Бесплатно

С нами Бог!

16+

18:45

Пятница, 29 мар. 2024

Легитимист - Монархический взгляд на события. Сайт ведёт историю с 2005 года

Николай Кузнецовъ. Нѣкоторыя замѣчанія о современномъ обществѣ и массахъ

22.01.2023 17:02

Нѣкоторыя замѣчанія о современномъ обществѣ и массахъ

Кто-то могъ бы сказать, что съ началомъ спеціальной военной операціи на Украинѣ общество въ Россіи раскололось. Кто-то — что общество (въ пониманіи говорящаго) всецѣло встало противъ дѣйствій правительства Россіи и русской арміи. Кто-то бы поспорилъ съ нимъ, заявляя о томъ, что русское общество, напротивъ, полностью поддерживаетъ государство. Каждое изъ этихъ заявленій показываетъ не столько объективную истину (по сути дѣла не очень-то и возможную ни въ изученіи современности, ни въ изученіи исторіи — о послѣднемъ я, впрочемъ, уже упоминалъ въ одной своей рецензіи 2020 года), сколько мнѣніе, обоснованное исключительно политическими мотивами и элементами массовой психологіи.

Критиковать «прогрессивное» современное общество есть дѣло, съ одной стороны, благородное, а съ другой — до жути неблагодарное. Такіе умы, какъ Шопенгауэръ, Кьеркегоръ или Ницше, не были приняты при жизни въ своей критикѣ современнаго имъ времени, которое разсматривалось ихъ современниками исключительно положительно. Послѣдніе видѣли въ нёмъ только прогрессъ, стремленіе къ свободѣ и къ освобожденію «отъ оковъ», въ то время, какъ названные мыслители за маской свободы и прогресса видѣли отнюдь не позитивныя измѣненія, а предвѣстіе хаоса и крови. Тотъ же Кьеркегоръ «прогрессивныя» революціи 1848 года охарактеризовалъ какъ «катастрофу всемірной исторіи», которая по своему масштабу и вліянію на міръ была чудовищнѣе «распада античной цивилизаціи» («En saadan verdenshistorisk Katastrophe, der rangerer saaledes op, at end ikke Oldtidens Opløsning var saa storartet») [Kierkegaard 1906: 555]. Исторія показала, что критики были правы — болѣе правы, нежели не принявшее ихъ общество. Такъ и сейчасъ есть какъ позитивный взглядъ на міръ — характерный для тѣхъ, кого по классической модели ещё времёнъ Французской смуты мы бы отнесли къ лѣвымъ, — такъ и взглядъ негативный. Мнѣ лично ближе послѣдній. Но не спѣшите записывать меня въ пессимисты: я, скорѣе, реалистъ.

Негативный взглядъ наблюдатель со стороны отнёсъ бы къ реакціоннымъ (характерная для лѣвыхъ лексика), а то и къ подлинно мракобѣснымъ. Кто-то бы поспѣшилъ назвать сторонниковъ такого взгляда фашистами, апеллируя, разумѣется, не къ идеологіи Бенито Муссолини и не къ философіи Джованни Джентиле, Бенедетто Кроче или барона Юліуса Эволы — послѣднія имена имъ и вовсе ничего не скажутъ, — а къ распространённому въ лѣвой средѣ штампу, которымъ клеймятъ всѣхъ вокругъ и который, по сути своей, уже ничего и не обозначаетъ. (Вспоминается только шуточное опредѣленіе фашиста, вычитанное мною гдѣ-то въ сѣти чуть ли не десять лѣтъ назадъ: «фашистъ — это тотъ, кто побѣдилъ либерала въ спорѣ»). Ну и пусть. Въ наши годы слова всё равно значатъ существенно меньше, чѣмъ въ тѣ благословенныя времена, когда изъ-за нихъ могли вызвать на дуэль.

