Меня с самого рождения убеждали, что более двадцати миллионов жизней, отданных в этой борьбе, являются наилучшим доказательством того, что советская власть была и остается несомненным благом. С её цареубийством и расказачиванием, взорванными храмами и загаженными монастырями, коллективизацией и стахановщиной, ГУЛАГом и заградотрядами, съездами и пленумами, пионерскими слётами и зарницами, ложью, тупостью, трусостью и прочими гнусностями. Что её кровавых вершителей и их преемников надо почитать, как спасителей Родины, её последнюю радость и надежду. Что один мой дед геройски погиб на Пулковских высотах для того, чтобы другого деда-победителя за три дня плена закатали после войны в вечную мерзлоту. Чтобы всю жизнь мама униженно писала в анкетах, что трёхлетним ребёнком была на оккупированной территории, а я - что родственников за границей не имею. Чтобы отроческая душа моего ровесника искренне радовалась олимпийской пепси-коле и калевской жвачке, мечтала об импортной прозодежде, гордилась удачно реализованной возможностью отдать за пластинку с песнями на непонятном ему языке сумму, равную бабушкиной пенсии. Чтобы он до конца жизни помнил слова пионерской клятвы и до пятидесяти лет не знал ни одной молитвы.
Сотни фильмов и тысячи книг с единственным смыслом «хочу идти в бой коммунистом» пытались заставить меня поверить в то, что социализм – это счастье моей Родины, что социалистическая революция – это не предательство, не преступление, не убийство России, а первый шаг к светлому будущему всего человечества. Всему этому изнасилованию я должен был радоваться, а 9 мая выражать эту радость публично, на улицах и площадях. Под бравурную медь оркестров и восторженные клики, приветствующие тех, кто имеет право махать мне ладошкой с высокой трибуны. С «чувством глубокого удовлетворения» (фу, мерзость какая) я должен был благодарить паразитирующую на народном горе шпану, кощунственно вещающую о «свободе (!?) и независимости нашей Родины», и о тех, кто защищал её четыре года самой страшной в истории войны. Впрочем, я довольно рано заметил, что штатным «викторианцам» глубоко безразличны дожившие до наших дней ветераны. Повесят медальку-пятилетку, подарят коробку высохших конфет, приобретенных бюджетом по цене птичьего молока, и всё - «никто не забыт, ничто не забыто». А им, беззубым и полуслепым девяностолетним одиноким бабулям и дедулям, еды нормальной купить не на что. Ногти им постричь некому.
Хотя нет, не безразличны. Настоящих фронтовиков боятся. Не дай Бог, скажут правду о войне. Отечественной на фронте внешнем и с 1917-го не прекращающейся ни на миг гражданской, на фронте советско-русском, внутреннем, но от этого не менее жестоком. Не дай Бог, надоумят, что 9 мая – День полупобеды, а полная победа, окончательное освобождение Родины ещё впереди, что действительно нельзя забывать ни-че-го и ни-ко-го. Вот этих ветеранов, а не выкормышей генеральных комиссаров, я и помяну. Честно. Не предавая. И не кощунствуя. Скорбя, гордясь и не прощая.