 4-6. С. 87-113. Коган А.Н. Антисоветские действия американской администрации помощи (АРА) в Советской России в 1921–1922 г.г. Исторические записки, 1949, т. 29. С. 3 -22.
9 Известия 25. XII. 1921. IX Всероссийский съезд Советов, стенографический отчет. М., 1922, вып. 2. С. 1-13, 20, 34. Доклад Наркомзема на IX Всероссийском съезде Советов. Тверь, 1922, с. 4-5. Гуров П.Я. Девятый Всероссийский съезд Советов и крестьянство. М, 1922. С. 13-14.
10 Осоргин М.А. Времена. М., 1989. С. 130.
11 Современные записки, 1921, т. 7. С. 286-325.
12 Вестник сельского хозяйства, 1921, № 5-6. С. 38-39, № 7. С. 12. Кускова Е. Месяц «соглашательства». Воля России, 1928, № 3. С. 50-69; № 4. С. 43-61; № 5. С. 58-78. Сабашников М.В. Записки. М., 1995. С.566.
13 Горький М. О русском крестьянстве. Берлин, 1922. С. 37. Горький М. Собр. соч. в 30-х томах, т. 17. С. 27-28. В кн: Максим Горький: pro et contra. СПб., 1997. С. 117-126.
14 Руль (Берлин), 22. VI. 1922. Кускова Е. Указ.соч.
15 РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 181, л. 2.
16 Руль (Берлин), 22. VI. 1922. Маслов С.С. Указ. соч. С. 104-105.
17 Кускова Е. Указ. соч.
18 Известия, 3.VII.1921.
19 РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 184, л. 1-2. Архив А.М. Горького. М., 2001, т. XVI. С.48. Горький М. Неизданная переписка… М., 2000, вып. 5. С. 162.
20 Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 44. С. 67-69.
21 РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 184, л. 4. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 53. С. 24-25.
22 Из истории Всероссийской Чрезвычайной комиссии. 1917 — 1921 г.г. М., 1958. С. 443-444.
23 Итоги борьбы с голодом в 1921-22 г.г. М., 1922, с. 171-173.
24 РГАСПИ, ф. 17, оп. 112, д. 189, л. 5-6.
25 РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 184, л. 5; д. 187. Л. 2; д. 189, л. 2-3; д. 190, л.4.
26 Известия, 21. VII. 1921.
27 Известия, 23. VIII. 1921.
28 Известия, 3. VIII, 16. VIII. 1921. Социалистический вестник, 1921, № 14/15. С. 5, 7. Последние Новости (Париж), 17.V.1923. Максимов Ю.Н. Комитет помощи голодающим. В кн.: Память. Исторический сборник. Париж, 1981, вып. 4. С. 382-393.
29 Известия, 22. VII. 1921. Кускова Е. Указ. соч.
30 Известия, 22. VII. 1921, 23. VII. 1921.
31 Известия, 24. VII. 1921. Правда, 7. VIII. 1921.
Продолжение следует