Обратимся всё-таки къ обществу. Оно опредѣлённо расколото по данному вопросу. Правда, этотъ расколъ произошёлъ не вчера, не въ февралѣ 2022 года, и не въ маѣ 2014, а значительно раньше. Въ нѣкоторой степени этотъ расколъ (въ его современномъ видѣ) является наслѣдіемъ совѣтской эпохи, равно какъ и бо́льшая часть всѣхъ проблемъ русскаго и сосѣднихъ обществъ. Совѣтская политика, пропаганда, массовое образованіе (наложившееся на самый феноменъ массоваго общества, возникшій именно въ часы формированія россійской соціалъ-демократіи и той партіи, что и сотворитъ позднѣе Совѣтское государство) заложили интеллектуальныя и идеологическія основы, на которыя опираются — какъ ни странно — значительныя группы по обѣ стороны даннаго раскола. Послѣднее не столь очевидно. Яростные критики современной Россіи и ея текущей политики, что слѣва, что справа, конечно постоянно говорятъ о ея совѣтскомъ наслѣдіи (которое, признаемъ это честно, присутствуетъ), но и сами эти критики (даже тѣ изъ нихъ, что относятъ себя къ Русскому Зарубежью — неважно, являются ли они таковыми на самомъ дѣлѣ или прикидываются, какъ одинъ мой оппонентъ) во многомъ живутъ, дѣйствуютъ и мыслятъ въ паттернахъ именно совѣтскихъ, воспринимая за неизмѣнную истину именно сконструированную совѣтскимъ прошлымъ реальность и стремясь сохранить именно совѣтскій status quo, продолжая размышлять о прогрессѣ и о собственной въ нёмъ прогрессивности. Болѣе того, они, какъ мѣтко подмѣчаетъ профессоръ Волковъ, воспринимаютъ преодолѣніе совѣтскаго («большевистскаго») наслѣдія (что активизировалось какъ разъ въ февралѣ 2022 года) проявленіемъ большевизма [Волковъ 2020: 252]. Что ни говори, но замѣчаніе это очень точное, согласующееся и съ моими наблюденіями послѣднихъ лѣтъ.

Что ужъ говорить, но люди, въ томъ числѣ и изъ-за обозначенной выше причины, всё ещё мыслятъ категоріями тоталитарныхъ и авторитарныхъ сообществъ. Отсюда и риторика современной общественности, полагающей за храбрость и честность любое выступленіе противъ государства (особенно у насъ и особенно противъ государства нашего), въ то время, какъ его защита описывается ими въ категоріяхъ отъ трусости до подлости. Посмотрите сами: любой, кто высказывается въ поддержку государства, объявляется ими врагомъ, предателемъ, пособникомъ убійствъ и т. д., а всякій, кто, напротивъ, громогласно высказывается о несогласіи съ государствомъ и предпринимаетъ какія-либо активныя дѣйствія противъ него, становится иконой и образцомъ «гражданственности и порядочности», даже если эта самая «порядочность» заключается въ пожеланіи смерти нашимъ солдатамъ или въ радости о каждой скорбной новости (какъ было, напримѣръ, послѣ трагической гибели Дарьи Дугиной). Вѣрно было сказано, что массовый человѣкъ не знаетъ морали, поелику не знаетъ въ придачу и понятій служенія и долга («El hombre-masa carece simplemente de moral, que es siempre, por esencia, sentimiento de sumisión a algo, conciencia de servicio y obligación») [Ortega y Gasset 2021: 175]. Да и масса сама по себѣ, въ силу своей импульсивности и измѣнчивости, является безнравственной и даже аморальной («le libéralisme se posait comme assomption et dépassement du sentiment éthique simple au nom d’une vision à long terme du devenir historique de l’humanité») [Le Bon 1937: 41]. И это передаётся человѣку внутри нея.

Непріятіе же инакомыслія, любой инаковости, воспріятіе себя «como todo el mundo», «какъ и всѣ», характеризуетъ таковыхъ людей какъ массу, какъ толпу. Какъ справедливо пишетъ Ортега-и-Гассетъ, масса не мѣритъ себя въ категоріяхъ добра и зла, но только въ категоріи неотличимости («Masa es todo aquel que no se valora a sí mismo — en bien o en mal — por razones especiales, sino que se siente “como todo el mundo” y, sin embargo, no se angustia, se siente a saber al sentirse idéntico a los demás») [Ortega y Gasset 2021: 18–19].

Болѣе того, современное прогрессивное общество въ своей тотальности не пріемлетъ не только инакомыслія, но и молчанія. Справедливо отмѣчаетъ Мишель Уэльбекъ, этотъ критикъ современности шопенгауэріанскаго толка, что просто невозможно въ наши дни не имѣть гражданской позиціи [Houellebecq 2010: 74]. И въ самомъ дѣлѣ, та же извѣчная мысль «кто не съ нами — тотъ противъ насъ» работаетъ тутъ въ первую очередь. «Гражданское» общество требуетъ, чтобы каждый имѣлъ какое-то опредѣлённое мнѣніе, безъ градацій, сомнѣнія и исключеній. Стоять въ сторонѣ не получится, какъ не выйдетъ и уйти отъ разговора. Достаточно вспомнить, что тотъ же антиправительственный каналъ Дождь (*признанъ въ Россіи иностраннымъ агентомъ) былъ запрещёнъ въ «прогрессивной и свободной» Латвіи за намёкъ о необходимости помогать мобилизованнымъ русскимъ солдатамъ, которыхъ одинъ изъ ведущихъ телеканала назвалъ «жертвами путинскаго режима». Одно это было воспринято какъ проявленіе нелояльности «прогрессивнымъ идеямъ» и поддержки симъ иностраннымъ агентомъ политики Россіи. Sapienti sat.

Наше либеральное сообщество такъ и существуетъ. Оно встраиваетъ себя въ таковую парадигму, въ которой Россія не разсматривается какъ что-то позитивное, какъ что-то достойное позитивнаго освѣщенія или хотя бы разговоровъ о неоднозначности и сложности происходящаго. Повсюду есть только мракъ. Таково ихъ міровоспріятіе, которое они и транслируютъ. И въ нёмъ нѣтъ мѣста этическому. Опять обратимся къ Уэльбеку, который прямо пишетъ о томъ, что либерализмъ стремится преодолѣть «простое нравственное чувство» ради достиженія свѣтлаго будущаго («le libéralisme se posait comme assomption et dépassement du sentiment éthique simple au nom dune vision à long terme du devenir historique de lhumanité») [Houellebecq 1998: 48]. Ради такой цѣли можно и пожертвовать человѣчностью, порядочностью, понятіями морали, нравственности, чести. По крайней мѣрѣ, при наблюденіи складывается именно такое впечатлѣніе. Помимо этого, человѣкъ жертвуетъ и сложностью. Какъ я ранѣе отмѣтилъ, масса не терпитъ оттѣнковъ, она не терпитъ градацій и исключеній. Всё должно быть столь простымъ, чтобы масса — а она по природѣ своей не способна на анализъ сложнаго — могла познать отдѣльнаго человѣка внутри себя. Иначе, если мнѣніе человѣка не является отчётливымъ и неизмѣннымъ (при условіи неизмѣнности толпѣ, но не толпы), онъ становится опаснымъ для массы, или, словами Ницше, für die Heerde — «для стада» («Du sollst erkennbar sein, dein Inneres durch deutliche und constante Zeichen ausdrücken, — sonst bist du gefährlich: und du böse bist, ist die Fähigkeit, dich zu verstellen, das Schlimmste für die Heerde. Wir verachten den Heimlichen, Unerkennbaren») [Nietzsche 1922: 347–348]. Сему вторитъ и Ортега-и-Гассетъ, добавляя, что люди массы, сами по себѣ являющіеся простыми, заурядными, эту самую заурядность и вульгарность стремятся навязать другимъ («Lo característico del momento es que el alma vulgar, sabiéndose vulgar, tiene el denuedo de afirmar el derecho de la vulgaridad y lo impone dondequiera») [Ortega y Gasset 2021: 22]. Видимо, для того, чтобы упростить всё до уровня понятнаго массѣ.

Болѣе того, это-то какъ разъ и сообразуется съ понятіемъ психологіи массы (а либеральное сообщество — какъ, справедливости ради, и любое иное — можно разсмотрѣть именно какъ массу). Въ массѣ человѣкъ теряетъ человѣчность. Ему даже необходимо отключить свою совѣсть и повиноваться именно массовому позыву и авторитету [либеральной] идеи (какъ объ этомъ прямо пишетъ тотъ же Фрейдъ: «Im Gehorsam gegen die neue Autorität darf man sein früheres “Gewissen” außer Tätigkeit setzen» [Freud 1921: 31]).

Люди внутри таковой массы поддакиваютъ самимъ себѣ въ моменты раздѣленія общества какъ такового, привѣтствуя каждаго, кто выступаетъ купно съ ними противъ «всего плохого», какъ очередного героя, «ведомаго совѣстію». И именно это дѣлаетъ ихъ массой. Отсутствіе сомнѣнія и критическаго подхода (хотя, что забавляетъ, именно со стороны представителей таковыхъ массъ я лично и слышалъ обвиненія въ отсутствіи у меня критическаго мышленія только потому, что я сомнѣвался въ истинности — и искренности — ихъ взгляда на міръ или на ту или иную проблему въ нёмъ), отсутствіе индивидуальности смѣшиваются съ необходимостью внѣшняго подкрѣпленія толпой, повторенія ею тѣхъ же «истинъ». Впрочемъ, и это было сказано ещё сто лѣтъ назадъ (см.: [Freud 1921: 90]). Потеря же индивидуальности ведётъ къ саморасчеловѣчиванію [Freud 1921: 33, 113], что мы со стороны наблюдаемъ постоянно. Всѣ эти радостныя записи о террористическихъ актахъ и цѣленаправленныхъ политическихъ убійствахъ, всѣ эти торты съ фотографіями погибшихъ русскихъ солдатъ, мясныя нарѣзки въ упаковкѣ изъ русской военной формы — всё это мы берёмъ во свидѣтельство нашимъ наблюденіямъ.

Масса, какъ я уже сказалъ выше, не терпитъ не только инакомыслія, но и молчанія. Не только по той причинѣ, которую озвучивалъ Уэльбекъ, но и потому, что она стремится къ пониманію только внѣшняго, какъ наиболѣе понятнаго. Высказавшій мнѣніе понятенъ массѣ (а это массу успокаиваетъ или направляетъ, что мы можемъ замѣтить у Ницше), а само это высказываніе можетъ быть и сугубо внѣшнимъ, безъ какого-либо внутренняго согласія. Тутъ стоитъ нѣсколько отойти отъ темы, оставаясь, правда, въ ея рамкахъ.

Толпа, какъ отмѣчаетъ и Лебонъ, знаетъ только простыя и крайнія чувства. Всё, внушённое ей, она принимаетъ за истину («Les foules ne connaissant que les sentiments simples et extrémes, les opinions, les idées et croyances qu'on leur suggère sont acceptées ou rejetées par elles en bloc, et considérées comme vérités absolues ou erreurs non moin absolues») [Le Bon 1937: 38]. И эту истину масса и готова не только оберегать, но и навязывать. Особенно же это навязываніе эффективно въ наше время. Представители «общественности» и тѣ, кто слѣдуетъ за нею, упускаютъ тотъ моментъ, что мы живёмъ уже въ информаціонномъ обществѣ, въ которомъ давленіе СМИ и соціальныхъ сѣтей на человѣка сильнѣе, нежели давленіе государства. Да, государство можетъ превратить несогласныхъ съ нимъ лицъ въ мучениковъ для оппозиціонной толпы. Но соціальныя сѣти могутъ полностью уничтожить человѣка, если онъ осмѣливается высказать мнѣніе, противное ихъ нарративу. Это мы наблюдаемъ и на фонѣ западной Cancel Culture, въ рамкахъ которой люди, открыто не вписывающіеся въ повѣстку, подвергаются чуть не гражданской казни и самой настоящей damnatio memoriam. И сколько людей оказываются вынужденными во внѣшнемъ мірѣ, во взаимодѣйствіи съ окружающей обстановкой, публично принимать тѣ одѣянія, которыя будутъ поняты и приняты массой? Не каждый же способенъ бороться, особенно видя передъ собой примѣры тѣхъ, кто не справился — не мало же публичныхъ лицъ были не просто отмѣнены, но и доведены толпой до самоубійства за послѣднія лѣтъ пять. Право на свободное мышленіе въ такомъ обществѣ не привѣтствуется — оно не практично и не полезно [Любарскій 2018: 225]; напротивъ, для того, чтобы выжить въ такой средѣ, ты долженъ отказаться отъ индивидуальнаго и подчиниться коллективному. Вѣдь масса не можетъ ужиться съ чѣмъ-то, что ею не является. Она ненавидитъ всё, что ей противостоитъ («La masa — ¿quién lo diría al ver su aspecto compacto y multitudinario? — no desea la convivencia con lo que no es ella. Odia a muerte lo que no es ella») [Ortega y Gasset, 2021: 74]. И естественно то, что она будетъ стремиться противостоящее либо уничтожить, либо подчинить (что, въ сущности-то, одно и то же).

И вотъ, не имѣя возможности бороться съ массой, люди оказываются вынуждены ей подчиниться, вынуждены принять ту внѣшность, которую толпа приметъ и которую, и только которую, она поймётъ. Это тоже старо какъ міръ: уже у Аристотеля въ его Никомаховой этикѣ мы находимъ слова о томъ, что «толпа судить всегда по внѣшности, которую только и понимаетъ» (Аристотель, Никомахова этика, Х, 9 — цит. по: [Аристотель 2021: 280]). Это ли не трусость, въ самомъ ея основномъ проявленіи? Принять личину, не свойственную себѣ, для самозащиты, понимая, что придётся не просто пожертвовать самимъ собой, но и поддерживать всѣ послѣдующія идеи своихъ новыхъ хозяевъ. Даже тѣ, что въ конечномъ итогѣ приведутъ къ собственному самоуничтоженію какъ личности. Эту трусость я бы даже назвалъ подлинной ѵпокризіей, подлиннымъ лицемѣріемъ.

Въ конечномъ итогѣ, въ нашъ информаціонный вѣкъ храбрѣе окажется тотъ человѣкъ, кто выходитъ противъ «коллективнаго мнѣнія» информаціонной среды и общественности. Кто идётъ противъ навязываемаго ему «единственно вѣрнаго» мнѣнія. Такой человѣкъ не только не получитъ никакой пользы отъ своего государства, но и будетъ оплёванъ толпой, низведёнъ ею въ ничто, отмѣнёнъ ею. Толпою конформистовъ онъ будетъ заклеймёнъ конформистомъ лишь за то, что онъ осмѣлился не идти за нею. Адепты терпимости и толерантности откажутся проявить ихъ къ тому мнѣнію, что не согласуется съ ихъ мнѣніемъ. Послѣднее, конечно, они объяснятъ пресловутымъ парадоксомъ «толерантности». Казалось бы, тутъ есть парадоксъ совершенно обратный. Но въ сущности-то его здѣсь нѣтъ. Мои наблюденія какъ разъ и говорятъ о томъ, что общественность склонна къ такому. А радикалы въ ней норовятъ навязать своё мнѣніе какъ единственную истину. Въ цѣломъ же оказывается, «что терпимость можетъ существовать только подъ патронажемъ нетерпимости» [Любарскій 2018: 196]. И отсюда и возникаетъ нетерпимость къ иному мнѣнію, приверженность которому въ итогѣ и приводитъ къ подлиннымъ страданіямъ за свою точку зрѣнія.

Въ конечномъ счётѣ, современное массовое общество является гораздо бо́льшимъ тираномъ, чѣмъ любой изъ современныхъ правителей. Хотя бы по той причинѣ, что человѣкъ индивидуальный (а правитель всегда индивидъ) съ бо́льшей долей вѣроятности будетъ обременёнъ нравственностію и долгомъ, нежели толпа. Но стоитъ ли вообще обращать вниманіе на толпу? Приходится. Она всегда дастъ о себѣ знать, осуждая человѣка, преслѣдуя его, стремясь растворить его въ себѣ. Мы можемъ лишь дѣйствовать, бороться, не сдаваться. Дѣлать то, что до́лжно. И будь, что будетъ.

 

Николай Владиміровичъ Кузнецовъ,

19–20.12.2022 (01–02.01.2023).

 

Цитируемая литература:

Аристотель. Этика. Къ Никомаху // Аристотель. Этика. — М.: АСТ, 2021. — С. 3–294.

Волковъ, С. В. Почему РФ — не Россія. — Н. Новгородъ: Чёрная Сотня; Магаданъ: Новое Время, 2020.

Любарскій, Г. Ю. Дореформенная орѳографія какъ культурный маркеръ: Этіологія конфликтовъ на границѣ Мёбіуса — по поводу несуществующей соціальной группы / Труды по русскому правописанію. — Вып. 2. — Магаданъ: Новое Время, 2018.

Freud, S. Massenpsychologie und Ich-Analyse. — Leipzig, Wien, Zürich: Internationaler Psychoanalytischer Verlag G. M. B. H., 1921.

Houellebecq, M. Approches du désarroi // Houellebecq, M. Rester vivant et autres textes. — Librio, 1998. — P. 39–56.

Houellebecq, M. La carte et le territoire. — Paris, Flammarion, 2010.

[Kierkegaard, S. A.] Søren Kierkegaards samlede værker / udgivne af A. B. Drachman, J. L. Heiberg og H. O. Lange. — XIII bind. — Kjøbenhavn, Kristiania: Gyldendalske boghandel nordisk forlag, 1906.

Le Bon, G. Psychologie des foules. — Paris: Librairie Felix Alcan, 1937.

Ortega y Gasset, J. La rebelión de las masas. — ePUByrm, 2021.

Nietzsche, F. Der Wille zur Macht. Versuch einer Umwerthung aller Werthe. Erstes und zweites Buch // [Nietzsche, F.] Nietzsches Werke. — Band XV. — Leipzig: Alfred Kröner Verlag, 1922. — S. 129–489.

 
Версия для печати